помните, полотно Керстинга несколько лет назад. Его клиент иногда бывает по делам в Берлине, не могли бы они организовать встречу?
В этот период они действовали с особой осторожностью. Георг написал выжидательный ответ — он спрашивал, в частности, известен ли клиент господина Бойе в кругу коллекционеров. Ответ их ошеломил: клиентом Бойе оказался не кто иной, как финский лесной король по имени Петри Ульссон.
Виктор как раз в это время был в Берлине. Он пришёл в страшное возбуждение. Не особо веря в совпадения или в судьбу, которую так часто влечёт за собой случайность, он понял, что такого случая больше не представится.
— Это непрофессионально, — сказал Георг, когда Виктор изложил ему свой план. — Как только в дело вмешиваются чувства, риск ошибиться возрастает раз в сто.
— Думаю, это не так. У нас есть посредник — Бойе. Дай мне только уточнить детали.
— Делай как хочешь. Но я сохраняю за собой право сказать «нет».
Уже к вечеру план был окончательно продуман. Продуманы были все возможности, все мелочи, определена последовательность — по совершенству план этот ни в чём не уступал лучшим подделкам, когда-либо произведённым Виктором на свет.
— Такое мог бы выдумать граф Монте-Кристо, — Георг не скрывал своего восхищения. — Но всё равно, мне кажется, мы идём на ненужный риск… И где ты возьмёшь твоих статистов?
— Пока не знаю… Но что-то говорит мне, что за деньги можно купить всё, в том числе и людей.
— И почему ты считаешь, что я соглашусь втянуть в это дело Джесси Вильсона?
— Из интереса, мой дорогой друг, из чистого интереса…
Виктор был прав — его партнёр оказался не в силах противостоять соблазну. В апреле, после некоторых приготовлений, антиквар Бойе получил ответ от Роберта Броннена. Господин Броннен объяснил, что по стратегическим соображениям фирма больше не предлагает произведения искусства на комиссию в зарубежных странах. Но если Бойе или его заказчики заинтересованы в приобретении немецкой живописи, они могут приехать в Берлин и встретиться с ними в их конторе. В пакет Георг вложил ещё один большой конверт с логотипом фирмы и с письмом, предназначенном директору Ульссону, если господин Бойе возьмёт на себя труд его передать.
Всё произошло точно по сценарию Виктора. Бойе послал письмо своему клиенту. Там содержалось подписанное старшим братом личное приглашение посетить магазин «Братья Броннен» в Берлине. Общим словам о западногерманском рынке искусства сопутствовало краткое описание выставленных к продаже картин. Чтобы дать господину директору представление, Георг приложил список адресов антикваров и продавцов картин, газетные анонсы и краткие каталоги известных аукционов. В одном из таких каталогов были фотографии нескольких работ, которые скоро будут выставлены небольшой фирмой в Берлине и, возможно, представят интерес для господина директора. Речь идёт о неподписанном панно итальянского барокко (по-видимому, школы Симоне Петерзано), работе Лессинга (шедевр дюссельдорфской школы, как сообщалось в тексте, якобы написанном оценщиком берлинской торговой палаты), а также, что самое интересное, вновь обнаруженном холсте немецко-шведского барочного мастера Давида Клёкера Эренштраля. На задней стороне папки красовалась впечатляющая печать выдуманного аукциона «Адлерсфельд» — в высшей степени изощрённая штука. Дата основания аукциона «1835» помещена на печатке, которую держит в когтях лев, очень напоминающий льва на знаменитом коллекционерском эстампилле Мариетта.
Директор Ульссон вскоре прислал деловой ответ с предложением назначить время встречи в Берлине. Прежде всего ему хотелось бы посетить аукцион «Адлерсфельд» в частном порядке. Ему очень любопытно взглянуть на неизвестную работу Эренштраля. Может ли он попросить господина Броннена посодействовать ему в этом деле?
