много российских солдат.
В воскресенье, 21 июня, ожесточенные бои за город продолжались. Город был переполнен снайперами, многие из них были молодыми женщинами из Эстонии. На территории инженерно-саперной части прогремел мощный взрыв. Это был террористический акт представителя нового Министра Внутренних дел А.Плугару, заявившего: «Мы будем оказывать всякую помощь набирающему силу национальному движению Молдовы». В результате взрыва погибло 28 российских солдат. Самолеты Молдовы МИГ-29 бомбили город Бендеры.
Шла необъявленная, никому за пределами Молдовы неизвестная война против славянских народов.
Никто не знал и не ведал среди окружавших Ивана Исаева людей, что именно в марте, почувствовав недоброе, отец его Егор вызвал через почтовых голубей своего фронтового друга Виктора и сына Ивана. Тогда Иван не знал, что Егор — его отец. И вот так сложилось, что ровно сорок шесть лет спустя, все так же в марте, сам Иван Исаев оказался на грани жизни и смерти. Никто, конечно, не знал, что Егор Исаев прожил после марта еще целых шесть месяцев и умер в конце сентября. Тут судьба распорядилась по-другому. Иван, не приходя в сознание, прожил еще четыре месяца. Вначале теплилась надежда, и Оксана не отходила от него две недели. Потом Силины все же уговорили ее ехать в Воронеж, заселять квартиру, получать контейнер, прописываться, устраивать детей. И Оксана уехала.
Пенсионные деньги Ивана были так же переведены в Воронеж, и тут хлопот было не мало. Силины оказались настоящими преданными друзьями и воспринимали горе Оксаны и ее детей, как свое. Если бы не они — было бы очень плохо. Очень сильно помогал своей новой матери Андрейка. Он долго не мог называть ее «мамой», но однажды, когда Оксана возвратилась из Воронежа, совсем пала духом и горько плакала, закрывшись в квартире Силиных на кухне, Андрейке так стало жалко ее, что он прижался к рыдающей женщине и, сам еле сдерживаясь, начал успокаивать, не замечая, что называет ее матерью:
— Ну, успокойся же, мамочка, может, папка и не умрет. Он сильный, одолеет, не плач только, а то Оксана вон уже извелась, и Егорка заикаться сильнее стал. Не плач, мамка, не надо, проживем. Вот на нас с Оксаной пенсию получать будем, выживем.
— Ты еще маленький, не понимаешь, а мне врач сказал, да я и сама знаю, что дальше воспаление легких пойдет, а там и конец близок, — почти причитая, говорила Оксана, — а вы не беспокойтесь, проживем как-нибудь, в Воронеже я вас уже всех прописала, там наши вещи в квартире навалом правда лежат. Надо бы кому-нибудь туда все же ехать и жить, но кто поедет — некому.
И все-таки опять выручили Силины. Нина Сергеевна взяла отпуск и увезла в Воронеж Андрейку и Оксану. Оттуда позвонила, что все в порядке, на детей начали поступать пенсионные деньги.
Силин без конца был в части, и все заботы по дому взяла на себя Варвара. «Варенька», — так звали ее все, — оказалась очень толковой и трудолюбивой девочкой. Готовила, стирала и, не смотря на это, училась на «хорошо» и «отлично». Оксану уже не пускали в госпиталь, понимая всю бесполезность ее пребывания там, но она все ходила и ходила.
Все ждали развязки, но когда в одно обыкновенное августовское утро, около восьми часов, позвонили из госпиталя и сказали, что майор Исаев скончался в два часа ночи — это было как гром среди ясного неба. Силин, готовившийся ехать на работу, вывел Оксану в коридор и строго, почти в приказной форме, сказал:
— Все мы любили Ивана, один Бог знает, как, но я приказываю тебе: ради детей, ради Егорки, возьми себя в руки, не смей голосить, реветь по-бабьи, не смей! Пусть дети пока не знают. Давай лучше решать, где хоронить будем?
— Ваня, Ванечка, золото мое! — запричитала Оксана.
— Я кому сказал! Замолчи сейчас же!
Оксана затихла.
— Я спрашиваю, где хоронить будем?
— Иван просил: у березок, рядом с родителями его.
— Ты думаешь, что говоришь? Как его туда везти: лето, жара!
— Вот ты и отвезешь, если друг!
— Каким образом? На вашей машине, в цинковом гробу? Можно и так.
— Нет, не так, на вертолете.
— Что значит: «на вертолете», спецрейс, что ли? Кто разрешит?
— Деньги... Я плачу — вы везете!
— И у тебя есть такие деньги? Ты знаешь, сколько это стоит?
— Не знаю, но, сколько бы, ни было, деньги будут!
— Хорошо, я узнаю, но нужно разрешение округа. Ты знаешь маршрут. Место по карте покажешь?
— Могу, все могу, сама позвоню в округ Цветкову.
— Какому Цветкову? Его уже и след простыл, он где-то в Ленинграде, в академии работает.
— Позвоню Попову в Москву.
— Александра Васильевича я сам отлично знаю, но и он тут не поможет. Нужно на месте решать. Сделаем так: ты идешь в госпиталь, берешь свидетельство о смерти и потом в военкомат, они обязаны выдать деньги на похороны, а я буду решать в части. Сколько туда, примерно, километров?
— По дороге — около тысячи.
— Значит, километров восемьсот, в два конца — полторы тысячи. Это шесть часов аренды! Ничего себе!
— Анатолий, выбивай разрешение, мы дом в Крыму продали, деньги есть!
— Ну ладно, я пошел.
Оксана сделала все так, как говорил Силин, но, по-своему решению, съездила еще и в Одессу. Ефим Исаакович заколачивал ящики.
— Господи, что с вами, Оксана Ивановна, вы же совсем другой стали, слышали мы, слышали про Молдавию, но чтобы так...
— Мужа моего, Ивана, убили, — не удержалась Оксана и заревела.
Зубной техник, не ожидая такой сцены, забегал между ящиками, никак не мог найти кружку, чтобы налить воды.
— Сейчас, сейчас, успокойтесь, Оксана Ивановна. Вот садитесь на этот ящик, я сейчас.
Выпив несколько глотков, Оксана затихла, всхлипывая.
— Вот привезла последние, — показала она, вынимая из сумочки несколько золотых монет, — деньги нужны.
Ефим, даже не посмотрев на монеты, засеменил в другую комнату. Долго громыхал там ящиками, звенела посуда, наконец, он вынес большой сверток.
— Вот все, что осталось, нам они теперь не нужны, завтра отплываем. Берите, они кроме газеты еще и в пакет завернуты, даже в воде не пропадут.
— Да нам сейчас платить за вертолёт надо, спасибо, и дай вам Бог всего хорошего, а мне надо уезжать. Прощайте.
Обнялись, трижды поцеловались.
А через полтора часа увозил дизель Оксану обратно, в Тирасполь. Поезда еще в Молдавию ходили.
Силин не на шутку расстроился, не найдя дома Оксану. Никто не знал, где она. Уже стемнело, когда она вошла в квартиру.
— Это как называется?! — почти закричал Анатолий.
Оксана, молча, вынула из сумочки сверток и, протянув, сказала:
— Вот деньги.
— Кого извещать надо о смерти?
— Никого, все живут слишком далеко, чтобы приехать, да и чем они помогут? После той телеграммы я подробное письмо отослала, жалко Виктора Ивановича, но так сложилось, что мы не смогли его проводить в
