вскрикнула. Приподняв голову и взглянув на свои ноги, я увидела, что они связаны. Руки мои были наручниками прикованы к спинке кровати. Левое плечо под майкой охватывала повязка, и мне на мгновение показалось, что оно онемело.
Впору было зарыдать от сознания собственной беспомощности. Тут мне почему-то вспомнился колобок — «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел», а лиса его, однако, все-таки съела. Н-да. Тут сказочка и кончается.
Интересно, что же это за лиса?
Я приподняла голову и стала вертеть ею из стороны в сторону, стремясь высмотреть как можно больше подробностей. Комната как комната, довольно опрятная и, похоже, жилая. Два шкафа, этажерка, на окнах жалюзи. На этажерке — фарфоровые китайские безделушки, изображающие разных зверьков. Впрочем, обстановка меня, признаться, не очень волновала. Гораздо интереснее были люди, которые в огромном городе изловчились-таки поймать меня. Но, кроме меня самой, в комнате никого не было.
Немного утешало меня только то, что я до сих пор была жива и невредима. Но, как выразился бы наш школьный педант-историк Зангиев, «Вероника Сергеевна, поверьте мне, это временное явление».
Мне захотелось плакать. Потом расхотелось. Честно говоря, не вижу толку от слез в подобных ситуациях. Надо подумать, не сумею ли я как-то освободиться. Хотя запястья ныли дьявольски, я попробовала подвигать ими в браслетах наручников и тут только заметила, что в комнате появился кто-то еще.
Этот кто-то был мужского пола, невысокого роста, безбровый, с ежиком седых волос, которые топорщились у него на голове. Лицо худое, ничем не примечательное, но вот глаза… Такие глаза мне бы не хотелось вновь увидеть даже в этом худшем из миров. Они были холодные и совершенно не человеческие, а, скажем, щучьи или рысьи. Их обладатель привалился к дверному косяку плечом и лениво изучал меня.
–?Привет, Вероника, — сказал он. — Я вижу, ты удивлена. Я, признаться, тоже.
Я не была удивлена. У меня просто мороз по коже прошел. Такое вот тонкое различие.
–?Ты меня не узнаешь? Я Филипп, — сказал он и прибавил что-то по-испански, чего я не поняла.
–?Я не говорю по-испански, — пробормотала я.
–?Брось придуриваться, — холодно ответил он. — Могла бы приветствовать старого знакомого, Вероника.
–?Я не Вероника Ферреро, — прохрипела я.
Он осклабился.
–?Надо же. Я прострелил тебе плечо, а похоже, что задел и голову, а? — Он подошел ко мне и сел на кровать. Пружины скрипнули. Не знаю почему, но я постаралась, насколько возможно, отодвинуться от него. — Или ты на дурь подсела и у тебя крыша поехала? Вон у тебя на руке следы от каких-то уколов. Нехорошо, Вероника. Сама же всегда говорила: наркотики созданы для дураков, чтобы они как можно быстрее подыхали. А?
–?Я не Вероника, — упрямо проговорила я.
Филипп задумчиво потер подбородок.
–?Или это они тебя подсадили? Саразен из безопасности, да? Он вообще-то на это способен, я слышал.
Я не стала возражать. Всякие возражения в моем положении были бесполезны. Филипп наклонился ко мне. Изо рта у него воняло.
–?Хорошо выглядишь, — заметил он, дыша мне в лицо. — Операцию пластическую сделала, да? Я, правда, посмотрел, но шрамов не заметил. — Он коротко хохотнул. — Теперь ты попалась.
И вновь вставил что-то по-испански. Мне показалось, что это были слова, которые обычно не печатаются в книжках.
–?Мы что, где-то встречались? — спросила я.
–?Да мы много где встречались, — добродушно ответил Филипп. — Я, в общем, не удивлен, что ты меня не помнишь. Ты у нас всегда себя вела как королева, а я кто? Мелкая сошка, меня никогда к главарям не подпускали. И когда началась та заварушка в джунглях, кое-кто отправил меня прикрывать отход, пообещал прислать помощь, а сам смылся. Помнишь?
–?Я никогда не была в джунглях, — вырвалось у меня.
–?Это ты сейчас так говоришь, потому что не хочешь признавать, что отправила меня на верную смерть, — с неожиданной злобой прошипел он и коротко ударил меня в рану на плече.
Я не думала, что бывает такая боль. Меня скрючило пополам, и на некоторое время я просто перестала соображать, где нахожусь.
–?Ладно, — сказал Филипп, брезгливо отряхивая руку. — Я человек незлопамятный. Я бы просто убил тебя, но нам это невыгодно. Принц объявил за тебя награду, и я ее получу. Считай, это компенсация за то, что меня тогда только чудом не прикончили, — добавил он вполне миролюбиво и отвел мои волосы, которые упали мне на лицо.
–?Сколько? — прохрипела я.
–?А?
–?Сколько он за меня дает?
–?Десять миллионов долларов. Неплохо для такой дряни, как ты!
–?А почему не двадцать? — злобно фыркнула я. — Что, старина Макс совсем обнищал?
Филипп повернулся в сторону двери, и тут я заметила третьего слушателя. На сей раз это оказалась женщина, не старая — лет тридцать от силы — и довольно симпатичная. Каштановые вьющиеся волосы, собранные в хвост, высокий лоб, живые глаза. Она в беспокойстве переводила взгляд с меня на Филиппа и обратно.
–?Пристрелить ее мало, — сказал Филипп горько, кивая на меня. — Ты слышала, что она плетет?
–?Двадцать миллионов — тоже хорошие деньги, — заметила женщина. У нее был негромкий голос. Стояла она, скрестив руки на груди.
–?Ага, размечталась, — презрительно отозвался Филипп. Он обратился ко мне: — Вероника, это Моник. Она будет тебя стеречь. Советую подружиться с ней — это лучшее, что ты можешь сделать теперь, не то она или я прострелим тебе колено, а это очень больно, сама знаешь. — Он похлопал меня по колену, и мне показалось, что меня вот-вот стошнит. Боль от недавнего удара еще перекатывалась в теле, но я напряглась и заставила себя улыбнуться побелевшими губами.
–?Мы уже друзья, — сказала я, переводя дыхание.
Филипп пристально всмотрелся в меня.
–?Ага. И без фокусов, ясно?
«Мне конец», — мелькнуло в голове, когда за седым затворилась дверь.
Моник вытащила пистолет и села на стул. Я смотрела на нее, она — на меня. По тому, как она обращается с оружием — неловко, словно боясь, что оно взорвется у нее в руках, — я поняла, что она новичок в этом деле, и это прибавило мне смелости.
–?Умыться можно? — спросила я.
–?Незачем, — ответила она. — Лежите смирно.
Вот вам и новичок. Никогда не недооценивайте людей.
–?Что, Принц еще во Франции? — вяло спросила я, когда мне надоело молчать.
Моник пожала плечами. У нее были красивые пальцы, но ногти — обгрызенные и неухоженные.
–?Я слышала, он в Европе, но подробностей не знаю.
–?И когда ему меня отдадут?
–?Скоро. Когда Филипп с ним договорится.
–?Сегодня? Завтра?
–?Вам что, не терпится умереть? — спросила она сердито.
–?И сколько лично вы за меня получите? — не утерпела я.
Моник искоса взглянула на меня.
–?Филипп обещал мне два миллиона.
–?А он жадный, — заметила я.
–?Нет. Но нас же четверо.
