Я всю жизнь проработал с молдаванами, и никаких проблем. Нам нужен был один язык — говяжий, чтобы закусить, а сейчас, посмотрите, что происходит! Это выгодно ЦРУ, они раскачивают СССР с молчаливого согласия Горбачева.
— Нужно позвонить Горбачеву! — кричали из толпы.
— Звонили, он не хочет с нами разговаривать!
— Врешь! Не может быть! Звоните отсюда!
Председатель исполкома, по национальности молдаванин, дал команду и на площадь вынесли телефонный аппарат, подключили через усилитель к динамикам, которые когда-то использовали на парадах, и громадная толпа народа, заполнившая площадь и близлежащие улицы, четко услышала: «Приемная Генерального секретаря ЦК КПСС слушает». — «Я председатель исполкома города Бендеры Молдавской ССР, собрался многотысячный митинг, люди хотят слышать Горбачева». — «Минуточку, — а через пару минут, — Генеральный секретарь занят!»
И так повторилось много раз.
— Члены КПСС! В знак протеста предлагаю прямо тут, на площади, сжечь партийные билеты! Горбачёв – предатель! Он предал наш народ!
Заполыхал костер. Люди с орденами и медалями, большинство плача, но были такие, что матерились трехэтажным матом, проходя, бросали в костер книжечки с профилем Ленина на обложке. Сжег свой билет и Иван, и на душе стало так пусто и безысходно, что хотелось не заплакать, а заорать, завыть.
«Какое предательство! До такого мог додуматься только гениальных подлец». – Думал тогда Иван.
А площадь бурлила. На трибуну вышел военный. Люди, неоднократно обращавшиеся в воинские части за помощью, притихли, ожидая какого-нибудь сообщения.
— Тихо! — сказал сосед Ивана по толпе. — Дай послушать, что майор скажет.
Иван сразу узнал своего сослуживца, начальника ГСМ Воронова. Но офицер начал читать стихи, по площади пронеслось:
— Я никогда не думал и не верю,
Что русские виновные за то,
Что нефть течет рекою «за пределы»,
Что продано Отечество мое.
Я — русский, но не Сталин,
И мой народ в России не один,
Зачем же мне вы приписали,
Что натворил великий тот грузин.
Страна моя! И гордый мой народ!
Дай мужество сказать мне это слово:
Чтоб столько лет мы, двигаясь вперед,
Дошли до ужаса, позора до такого!
Несколько секунд площадь молчала, но потом взорвалась бурными аплодисментами.
— Правильно! Причем тут русские?!
— Нашел время стихи читать, ты лучше скажи: на какой стороне будете вы, военные, когда нас убивать будут?!
— Помолчите! Дайте человеку сказать!
— Да я его знаю, он сосед мой, стихи пишет!
По площади неслось:
— Страна моя! Российские сыны!
Неужто вы потерпите такое!
Чтоб русские стояли у стены,
Лишь за язык, за братство то святое,
Чтоб мы посмешищами стали!
Чтоб я от русского отвык.
Но даже он, Иосиф Сталин,
Признал великий мой язык!
— почти кричал майор.
— Какая там страна! — орали из толпы, предали и продали русских.
— Горбачев подонок!
Майор исчез, на его месте уже стоял другой оратор, и снова над площадью понесли четверостишья.
— Да что их, прорвало! — сказал сосед Ивана. — Нашли время, тут уже жрать нечего!
— Правильно говорят, кто, как может: один матом, другой стихами!
— Опомнитесь люди!
Если вы люди!
Опомнитесь, что вы творите?
Ведь слезы и кровь
Вас преследовать будут,
Не год и не два, а столетья, — неслось над площадью.
Но Иван, обойдя стороной тлеющий костер, где догорали партийные билеты, медленно пошел домой.
— Сегодня время негодяев,
Сегодня время подлецов, — орал самодеятельный поэт.
«Да, действительно, время негодяев, — подумал Иван, — да еще каких!»
События в Молдавии нарастали с катастрофической быстротой. Стояли уже все фабрики и заводы, бастовали железнодорожники. В Кишиневе молдавские националисты разгромили редакцию газеты «Советская Молдавия», физически избивали сотрудников и журналистов за то, что те опубликовали списки бывших буржуев, теперь активно участвовавших в политической жизни под общим лозунгом: «Кто есть кто».
Собирались пожертвования на нужды Народного фронта Молдавии. По улицам стали ходить, в основном, женщины сельского вида: подходили к людям, разговаривали по-молдавски, если человек не понимал или говорил по-русски, плевали в лицо, провоцировали на драки, а сопровождавшие их молодчики тут же избивали любого. Распространялись дикие слухи о якобы бесчинствующих русских, на этой почве разжигался национализм.
В городе Бендеры, раньше тихом, жившем без каких-либо происшествий, появились сообщения о пропавших без вести, об убийствах. В парке на набережной нашли мертвого мальчика шестнадцати лет, на голове его был полиэтиленовый пакет. Под двери квартир подсовывались угрожающие записки: «Русские свиньи, убирайтесь домой!» А на страницах газеты «Молдова ши астра» поэт Виеру открыто призывал: «Бейте этих русских! Они гнали нас в Сибирь, они гноили нас на каторге». Обстановка накалялась с каждым днем. У детских садиков и школ дежурили дружинники из русских.
В город приезжали и большие политики, такие как Бакатин, Ахромеев, Рафик Нишанов. Обстановку знали все, и даже в Москве, но мер никаких не принималось. Начались акты самого настоящего бандитизма. Утром был обстрелян автобус, перевозивший рабочих на птицефабрику, погибло шесть человек. В Слободзейском районе, у села Чобручи, был убит председатель местного колхоза, русский по национальности. Ясным днем на автобусной остановке был зарезан русский солдат, уволенный в запас и ехавший к родителям. В школах отменили преподавание русского языка и литературы и уволили преподавателей. Стали увольнять врачей, не владеющих «государственным» языком.
Молдавия разделилась на две части: левобережную и правобережную. Левобережная стала требовать вернуть статус 1929 года, когда она на правах автономной области входила в состав Украины. Делегация из Тирасполя уехала в Киев, но там местные украинские националисты предали их и выдали молдаванам. Избитый до полусмерти, председатель Тираспольского исполкома чудом остался жив.
Создался заколдованный круг: почти трехмиллионное русскоязычное население Молдавии оказалось
