скованными железной арматурой. Посредине острова вырастало исполинское сооружение из стали и металлических тросов, похожее на башню с основанием в несколько сотен квадратных метров. По вечерам кружевная тень башни причудливыми пятнами ложилась на стены и крыши рабочих бараков. От зари до зари на ней копошились электросварщики, вокруг нее у лебедок и громадных катушек с тросами возилась половина всей рабочей армии острова.
Стальная башня росла на глазах, и было очевидно, что основные усилия строительства сконцентрированы здесь.
– Ребята говорят, что это чертовски смахивает на маяк, – сказал как-то Чарли, – или на буровую вышку.
– Маяк так маяк, – отозвался Дик. – Только уж не вышка, конечно. Что здесь можно бурить, подумай?
Майк ничего не сказал и только поморщился. Но раздумывать и спорить было некогда. Начальство спешило и не считалось ни с чем. Работа с утра до ночи, а зачастую и ночью, при свете луны и прожекторов, обжигающее солнце, перегретая затхлая вода в цистернах – этого было достаточно, чтобы убить в людях интерес ко всему, кроме сна и прохлады. По утрам десятники выбивались из сил, расталкивая и поднимая беспробудно спящих рабочих. Смайерс просил, приказывал, грозил и наконец распорядился установить в каждой казарме сирену. Ровно в шесть пронзительный вой срывал людей с постелей. В бараках повисала ругань. Солдаты, крутившие сирены, стремглав выскакивали наружу, спасаясь от града сапог, консервных банок и подушек. Однако опоздания на работу прекратились. Мрачные, осунувшиеся рабочие разбредались по своим местам, и снова грохот камнедробилок, бетономешалок и вагонеток разносился далеко в океане.
– Я, наверно, не выдержу дольше такой гонки! – простонал однажды Чарли, повалившись на свой топчан. – У меня руки и ноги точно ватные. Заметь, даже драки прекратились.
Дик с удивлением взглянул на товарища:
– И правда… Люди действительно выдохлись.
В канун Нового года Болл произнес торжественную речь, поздравил рабочих с наступающим праздником и призвал их «к последнему усилию». При этом он сообщил о том, что администрация объявляет первое января выходным днем и вводит с нового года систему премий. Как ни мал был обещанный отдых и как ни равнодушны стали люди к поощрениям, сообщение это несколько оживило их. Лица прояснились, послышались шутки, смех. Тридцать первого декабря работу окончили засветло.
Это был самый необычный новогодний праздник в жизни рабочих. Под черным тропическим небом, овеваемые солоноватым ветром океанских просторов, они сидели на берегу, пили виски, закусывали деликатесами из «подарков Санта-Клауса» – американского деда-мороза (администрация позаботилась и об этом) – и… молчали. Кто-то уже похрапывал, некоторые клевали носами.
– Новый год… и без елки, – с сожалением сказал Чарли.
– Как – без елки, парень? – усмехнулся Майк. – А это?
Они повернулись к ажурной громаде, башни, смутно темневшей у них за спиной.
– Хороша «елка»! Что ж, спасибо и на том.
Чарли умолк и задумался.
– Ты что? – спросил Дик.
– Так. Вспомнил…
– Понимаю… Джейн?
– Угу. Мы всегда встречали Новый год вместе… Что она думает о нас с тобой? Договаривались писать чуть ли не через день…
– Ну, положим, она знает, что ты жив и здоров.
– Так-то оно так… Господи, хоть бы строчку ей послать!
Дик услышал всхлипывания. Он протянул руку и ласково потрепал товарища по спине:
– Не горюй, дружище! Все будет хорошо… Верно, Майк?
Негр не ответил. Он крепко спал, свесив голову меж колен и сжимая в кулаке нетронутую бутылку.
Месяц после Нового года прошел в горячке. Рабочие двигались подобно теням, засыпали на ходу, натыкались друг на друга, падали… Участились несчастные случаи. Были введены и затем удвоены премиальные. Болл охрип, уговаривая и угрожая. Десятники угрюмо отмалчивались в ответ на замечания Смайерса. Но Смайерс продолжал ходить по острову и торопить.
