Ветер вырывал слова у меня изо рта и бессмысленно смахивал их прочь, в сторону застывшего сельского пейзажа.
И тут до меня дошло, что ведь меня ничто не удерживает от побега. Все, что мне требуется, — это спрыгнуть подальше от Марион Тродд и броситься к лестнице.
Она почти наверняка оставила дверь открытой. В противном случае как она собиралась вернуться в дом после того, как прикончит меня?
Она оскалила зубы и скорчила гримасу, когда я прыгнула, но не смогла высвободиться и схватить меня, когда я пролетела над ее плечом. Мои колени согнулись, когда я приземлилась на сугроб.
Жаль, что я не смогла придумать благородную дерзкую колкость, чтобы бросить в ее рычащее лицо. Страх и сильный холод мало что оставили от меня, кроме скорчившегося дрожащего свертка.
И тут я вмиг вскочила на ноги и побежала по крыше, будто за мной по пятам неслись все гончие ада.
Мне повезло. Как я и предполагала, дверь на лестницу была открыта. Желтый свет лился на снег теплым гостеприимным треугольником.
Шесть футов до безопасности, подумала я.
Но внезапно дверной проем заслонил черный силуэт, загородив свет — и путь к побегу.
Я сразу же узнала Вэла Лампмана.
Я резко затормозила и попыталась развернуться, но мои ноги скользили, будто я была на лыжах.
Я понеслась обратно по крыше, не осмеливаясь оглянуться, добралась до дымохода гостиной и снова забралась на уступ. Если Вэл Лампман меня настигнет, я не хочу этого знать.
Может, у меня получится заманить его в ту же ловушку, что Марион Тродд. Он еще не знал о клее, а я не собиралась его предупреждать.
Забравшись повыше на дымоход, я увидела, что он неторопливо пересекает крышу. Методично — да, вот подходящее слово.
Похоже, он послал Марион Тродд разделаться со мной. Она последовала за мной, проскользнув на крышу во время одного из моих походов вверх-вниз. Но, когда она не вернулась, он отправился выполнить грязную работу самостоятельно.
Он едва глянул на Марион, которая до сих пор не могла высвободиться из хватки клея, дергаясь с тем же успехом, что мошка на липкой бумаге.
— Вэл! — завопила она. — Освободи меня!
Первые слова с тех пор, как она появилась на крыше.
Он повернул голову, остановился и сделал неуверенный шаг по направлению к ней.
Вот тогда я поняла, что этим человеком двигала жажда мести Марион Тродд. Это по ее требованию он задушил собственную мать.
Если это любовь, я не хочу иметь с ней ничего общего.
У основания каминной трубы, не зная, к кому из нас сначала подойти, он внезапно споткнулся, пошатнулся — и упал локтями в снег!
Я приободрилась.
Когда он поднялся на дрожащие ноги, я увидела, что он зацепился за бамбуковый шест, невидимый в сугробе.
— Проткни ее, Вэл! — хрипло прокричала Марион, когда он поднял эту штуку. Она уже перешла от мыслей о собственном освобождении к требованию моей головы на тарелочке.
— Проткни ее! Сбей ее вниз! Сделай это немедленно, Вэл! Давай же!
Он посмотрел на меня, затем на нее, его голова вертелась, и он не мог решиться.
Потом медленно, как будто в гипнотическом трансе, он поднял шест и двинулся к месту прямо под тем, где я крепко цеплялась за дымоход.
Не торопясь, он просунул острый конец в воротник моего кардигана, медленно провернув его, чтобы убедиться, что он плотно зацепился.
Острое щупальце проволоки быстро запуталось в шерсти моей кофты. Я чувствовала, как оно царапает спину между лопатками.
— Нет! — выдавила я. — Пожалуйста!
Один яростный рывок, и я упала, приземлившись лицом в удушающий снег, не в состоянии дышать.
Когда я перевернулась, он уже волок меня к краю крыши. Я бесполезно хваталась руками за воздух, но цепляться было не за что, мне не спастись.
Я попыталась подняться на ноги, но не могла нащупать точку опоры. Он использовал шест, чтобы держаться подальше от моих рук, ног и зубов, и волок меня по снегу, будто рыбу на остроге.
Теперь он подтащил меня к самому краю зубчатой стены, и его план стал совершенно ясен. Он собирается сбросить меня вниз.
Его ноги скользили по покатой крыше, и он пытался прочно упереться для финальной части смертоносной работы с шестом.
Как несправедливо повернулось дело, подумала я. Вернее, просто мерзко, если поразмыслить. Никто не заслуживает подобной смерти.
Тем не менее Харриет умерла так же, верно?
О чем была ее последняя мысль на той заснеженной горе в Тибете? Вся жизнь промелькнула перед ее глазами, как это говорят?
Успела ли она подумать обо мне?
«Прекрати, Флавия! — произнес голос в моей голове, внезапно и довольно отчетливо. — Прекрати это!»
Я так удивилась, что послушалась.
Но что я должна делать?
«Возьмись за палку», — довольно раздраженно велел голос.
Да! Вот оно — возьмись за палку.
Сделать это было до нелепости легко. Терять мне нечего.
Каким-то образом в этот момент я ухитрилась повернуться так, чтобы освободить воротник и уцепиться за конец шеста. Неожиданно это дало мне опору, необходимую для того, чтобы неуклюже подняться на ноги.
Теперь мы стояли на самом краю пропасти, Вэл Лампман и я, словно два канатоходца, и каждый изо всех сил цеплялся за противоположный конец бамбукового шеста.
Он резко дернул палку в свою сторону, пытаясь опрокинуть меня, но его нога поскользнулась на обледенелом каменном водосточном желобе. Он выпустил свой конец шеста и дико замахал руками, пытаясь сохранить равновесие.
Но этого было недостаточно, чтобы спасти его.
В полном молчании он упал на спину, и его поглотила ночь.
Откуда-то снизу донесся тошнотворный плюх.
Я осталась на покатом краю, шатаясь и отчаянно стараясь сохранить равновесие, но мои ступни медленно скользили к краю зубчатой стены, которая была теперь в нескольких дюймах впереди.
В отчаянии я бросилась лицом вниз, стараясь вонзить пальцы в ледяные камни.
Бесполезно.
Когда моя нога наткнулась на пустое пространство, я сделала последний отчаянный рывок к пострадавшей от непогоды свинцовой водосточной трубе, пытаясь зацепиться пальцами за ее край, но она подалась, посыпалась — практически рассыпалась в моих пальцах, — и я почувствовала, что скольжу… словно безвольный манекен… в пропасть.
И потом я падала… бесконечно… беспредельно… кажется, вечность… в темноту.
