— Всенепременно буду! — церемонно поклонился Владимир Станиславович и тут же озорно подмигнул Арсенину.?— Тем более у меня в нумере бутылка французского коньяку завалялась. Маленькая, всего-то в четверть[27] будет. Оно, конечно, не шустовский нектар, но для… чаю очень к месту придется. Метко сказано, что на чужбине и мытарь за родню идет, а уж встреча с вами, Всеслав Романович, приятнейший для меня подарок! Только б с той четверти да на радостях не загулять нам да не пойти к вратам Царьграда щит приколачивать, а то этак и до войны недалеко… Обратили внимание, сколько немцев в Стамбуле? Привечает их нынешняя власть.
Кочетков недовольно дернул щекой и о чем-то задумался. Мгновением позже он, стряхнув мимолетное оцепенение, склонил голову в коротком поклоне.
— А сейчас разрешите откланяться. Вы так стремительно и целенаправленно неслись по улице под всеми парами, что не составляет труда догадаться о вашей занятости. Эдуарду Рудольфовичу привет!
— Передам обязательно! — Арсенин пожал протянутую ему на прощание руку и на секунду задумался.?— А что, барон фон Штейгер все еще в главных агентах ходит? Поговаривали ведь, что его еще по лету на пенсион проводить собирались?
— Здесь он, здесь,?— доверительно кивнул Кочетков.?— Этот могучий старик всей нашей империи подобен, непоколебим и неистребим. Не смею вас больше задерживать, а вечером крепите ванты и шкоты — обязательно в гости нагряну!
Как и было обещано, Кочетков навестил кают-компанию «Одиссея», произведя на господ офицеров самое благоприятное впечатление. Весь вечер он озорно и весело шутил, долго и со знанием дела обсуждал с механиком Никитой Степановичем достоинства и недостатки новых котлов Беллино-Фендерих, умудряясь в то же время дискутировать с доктором Карпухиным и штурманом Силантьевым о культуре Индии и причинах восстания сипаев. К слову сказать, принесенная Кочетковым бутыль с коньяком так и осталась едва початой, потому как чрезмерное винопитие во время похода на борту «Одиссея», мягко говоря, не поощрялось. Так что щит к воротам Царьграда так и остался не прибитым. До следующего раза.
За веселым и познавательным общением время пролетело незаметно, и только когда Силантьев, собираясь на вахту, стал прощаться, собрание в кают-компании заметило, что четыре часа пролетели незаметно. Следом за Силантьевым распрощался и Кочетков. Позвав вестового, он попросил разлить коньяк по бокалам, после чего, завершая встречу, гость произнес длинный и красивый, слегка вычурный, но от этого не менее приятный тост.
Уже стоя напротив сходней, Арсенин несколько озадаченно взглянул на Кочеткова и спросил:
— Владимир Станиславович! Простите, бога ради, ежели не в свое дело лезу, но ни днем, ни нынче вы так и не обмолвились, каким ветром вас в сии палестины занесло, упомянули, что вам пароход еще дней десять ждать, и только.
— Господь с вами, Всеслав Романович! Какие могут быть обиды? Никаких, ровно как и тайн.?— Передумав спускаться, Кочетков повернулся к капитану:?— Служба меня сюда занесла, по ее делам и далее направляюсь. А через десять дней, если беды какой не случится, Константинополь навестит «Espadarte», пароход португальский. Вот на нем я в Лоренсу-Маркиш проследую, если ранее от жары и скуки ноги не протяну.
— А зачем вам столько времени терять? — обрадовался возможности оказать любезность Арсенин.?— Чем с инородцами два месяца по волнам болтаться, не лучше ли делать это с земляками? Если вы не против нашего общества, могу предложить вам вторую койку в своей каюте и стол в кают-компании.
— Спасибо за предложение,?— пытаясь разгадать, есть ли в неожиданном предложении подвох, чуть настороженно прищурился Кочетков.?— Только одного не пойму: вы, конечно, капитан и сам себе голова, но вот так, ни с того ни с сего, ради случайного знакомца отправлять свое судно за тридевять земель? Позвольте полюбопытствовать, с какой это корысти?
