И как летит время! Вроде бы совсем недавно миловались да целовались Иван с Ольгой, приехавшей на каникулы. Она, прижимаясь к мужу, водила тонкими пальцами по кудрявым его волосам, останавливалась на белой полосе возле правого виска и шептала:
— Меченый ты мой, меченый, жизнью искалеченный!
— И почему бы тебе стихи не писать? — отвечал, улыбаясь, Иван. — Толково получается! Только никакой я не искалеченный. Жизнь протекает нормально, можно сказать — радостно и счастливо. Вот ты, например, одна из моих радостей.
— Есть и еще?
— Да мало ли их: Виктор Иванович, Рита, дядя Коля, даже татарки для меня тоже радость.
— А если мы с тобой расстанемся?
— Как это «расстанемся»? Вот ты скоро станешь матерью, и тогда...
— Тогда прощай университет, начнутся пеленки, болезни...
— Ну, зачем же так, Оля? У нас же две бабушки!
— Только одна из них родная, а другая...
— Опять не то говоришь! Рита Ивановна — очень сердечная женщина, это она с виду только строгая. Она и Оксану такой вырастила.
— Опять Оксана!
В первый раз Иван увидел, как недобро сверкнули тогда, даже как-то потемнели глаза Ольги... И вот прошло четыре года. Ольга в первый же год родила сына и назвала его Иваном.
Больше всех этому радовались Виктор Иванович, Рита и Николай Николаевич. А какая встреча была из родильного дома!
Только никак не могли ни Виктор, ни Иван, ни Рита найти общего языка с матерью Ольги, Галиной Степановной. Всегда высокомерная и неприступная, она приезжала в Старый Крым как инспекторская проверка, все ей было не так, все не по ней. И хотя крупных скандалов не было, однако и Виктор, и Рита «родненькую бабушку», как называла себя Галина, невзлюбили. Когда уезжала Ольга на занятия в Москву, Ванятка жил дома и, в основном, за ним ухаживала Рита Ивановна. Мальчик рос веселым и подвижным. Болел, но не часто.
С каждым годом менялась Ольга, и первыми заметили это опытные Виктор и Рита. Побывав на зимних и летних каникулах, она словно на крыльях улетала в Москву.
И так прошли пять лет.
Виктор Иванович сидел на большом камне возле тоскливо журчавшего ручейка, оставшегося от речушки Чурук-Су, за лето почти высохшей, и думал.
Заканчивалось лето. Август — красивейший месяц в этом овеянном стариной, полустепном, полугорном местечке Крыма.
«Вот и побывал я, и пожил там, куда ни за что - бы не подумал, что занесет меня судьба! Надо же! До XIV века это место называлось «Салхат», до присоединения к России — Эски-Крым. До XIII века — центр Крымского улуса Золотой Орды. Тут когда-то монеты чеканились, рядом монастырь Суруб-хач, даже мечеть хана Узбека сохранилась. Здесь жил и умер Александр Грин. Да, легендарное место, только мне тут как-то не по себе. Болеть стал, нужно видно в Сибирь подаваться, пока не поздно. И у Ивана с Ольгой не все клеится. Хотя жизнь, как и у всех. И проблем больших вроде бы не было, а все как-то не так, тоскливо и пусто на душе, особенно когда Ивана нет. А он, став командиром роты, совсем почти не появляется дома. Вот и сейчас укатил в Белоруссию, будто в Крыму места мало. Последнее письмо пришло из какой-то Баравухи. И еще все чаще и чаще стал вспоминать я избушку Егора Исаева, его рассказы про Волчье логово. Не выходит из головы и самородок. И зачем Егор поручил мне такое дело, — продолжал размышлять Виктор, — хорошо, что хоть о золоте кроме меня да Ивана никто не знает. А если бы Ванька меня не послушал, да Ольге рассказал, а она бы матери своей, а мать... Да что раздумывать теперь! И Иван понимает, что правильно сделал. Ольга совсем не та стала. Как бы ни загуляла». Виктор, опершись на палку (теперь он из-за радикулита не расставался с ней), медленно поднялся с насиженного места, разогнул спину, несколько раз повернул корпусом влево-вправо — вроде бы боли не было.
