Качалкой называли сарайчик, пристроенный к кочегарке. Несколько тренажеров, штанга, гири – вот и весь инвентарь. Зимой в сарайчике было холодно, летом – жарко. По вечерам там собирались детдомовцы, которые под присмотром тренера поднимали тяжести, качали мускулы. Тренера они боготворили. Его все в детдоме боготворили.
Когда Анатолий Сергеевич Овсянников после тренировки – по пояс голый, а то и в одних плавках – умывался у колонки во дворе, девчонки прилипали к окнам. А потом до вечера обсуждали его мужские достоинства – ширину плеч, прекрасно вылепленные мышцы, огромный бугор в плавках. Эсмеральда мучилась, слушая их дурацкие разговоры. Она была тайно влюблена в тренера. Он был высоким, голубоглазым, стройным мужчиной ее мечты – ее героем. Она называла его графом де Монфором, это имя ему так шло. Анатоль де Монфор. “Да он кобель, подруга, – посмеивалась Рита. – Нашла себе графа! Женатика, с двумя детьми...” Но ни жена – тощая выдра с кривыми ногами, ни дети не мешали Эсмеральде вздыхать о тренере. Она воображала, как он обнимает ее своими сильными красивыми руками и говорит журчаще: “Может быть, бокал вина, ма шер мадмуазель?” – и сердце ее слабело, а глаза увлажнялись.
Она толкнула дверь в сарайчик. Здесь было холодно, пахло мужским потом и машинным маслом. Под потолком горела тусклая лампочка без абажура. Полуголый тренер возился у брусьев. Эсмеральда прислонилась к стене, скрестив ноги, и поздоровалась. От смущения голос ее прозвучал вызывающе.
– Привет-привет. – Овсянников вытер руки тряпочкой и выпрямился. – Вот вам и снаряд, дамы и господа. – Встал между брусьями, подпрыгнул и замер на вытянутых руках – ноги вперед. – Называется – угол. – Спрыгнул. – Хочешь попробовать, королева шантеклера?
От неожиданности Эсмеральда рассмеялась. Взялась за поручни, подпрыгнула, еще раз. Овсянников подхватил ее под мышки, помог. Она попыталась сделать угол – он опять помог. Эсмеральда сделала угол, спрыгнула, вся потная, возбужденная, запыхавшаяся, с колотящимся от счастья сердцем.
– Ну что? – Тренер подмигнул. – Надо бы обмыть снаряд, а то сломается.
Эсмеральда прыснула.
Они сели на тахту, обтянутую клеенкой. Овсянников ловко открыл бутылку, которую достал из-под подушки, и разлил вино по пластиковым стаканчикам.
– Можно я буду звать тебя Эсси? – спросил тренер, наклоняясь к Эсмеральде. – Хочешь?
Она кивнула. От тренера пахло потом, и у Эсмеральды от этого запаха кружилась голова.
– Ну тогда так и припечатаем! – Тренер быстро поцеловал ее в губы и выпил. – До дна!
Эсси зажмурилась и выпила до дна. Граф де Монфор снова поцеловал ее в губы и не отпускал, напирая, пока она не опустила голову на подушку. Горячо дыша Эсси в лицо, он снял с нее колготки и стринги, развел руками ноги, задрал куртку, лег сверху, прижался животом, Эсси прикусила губу, засопела, а когда наконец открыла глаза, граф сидел рядом и курил.
– Ну ты как, ничего? – спросил он. – Выпить будешь?
Эсмеральда повернулась набок, натянула колготки, села рядом с Овсянниковым, сунула ноги в туфли. Проверила накладные ресницы – одна потерялась.
– Давай-ка, – сказал он, легонько подталкивая ее к выходу, – ты первая, потом я.
Она выскользнула из сарайчика, огляделась, бросилась за угол, прижалась к стене, вся дрожа. В животе клокотало. Согнулась – вырвало. На подгибающихся ногах обогнула гору угля и вышла во двор. Лелька Кумарина – откуда она взялась? – догнала ее, помогла подняться в спальню, что-то сказала, но Эсмеральда отмахнулась.
Оставшись одна, открыла окно, вспомнила о красных стрингах, которые остались в сарайчике, о потерянной накладной реснице, легла грудью на подоконник, слизнула кровь с губы и отключилась.
После отбоя в Башне собралась компания: бойкая Ленка Гвоздь, проныра Лелька Кумарина, ленивая Оксана Бублик, огромная Дуля, куколка Мадонна, стерва Люсяга, Большая Рита, Эсмеральда, спортсмен Сухарев, длинный Толик, хохмач Комиссар Катанья, обалдуй Засос Зафесов, медлительный Слам и малыш Тузик. Все свои.
