– Прекрасно. – Я собралась уходить.
– Зачем тебе выходной?
– Ал, тебе надо было сначала спросить меня об этом, а потом уж говорить «нет».
– Не учи ученого, – сказал он грозно.
– Прекрасно, – повторила я и снова направилась к двери.
– Для чего, черт возьми, тебе этот день? – вскричал он.
– Тебе интересно? – спросила я, резко обернувшись. – Возможно, я больна, возможно, у меня малярия и мне следует поехать в Нью-Йорк для специального лечения. Может, я не говорила тебе об этом, чтобы пощадить твои чувства, Ал, чтобы ты не переживал за меня.
– Это имеет отношение к твоей матери? – поинтересовался он.
– Я заеду к ней и привезу объяснительную записку, чтобы ты дал мне выходной. У меня около тридцати двух свободных дней, Ал. Я не была в отпуске с тех пор, как начала на тебя работать.
– Я предупреждал, чтобы ты не копила дни.
– А я хочу всего один выходной! – вскричала я. – Хорошо, – я подняла руки, сдаваясь, – пусть будет полдня. Я вернусь к двум и буду работать до полуночи.
– Ладно, – ответил он, снова поворачиваясь к компьютеру. – Но ты должна вернуться к часу!
Я закрыла глаза, вернулась в редакцию и направилась в свою кабинку.
– Сэл! – окликнул меня Джо Бикс, репортер из соседней кабинки. – Я расписался за пакет для тебя из «ВСКТ». Он у тебя на столе.
Я быстро вскрыла его. «ВСКТ» – это формально независимая телевизионная станция в Нью-Хейвене, которая стала филиалом «ДБС» три года назад. Мой приятель раздобыл для меня запись телевизионной передачи, которую я просмотрела на этой неделе в Интернете. Запись сделана в тот вечер, когда их ток- шоу-звезда Джессика Райт была найдена после исчезновения. Обнаружена она была так внезапно, а «ДБС» так спешил передать новости первыми, что Касси Кохран, собрав в студии команду ответственных работников, сама вышла в эфир, чтобы сообщить новости, раз не найдена их постоянная ведущая Александра Уоринг.
Я бросилась в конференц-зал в конце коридора, и, на мое счастье, он оказался свободным. По телевизору передавали новости Си-эн-эн. Я прервала их, вставила кассету и стала ждать.
На экране засветилась надпись: «Выпуск специальных новостей 'ДБС'», а затем появилась Касси Кохран.
Пятьдесят ей или нет, но женщина сногсшибательная Сочетание неважного мейкапа и ужасного освещения сделало ее лицо менее привлекательным, но все равно легко было догадаться, что эта натуральная голубоглазая блондинка – национальная гордость.
Волосы скреплены заколкой на затылке и свободно спадают – именно такую прическу носила моя мать, когда училась в колледже.
Трудно поверить, чтобы эта женщина сделала карьеру в мужском бастионе. Подозрительно. Как это ни печально, но именно так я научилась думать, часто проверяя подноготную потрясающих красоток.
«Доброе утро. Я – Касси Кохран, – спокойным голосом сказала она в камеру, – со специальным выпуском новостей от «ДБС.
Ведущая ток-шоу Джессика Райт найдена в больнице для душевнобольных в Буффало, Нью-Йорк. Джессика Райт жива, но получила травмы. Врачи считают, что вскоре она полностью восстановится».
Она дотронулась до правого уха, слегка склонив голову и, очевидно, слушая кого-то через наушник.
«Леди и джентльмены, у нас готов специальный репортаж Александры Уоринг, которая побывала на месте событий, где меньше часа назад найдена Джессика Райт.
А сейчас Буффало, Нью-Йорк…».
Замелькали кадры с телеведущей «ДБС», которая стояла у замка, похожего на жилье дракона, ярко освещенная софитами, вспышками фотокамер, пульсирующим светом полицейских машин, машинами спасателей и «скорой помощи».