С точки зрения Виктора, лучше быть просто не могло. Ни директор Ульссон, ни владелец комиссионного магазина Бойе ничего не знали о связях торговцев картинами Бронненов в Берлине со знаменитым шведским реставратором Кунцельманном. Единственным человеком, кто знал об этом, был интендант Хольмстрём в Национальном музее, но он был связан неписаным правилом неразглашения деловых контактов сотрудников. А что касается выдуманного аукциона «Адлерсфельд», братья Броннен могли в случае чего с чистой совестью утверждать, что их тоже обманули, — достаточно было скроить любую правдоподобную версию. Виктор Кунцельманн, он же Густав Броннен, естественно, не должен встречаться с высоким гостем. Надо было распределить остальные роли.
Петри Ульссон прилетел из Стокгольма в Темпльхоф на взятом напрокат одномоторном самолёте в обществе молоденькой секретарши, у которой, по всем признакам, не было других обязанностей, кроме как ублажать шефа. Стояло майское утро, было жарко и душно, но пасмурно. В небе неподвижно висели тяжёлые дождевые облака, а на востоке, по ту сторону границы, погромыхивал гром.
Директор появился весь мокрый от пота. Он раздражённо обмахивался шляпой, а в зубах был зажат окурок угольно-чёрной сигары. Он сварливо выговаривал что-то мальчику-носильщику, который нёс за ним чемодан. На выходе его встретил продавец картин Роберт Броннен.
— У меня нет ни одной лишней минуты, — сказал директор на ломаном, но исправно взлаивающем на прусский манер немецком, пожимая руку Броннена.
Итак, только сутки на всё про всё, завтра в Хельсинки у него важная встреча. Визит в магазин Броннена и посещение аукциона «Адлерсфельд» — больше он не успеет.
Они оставили багаж в отеле и направились в магазин «Братья Броннен», где для интересующегося искусством финна не нашлось ничего интересного. Несколько второразрядных работ немецких реалистов девятнадцатого века по цене, мало чем отличающейся от «Хагельстама» [171] в Хельсинки, пара полотен художников, о которых он даже и не слышал, несколько ускользающих от понимания модернистов, производящих вполне дегенеративное впечатление. Хозяин, строгий, но корректный Роберт Броннен, поинтересовался, нет ли у гостя желания побывать на аукционе Герда Розена в Грюневальде, там выставляются интересные работы, но гость не дал себя сбить с толку.
— Я знаю, чего ищу, — сказал он. — А вечером я обещал поужинать с моей секретаршей. Так что мы не имеем права терять время.
— Я бы с удовольствием пригласил вас на ужин, — разочарованно сказал Роберт Броннен. — Мой брат и компаньон, к сожалению, в отъезде, так что я был бы рад, если бы вы скрасили моё одиночество.
Петри Ульссон бросил похотливый взгляд на секретаршу, восторженно разглядывающую одну из кунцельманновских фальшивок. До сей поры она не проронила ни слова.
— Я только наскучу вам своей финской молчаливостью, — сказал он. — К тому же я обещал фрекен Нюберг, что она сможет вернуться в гостиницу пораньше.
— У нас есть несколько графических листов Менцеля, может быть, они заинтересуют вас. Сейчас принесу папку.
Но директор Ульссон раздражённо замотал головой:
— Не будем терять времени, господин Броннен. Ваши предложения — не совсем то, что я ожидал. И если быть честным, мне бы хотелось поскорее взглянуть на Эренштраля, пока он не ушёл к кому-нибудь ещё.
И Роберт Броннен, изобразив на физиономии разочарование приказчика, упустившего важного клиента, пошёл за гостями к такси.
На третьем этаже чудом уцелевшего в войну здания начала века красовалась латунная табличка с логотипом аукциона «Адлерсфельд». Дверь открыл господин Полянски, директор вновь открытого аукциона в Западном Берлине, — красивый молодой человек с причёской а-ля Рудольф Валентино и немного женственными манерами.
— Визит господина Ульссона для нас большая честь, — произнёс он. — Так же, как и господина Броннена, с кем я до сих пор не имел чести быть лично знакомым. А кто же эта очаровательная молодая дама?