«А все же надо было еще кому-то сказать, может Рите? — подумал Виктор и тут же, как по велению волшебной палочки он услышал ее голос:
— И чего стоишь-то? Шел бы в дом, на веранде такой же воздух, прилег бы отдохнул. Что-то ты в последнее время все стремишься к одиночеству. Может, мучает что, так скажи — не чужие ведь.
— А у меня к тебе действительно разговор имеется, — вдруг решился Виктор. — Присядем?
— Отчего же, можно и посидеть, нам, теперь спешить некуда. Я вот сама тебе хотела сообщить кое- что
— Что же?
— Да ладно, говори, что у тебя?
— Так у меня разговор длинный, только сразу уговор — ни одна душа об этом знать не должна.
— Ну, ты меня совсем заинтриговал!
— Так оно и получается. Ты помнишь, Поляков писал Софье Ивановне о дубовом гробе? Так вот, этот гроб и все что в нем было, я нашел. — И Виктор рассказал Рите все и очень подробно.
— Но это еще не все, червонцы червонцами, а Егор нашел в Саянах, при довольно сказочных обстоятельства, золотой самородок, весом не меньше килограмма. Когда Исаев мне рассказывал, как это произошло, то я вначале не поверил. А через много лет, когда Егор понял, что скоро умрет, он отдал его мне с условием, чтобы я передал Ивану только после его женитьбы. Я сдержал слово, хоть и не совсем так, как Егор того желал. Рассказал я Ивану о самородке раньше — после смерти Насти. А когда он женился, уговорил не рассказывать об этом Ольге.
Рита слушала, не перебивая, а когда Виктор замолчал, тихо сказала:
— Никому золото счастья не приносило, так говорил еще мой отчим. Он честно прожил свою жизнь, хотя и его угробил, по сути, маленький кусочек золота — печатка. А тут целый самородок, и стоит, верно, больших денег... А что Ольге не сказали — правильно сделали, она все больше и больше под мамочкину дудку пляшет. Вот и Ванятку забрали у меня, хотя ему у нас спокойнее было. Скорей бы Никита Игнатич выздоравливал, он бы быстро все на свои места поставил. А так... И решила я в Голодаевку вернуться, не нужна я здесь никому.
— Это как же понимать: «Не нужна»? А мне, а Ивану?! Что касается Ванятки, он хороший мальчуган, сам когда-нибудь разберется. Насчет Никиты Игнатича — тут видно, дело — труба, инфаркт есть инфаркт.
— Так не старый ведь, еще и шестидесяти нет.
— Да с такой стервой год за три считать надо, как на фронте. — И Виктор тоскливо улыбнулся.
— Видать, больно красива была в молодости, она и сейчас еще ничего.
— До моей Насти ей, конечно, далеко, но что так — то так.
— Никак забыть не можешь?
— А чего забывать-то, она всегда со мной. Хоть в этом мне повезло.
— Да, в чем повезло, так повезло... А о золоте, конечно, никому ни слова. Но ведь надо, же с ним что-то делать? Какие у вас планы?
— Ивану решать.
— Только бы Ольга не узнала. Чует мое сердце — не будут они жить вместе.
— Надо было Ивану на Оксане жениться, девочка она умная и красивая, теперь врач.
— Да ты что?! Они же брат и сестра!
— Какие там брат и сестра! О чем говоришь, Рита?
— Ладно, пойдем отсюда. Оксана уж третий раз замуж выходит, и мужиков-то подбирает, как издевается: то Ефрем, то Серафим, а теперь вот — Филимон, смех да и только. А девке скоро тридцать.