— Да нет же, нет! — рассмеялся Арсенин.?— Нет никакой корысти. Точнее, корысть присутствует, но к вам никакого отношения не имеет. У меня фрахт до Дурбана, а в Лоренсу-Маркиш мы так и так заходить будем, бункероваться да свежую воду в анкера брать. Так почему бы мне не помочь хорошему человеку? Тем более такому приятному и интересному собеседнику.
— Если так, то вы, Всеслав Романович, меня премного обяжете.?— В порыве благодарности геодезист крепко пожал Арсенину руку.?— Предложение ваше для меня как нельзя кстати, ибо никто еще не опроверг романского измышления — tempori parce! Только теперь я даже не знаю, что более для вас обидно — что в корыстолюбии вас заподозрил или же что в недостатке прагматизма уличил.
— За такие подозрения я б и на мытаря не обиделся, а на вас и подавно,?— вновь улыбнулся Арсенин.?— Вы сейчас портье записочку черкните, а я вестового в гостиницу за вашими вещами отправлю. Незачем вам по ночному Стамбулу ноги бить да местных разбойников в искушение вводить. Пока матрос до гостиницы добираться будет — прошу в мою, а теперь и вашу, каюту.
Перешагнув через комингс капитанских апартаментов, Кочетков бегло, но в то же время внимательно осмотрел помещение, а затем, подойдя к книжной полке, взял с нее один том.
— Вы, смотрю, тоже Киплинга почитываете? И как он вам?
— Изрядный, по моему мнению, писатель.?— Арсенин расстегнул китель и присел на край койки.?— Да и поэт отменный. Жаль только, на язык родных осин пока не перевели, приходится на его родном языке читать. Судя по вашему «тоже», вы и сами весьма его цените?
— Ваша правда, ценю,?— неторопливо перелистнул страницы Кочетков. — Особенно мне у него «Mowgli’s Brothers» нравятся. Он… один приятель, ведая о моем увлечении сим писателем, то ли за внешнее, то ли за внутреннее сходство меня как-то Акелой окрестил…
Арсенин, привстав с койки, принял позу древнегреческого декламатора, и, демонстрируя отличную память, процитировал:
— Закон Джунглей суров: промахнулся — уходи! Дело ведь не в том, что Стая осталась без добычи, в конце концов, в джунглях полно живности, дело в том, что Вожак не может ошибиться. Никогда, ни разу!
— Вижу, вижу, читали,?— хитро прищурившись, сдержанно поаплодировал Кочетков.?— Значит, одна тема для бесед в дороге уже имеется, что радует. Но я, в отличие от книжного волка, не промахиваюсь. Ни в прямом, ни в фигуральном смысле. И когда я на тропе, никакой Шерхан помешать не сможет…
Арсенин взглянул на спутника и даже сквозь сумрак каюты сумел рассмотреть, насколько тот похож на волка — огромного серого вожака, уверенно ведущего стаю сквозь лес, который чутко вдыхает воздух и знает обо всем, что творится окрест. Не боится никого и ничего и сливается с ночной тьмой так, что лишь желтые его глаза сияют во тьме.
— Послушайте, Всеслав Романович, а ведь, пожалуй, не переведут у нас Киплинга! — с деланым сожалением вздохнул Кочетков.?— Непременно цензоры фразу про «промахнулся — уходи» вычеркнут. Скажут — что за фривольные намеки на внутреннюю политику Российского Правительства?
— А вы, Владимир Станиславович, вольнодумец, однако! — притворно ужаснулся капитан.
— Берите выше, Всеслав Романович — чистый карбонарий…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Урал, 1871–1894
На пути к Тихому океану Россия, воздвигая силами первопроходцев заставы и крепости, создала не просто подвластные царевой деснице области, а целые государства. Потому как Уральскую горнозаводскую империю, раскинувшуюся по обе стороны Каменного пояса, вряд ли кто бы осмелился назвать по- иному.
На Урале все отличалось от Центральной России. Здесь царил не губернатор, а Главный Начальник горных заводов хребта Уральского; здесь не знали полиции, а закон олицетворяли офицеры Корпуса горных инженеров, носившие зеленые мундиры и величавшиеся непривычными русскому слуху чудными званиями. А венцом справедливости являлся один лишь суд — военно-полевой. Он часто и беспощадно карал и изредка миловал.
Этот порядок, как и сам Урал, казался незыблемым, но во второй половине века девятнадцатого