И вдруг наступил перерыв. Утром 11 февраля никто не будил, не упрашивал, не кричал. Можно было спать. Можно было бродить по раскаленному бетону или сидеть на берегу, опустив в воду натруженные ноги. Можно было валяться в тени загадочной стальной башни.
Обреченный атолл
Настоящим ставлю вас в известность о том, что работы первой очереди на объекте “15” закончены. Освободилось около пятисот рабочих. Необходимо немедленно переправить их в Штаты. Для этого следует использовать транспорты, на которых вывозили туземцев. Транспорты находятся у атолла Маджуро. Бригада в пятьдесят человек, которую я оставлю для монтажа основной системы, будет эвакуирована с объекта за сутки до назначенного дня вместе со всем обслуживающим персоналом на моем судне.
Смайерс отстукал на машинке последние цифры, сунул оригинал и код в сейф и потянулся за сифоном. Было очень жарко и душно. В окно, раскрытое насколько позволяла стальная решетка, било ослепительное тропическое солнце. В пышущем жаром небе – ни облачка. Океан, черно-синий у горизонта, серо-голубой за внешним обводом атолла и зеленоватый в лагуне, был спокоен и неподвижен.
Здание управления начальника объекта находилось на самом высоком месте атолла, и из его окон открывался вид на весь остров. Еще пять месяцев назад здесь зеленели глянцевитые купы кокосовых пальм, ярко желтел песок, вокруг тростниковых хижин бегали голые черные ребятишки и трудолюбиво копошились белозубые мужчины и женщины. Теперь от всего этого не осталось и следа. Сначала были срублены пальмы и снесены хижины, затем обитатели атолла были погружены в гулкие железные трюмы пароходов и увезены. Спустя месяц эти же транспорты прибыли обратно и выплюнули на остров несколько сотен обалдевших от морской болезни людей, десятки всевозможных машин, тысячи ящиков, больших и маленьких, десятки тысяч бочек и досок и горы гравия. В мгновение ока песок был загажен окурками, пятнами нефти и машинного масла, битыми бутылками, огрызками и банками из-под консервов. И теперь взору Смайерса, выглянувшего в окно, представилась однообразная угрюмо-серая гладь цементных и бетонных плит, заставленная бараками, складами, огромными баками с питьевой водой, заваленная досками и арматурными решетками. Зрелище это резко противоречило сияющим краскам неба и океана, но полковник был доволен.
Тут же ходили, стояли, сидели, лежали люди – белые, желтые, черные, в трусах, в панамах, в кепках, в куртках, в набедренных повязках, пахнущие потом, размякшие от жары. Они монотонно проклинали и небо, и солнце, и остров, и эту опостылевшую работу.
В середине лагуны лениво дымил большой белый теплоход.
Смайерс выпил стакан содовой, запер сейф и отправился в радиорубку. Через несколько минут текст шифрограммы, цифра за цифрой, пошел в эфир. А когда над островом взошла луна, всех рабочих собрали у здания управления. Оттуда, в сопровождении десятников, вышли Болл и Смайерс. Толпа смолкла…
– Итак, ребята, – громко произнес Болл, – сегодня, одиннадцатого февраля, фирма расторгает с вами контракт. Основные работы окончены, и строительство свертывается. Не думаю, чтобы это вас сильно огорчало… – Он сделал паузу и оглядел залитые лунным светом лица.
Никто не проронил ни слова.
– Вы работали здесь свыше трех с половиной месяцев, ребята, – продолжал Болл, – и самый низкооплачиваемый заработал больше, чем мог бы заработать в Штатах за целый год. Большинство из вас вернутся домой богачами. Пароходы за вами прибудут через два-три дня. Погрузка будет последней вашей работой на этом строительстве. Завтра с утра вы сможете получить заработанные деньги в конторе. Фирма
