аппарата.
— У вас имеется пепельница? — поинтересовался я.
— Нет. И не сыпь пепел на ковер.
Не часто мне приходилось дважды считать до десяти. Но я не бросил окурок, а пепел стряхнул в манжету своих брюк.
Потом сказал:
— Вы неправильно истолковали мои слова, Сэнд. Я слышал, что желающих разделаться с вами полно. Кроме Фроста и Хартселла, например, имеется еще некий Джон Рейген с побережья.
Губы его скривились.
— Этот... — он выплюнул нелицеприятный эпитет. — С ним покончено, даже если он еще не знает об этом!
Я добродушно улыбнулся Сэнду:
— Определенно ему это еще не известно. В действительности же, судя по всему, Рейген собирается занять это место сразу после отставки и падения Майка Сэнда.
Он припечатал меня взглядом. Это был один из тех взглядов, которым человека пронзают насквозь.
— Не будет никакой отставки и падения Майка Сэнда!
— У меня создалось такое впечатление, что этой отставки ждут с нетерпением... даже тут. Аббамонте, например.
Сэнд хотел было что-то сказать, потом его веки опустились еще ниже, и он продолжил безразлично:
— Аббамонте освободил меня от большой рутинной работы. Я не могу сам вникать в каждую мелочь. Он — надежный, преданный «Братству» человек. Он — моя правая рука.
Его слова прозвучали так же фальшиво, как любые заверения Кремля. «Сэнд чуть было о чем-то не проговорился», — подумал я. Поэтому решил его подколоть.
— Конечно, — сказал я, — такой же преданный, как и Рейген.
— Я займусь Рейгеном и всеми остальными.
— Включая Хартселла и Фроста, я полагаю.
— Эта ничтожная комиссия меня абсолютно не волнует. Рядовые члены знают, что я для них сделал. Я оставлю свой след в истории.
— Наверняка. И получите пятьдесят лет тюрьмы.
Его голос стал предательски ласковым:
— Я всегда действовал исключительно в интересах рабочих. Чтобы у них был прожиточный минимум, достойные условия работы...
— Не забудьте взрывы, шантаж, вымогательство, инспирированные забастовки, убийства. Прожиточный минимум, говорите? Достойные условия работы?
Сэнд так сильно сжал сплетенные пальцы рук, что пара суставов тихо хрустнула, словно кому-то свернули шею.
— Ты начинаешь мне чертовски надоедать, Скотт. Вот что я тебе скажу: если для того, чтобы защитить права трудящихся, потребуется применить силу, то я это сделаю.
— Ну вот, опять вы о правах трудящихся! А как насчет их бесправия, Сэнд? Как насчет права трудящихся жить, не платя таким мерзавцам, как вы и Рейген?
И тут он взъярился.
— Вон! — заорал он. — Или я тебя выброшу!
Вид у него был такой, словно он и впрямь готов был это сделать.
Поэтому я сказал:
— Я уже слышал нечто подобное от Аббамонте. Я-то пришел сюда, чтобы встретиться с боссом, а меня привели к нему. Похоже, именно он тут всем заправляет, а не вы, Сэнд. Из разговора с Аббамонте у меня сложилось впечатление, что вы тут нечто вроде лакея при нем.
Сэнд уставился куда-то мимо меня.
— Сукин сын! — сказал он. Он поднес руку к челюсти и погладил рубец, потом коснулся его еще раз. — Сукин сын! — повторил он. — Пусть думает, что он тут всем заправляет. Но когда начнутся слушания, его может здесь вообще не оказаться...
Неожиданно Сэнд осекся, вскинул голову и метнул на меня свирепый взгляд. Я заметил, как его темные глаза наливаются гневом. Он вскочил с кресла, быстро обошел стол и остановился возле меня. Не долго думая, схватил меня за предплечье и крепко его сжал:
— Выбирай, Скотт! Самостоятельно или с моей помощью ты немедленно отсюда уходишь!
— Отпустите меня, Сэнд.
Его пальцы еще сильнее впились в мое предплечье. Короткий окурок моей все еще тлеющей сигареты находился в моей свободной руке. Не знаю, как это получилось, но Сэнд коснулся его запястьем. Он завопил, отдернул руку и сжал ее в кулак.
— Не делайте этого, Сэнд. — Я встал. — Мы же почти договорились, дружище.
Он не сдвинулся с места. И все еще раздумывал, когда я повторил:
— Не делайте этого. Подумайте о том, как сильно я порадуюсь. Подумайте о репортерах, которые придут брать у вас интервью в больнице.
Он закусил нижнюю губу и не сводил с меня разъяренного взгляда. Но правой руки не поднял.
— Надежный, преданный человек, да? — сказал я.
Его лицо застыло, словно быстро схватывающийся цемент.
— Ты все не так понял, ничтожество. Ты все понял неправильно.
Я-то высказал все, что хотел. А Сэнд явно сказал больше, чем намеревался. Я пошел к двери и вскоре оказался в коридоре. Я так и не узнал, где находятся миссис Сэнд и Чет Драм, но тем не менее мой визит сюда оказался не напрасным.
По пути я заглянул в кабинет Таунсенда Хольта. Тутси сказала мне, что за связи с общественностью теперь, когда Хольт убит, отвечает барышня по имени Хоуп Дерлет, однако кабинет был пуст. В книжном шкафу у стены я нашел телефонный справочник. В нем значился только один Дерлет — Чарли. Я поднял трубку телефона, стоящего на столе. Тут же ответил женский голос:
— Да?
Телефонистка. Я повесил трубку. Мне не хотелось, чтобы мой разговор шел через телефонную станцию «Братства». У меня возникло желание оказаться подальше от него, и как можно быстрее.
Такси меня все еще ждало. И снег все еще продолжался.
Пока такси отъезжало, из дверей здания профсоюза грузоперевозчиков вышел Сэнд. Он шел торопливо, короткие ноги двигались словно поршни, голова опущена. Он даже не заметил такси, выбрался на тротуар и повернул направо.
Я велел шоферу следовать за ним. Сэнд прошел пешком пару кварталов, подошел к платной телефонной будке за гаражом и набрал номер. Он разговаривал около минуты, потом резко повесил трубку и снова отправился к зданию профсоюза грузоперевозчиков. Это мне показалось несколько странным. Я сказал шоферу, куда теперь ехать.
Дом, где жил Дерлет, находился в нескольких кварталах от штаб-квартиры профсоюза грузоперевозчиков. Я одолел три лестничных пролета и принялся искать нужную мне квартиру.
Наконец я ее отыскал. И был немало удивлен, обнаружив сидящего перед дверью полицейского в форме.
Я предъявил ему свое удостоверение и осведомился, почему квартира охраняется.
Охранник, ознакомившись с моим документом, вернул мне его и сказал:
— Хартселльская комиссия охраняет мисс Дерлет в связи со свидетельскими показаниями, которые ей предстоит дать на следующей неделе.
— Свидетельские показания? И в чью же пользу?
— Она намерена свидетельствовать в пользу Хартселльской комиссии.
Отлично. Значит, мы с Хоуп Дерлет по одну сторону баррикад. После бесед с мерзавцами из штаб- квартиры «Братства» я испытал огромное облегчение.