Эсмеральда почувствовала себя лучше, выпив шампанского.
– Сто лет шипучки не пила, – сказала Ленка Гвоздь. – Вкусно...
– И на какой же это вы улице деньги нашли? – спросила Люсяга. – Прямо в мешке?
– Не нравится – не пей! – отрезала Рита. – Кому еще налить?
– Надо выпить за что-то, – предложил Толик. – Что мы, как глисты, тут? Кто речь толкнет?
– Тузик! – крикнул Комиссар Катанья.
– Давай, давай, Тузик! – закричал Засос. – Сбрехни красиво!
– Скажи, Тузик, – сказала Оксана. – Я тебя за это поцелую.
– Про что говорить-то? – спросил Тузик.
– Про любовь, – прогудела Дуля.
– Про настоящую любовь, – сказала Мадонна, глядя на Сухарева. – Как у Офелии.
– У Ромео и Джульетты, – поправила ее Эсмеральда. – Давай, Тузик, а то шампанское выдохнется.
Она поймала взгляд Сухарева и выпрямилась, чтобы грудь казалась больше.
Тузик встал, протянул Рите кружку – Рита наполнила ее шампанским.
– Это будет история про руку, – сказал он. – Там, где я родился, были горы. Горы и ущелья. Глубокие ущелья. Прямо бездны. Через ущелья – мосты, чтоб ходить. На таких веревках мосты или даже просто как бревна. Как бревна – самые страшные. Когда идешь по бревну, вниз смотреть нельзя...
– И вверх нельзя, – с ухмылкой сказал Слам.
Дуля толкнула его в бок.
– Только вперед надо смотреть, – продолжал Тузик. – И вот одна семья пошла через такой мост, по бревну. Внизу бездна. Муж, жена и двое детей. Детей отец взял на руки, потому что сами они боялись. На одной руке сын, на другой – дочь. – Тузик развел руки и кивнул сначала на левую, потом на правую. – Идут они и идут, и вдруг налетел орел. Орлы там огромные, прямо как собаки. Крылья огромные, когти... клюв – как у крокодила... Налетел на них орел, закричал страшным голосом... хотел их схватить... Отец детей к себе прижал, а жена его испугалась. – Тузик помолчал. – Испугалась и упала с бревна...
Мадонна отвернулась – ей стало страшно.
– Вот она падает, падает... и вдруг кто-то ее хвать! Хвать за кофту! И вытащил на бревно. – Тузик перевел дыхание. – А это ее муж схватил. На одной руке у него мальчик, на другой девочка, а жена падает, погибает. Стал он молиться Богу: мол, так и так, помоги, не могу я бросить любимых деток, чтобы помочь любимой жене. И как тут быть? И Бог ему помог. – В голосе Тузика зазвучал металл. – Он даровал ему третью руку! У мужика вдруг выросла рука, и он схватил свою любимую жену и спас ее от смерти...
– Ну ни хера себе! – сказал Засос. – Где ж она у него выросла?
– А куда потом подевалась? – спросил Комиссар Катанья. – Отвалилась, что ли?
– Хватит вам, – сказал Сухарев. – Сами его просили, а теперь на него орете.
– Никто на него не орет! – обиделся Засос.
Оксана взяла Тузика за рукав и поцеловала в щеку. Он подставил другую, и, когда Оксана потянулась к нему, ловко поцеловал ее в губы. Все с облегчением рассмеялись.
– Молодец, Тузик, – сказала Рита. – Ну что? За любовь? За любовь!
– За настоящую любовь! – сказала Мадонна, глядя на Сухарева.
– Ура! – крикнул Толик.
Все выпили и набросились на еду.
– А завтра Пасха, – сказала вдруг Ленка Гвоздь.
– Христос воскресе, братья и сестры! – возгласил Комиссар Катанья.
Он подмигнул Лельке Кумариной – та прыснула, закашлялась.
– Подавитесь, богохульники, – пробасила Дуля, отправляя в рот бутерброд с икрой.
– Вы там, пацаны, коньяк разливайте! – скомандовала Рита. – А мы будем вино. Девчонки, кто будет вино?
– Христос воскреснет из мертвых, – проговорил Тузик. – Сказка сказкой, а люблю.
– Чего любишь? – спросил Засос. – Когда воскресают?
Все засмеялись.