Вот и все. Шестьдесят секунд телевидения Касси Кохран. Но впечатление неизгладимое. В ней есть что-то привлекательное, какое-то достоинство, а возможно, особая искренность, которую редко можно заметить у телеведущих «Новостей» после трех лет работы в эфире. Что бы ни говорили, но люди, работающие перед камерой, постепенно меняются, утрачивают искренность и приобретают что-то другое – возможно, лицедейство и контроль над собой. Это не плохо, а просто так, как есть. Ведущие хотят работать по-своему, но попытка сделать это уничтожает в них изначальную живость, радостное настроение и приковывает к Стулу.
Я перемотала пленку и, вернувшись на рабочее место, положила в портфель. Затем опустилась в кресло и, взяв трубку, включила автоответчик.
Кому-то из каслфордского школьного совета хотелось посплетничать.
Мой друг юрист из Лос-Анджелеса подтверждал, что получил по факсу предлагаемый мне договор с «Экспектейшнз».
Житель Каслфорда, экзотические попугаи которого исчезли из дома, благодарил меня за размещение объявления в газете. Один из них найден.
Пит Сабатино сообщал, что у него ко мне срочное дело, и просил перезвонить по названному номеру.
Архивариус из «Геральд американ» сообщала, что нашла для меня материалы, которые я просила.
Последнее сообщение стало первым, на которое я ответила, так как она нашла развернутое интервью Касси Кохран журналу Северо-Западного университета за 1980 год.
Я ответила еще на два звонка, а затем позвонила сумасшедшему Питу Сабатино. Я злилась на него: прошло уже несколько дней, как я оставила ему сообщение с просьбой перезвонить.
– Алло? – ответил женский голос. В трубке слышался звон посуды и голоса.
– Это говорит Салли Харрингтон. Мне оставили этот номер, чтобы позвонить Питу Сабатино.
Женский голос сразу стал конфиденциальным:
– Он сказал, чтобы в полдень вы пришли на мост Кеглз-Понд. Это действительно срочно. Вы должны прийти одна.
У меня на сегодня и более важные вещи имеются. К примеру, решить, что надеть на завтрашнюю встречу с Верти Воудз. У меня нет времени встречаться с сумасшедшим Питом. Назначенное не место находилось на полпути к Саутинттону.
Я вздохнула. Потому что знала, что поеду.
– Пит? – неуверенным голосом позвала я, пробираясь по грязи в высоких резиновых сапогах, которые я всегда держу в машине. Слава Богу, додумалась побрызгаться средством от комаров, потому что здесь их тучи.
Я посмотрела на часы: без двух минут двенадцать. Позвонила по сотовому в офис, чтобы узнать, оставил ли мне Пит какое-нибудь сообщение. Ничего нет.
Я продолжала идти, пока не остановилась под старым железнодорожным путепроводом. Много лет назад здесь дважды в день ходил товарняк, доставляя в город камень. Вот почему выступы горной породы выглядят здесь так странно: коричневый камень пошел на строительство элегантных домов Западного Манхэттена.
Я огляделась. Пепел от костра, пустые пивные банки. Граффити на цементной подпорке эстакады.
И тут я увидела его. Тело. Лежащее по другую сторону эстакады.
Глава 8
Я не знала мертвого человека. На вид ему было лет сорок пять или чуть больше; он крепкого телосложения, с черными волосами, слегка тронутыми сединой. Глаза карие; я могла видеть их цвет, потому что они были широко раскрыты.
Кто-то выстрелил ему в грудь. Он лежал на спине, его глаза были устремлены в небо. Определенно он мертв.
Я позвонила Девону и попросила срочно приехать. Затем вызвала полицию.
Самое отвратительное в работе репортеров малотиражки – то, что смерть для них прежде всего большое событие. Нас посылают на каждый случай неестественной смерти. Мне доводилось видеть много
