Глава 15
План Владимира был прост. Поскольку надпись под ковром, выведенная кровью, неопровержимо указывала на участие Дорогина в этом деле, следовало установить за королем перьев и сальных свечей наблюдение.
Кроме того, поскольку Жаровкин был убит в доме графини Рихтер, Владимир написал обстоятельное донесение в Петербург и запросил подробные данные на нее, желательно как можно скорее. Ведь графиня была из Варшавы, являвшейся частью Российской империи, следовательно, какое-то время числилась российской подданной.
Поручив Балабухе слежку за подозрительным Дорогиным, Владимир ссудил Добраницкому денег и отправил его играть. Хотя Август был симпатичен офицерам, тем не менее Гиацинтов не считал нужным посвящать его в их дела. Сам же Владимир приготовился ждать результатов слежки и ответа из Петербурга, который пролил бы свет на личность подозрительной графини.
Через несколько дней Балабуха принес важные вести.
– Ты знаешь, я везде следую за Дорогиным и ни на минуту не упускаю его из виду. Как тень!
– И? – спросил Владимир.
Балабуха со значительным выражением наморщил лоб.
– Должен тебе сказать, он очень много времени проводит вне посольства!
Гиацинтов мгновение подумал.
– Ну, наверное, ему приходится ходить и покупать всякие мелочи…
– Ничуть не бывало, – перебил его Балабуха. – Вот послушай, что я выяснил. Все товары закупаются в получасе ходьбы от посольства, в двух разных лавках. Дорогин…
– Постой, – перебил его Владимир. – Но ведь я видел писчебумажную лавку совсем недалеко от нас. Для чего же…
– Вот то-то и оно! Хозяева тех лавок – большие шельмы. Они продают Дорогину самый дешевый товар, но счета пишут ого-го какие, а он взамен дает им процент. Понятно?
– Процент за то, что они его обворовывают? – поразился Владимир.
– Да нет же! Платит он им по обычной цене, просто для посольства они составляют большие счета, а за эти счета он немножко приплачивает хозяину. Разницу между истинным счетом и заявленным Дорогин кладет себе в карман. Ясно?
– Теперь – да, но, извини меня, это ничуть не проясняет для нас, почему был убит Жаровкин. Допустим, Дорогин – вор, и что с того?
– Он не только вор, – мрачно сказал Балабуха. – Он вообще крайне подозрительно себя ведет. Вчера я вел его целый день. Он купил бутылку дорогого одеколона, потом пару шелковых жилетов, а потом завернул к ювелиру. Покупал у него какую-то драгоценность, а какую, я не разглядел.
– Может быть, для жены? – предположил Гиацинтов оптимистично.
Балабуха с укоризной поглядел на него.
– Для Марьи Ильиничны? Ты что! Я недавно с ней разговаривал. Последний раз она видела от него подарок на день ангела шесть лет тому назад. И дома у него, между прочим, никакого одеколона не значится, а все жилеты ему вывязывает супруга, и еще он грызет ее за то, что она вечно покупает все слишком дорого. А бедняжка уже и забыла, когда она в последний раз покупала что-то не по бросовой цене. Вообще, по отзывам посольских, этот Дорогин – такой жлоб, какого свет не видел, а между тем я сам наблюдал, как он швыряет деньги на о-де-виолетт[8] и ювелиров. Воля твоя, Владимир Сергеич, тут что-то не сходится. Или человек жаден до того, что трясется из-за каждого гроша, и эту жадность из него ничем не выбьешь, или он сорит деньгами направо и налево на шелка и бриллианты, – но не все сразу. А если…
– Хорошо, я тебя понял, – перебил его Гиацинтов. – Ты, главное, не упускай этого Дорогина из виду. Ясно, что он не так прост, но и мы же не пентюхи, верно? Так что с твоей помощью мы его расколем, и никуда он от нас не денется!
Пока Балабуха выслеживал двуличного Дорогина, Владимир Сергеевич тоже не терял времени даром. Он опросил посольских работников, которые хоть как-нибудь соприкасались с Жаровкиным, на предмет того, какого они были мнения о последнем и вообще какое впечатление на них производил этот человек. Тщательно сопоставив полученные сведения, Гиацинтов пришел к довольно любопытным выводам. По словам знавших письмоводителя людей, Жаровкин был словоохотлив, но при этом он ни разу, ни в одном разговоре не проболтался о себе. Никто не знал, кто были его отец и мать, из какого он был сословия, в какой губернии появился на свет. Говорили, что он получил место по протекции какого-то значительного лица, но что это было за лицо, тоже выяснить не удалось. Ничего не было известно ни о родственниках письмоводителя, ни о возможных возлюбленных. Одним словом, Сергей Алексеевич Жаровкин представлялся довольно-таки загадочной личностью.
«Но ведь откуда-то он должен был взяться, а кого попало на посольскую службу не берут… Его прислали из Петербурга, стало быть, у него имелись рекомендации… Чьи? Где он работал до того, как оказался в Вене? Что за лицо ему покровительствовало? И как странно – все отмечают его общительность, в то время как он ни разу не проговорился о том, что касалось его лично… а девушка из «Услады» отметила, что он вообще был очень молчалив… целыми часами сидел в засаде, все подстерегал кого-то… выжидал… Что же это был за человек на самом деле?»
Ответ на этот вопрос пришел совершенно неожиданно, и принес его не кто иной, как Август Добраницкий. Однажды, когда Балабуха явился к Гиацинтову с очередной порцией сведений о Дорогине, который час от часу делался все подозрительнее, дверь неожиданно отворилась, и на пороге возник поляк. Судя по блеску голубых глаз, Август был сильно навеселе.
– Ты что, Август? – удивился Владимир.
– Да так, – беспечно ответил Добраницкий. – Шел мимо, дай, думаю, загляну… Долг отдать, опять же…
И на стол возле Гиацинтова плюхнулся увесистый мешочек с золотом.
– Неужели выиграл? – поразился Балабуха.
– Весь день играл, – жалобно сказал Август, падая в кресло. – Столько денег, столько денег… – И он стал вытаскивать из карманов пачки кредитных билетов. – Друзья! Я должен вам сказать… ик… одну вещь… С тех пор как я с вами… ик… мне ужасно везет!
– Ну, нам с тобой тоже повезло, – заметил Балабуха, подмигнув Гиацинтову.
– Я никогда еще не был таким везучим, – простонал Август, роняя кредитки и раскачиваясь всем телом. – Нет, чес… честно! И главное, я понял. Не сразу, но все-таки понял! Вы ведь шпионы, да? Господи, как я счастлив!
– Ты что это плетешь, а? – насупился Балабуха.
Август поглядел на него и разразился хохотом.
– Нет, ну вы посмотрите! Кого он хочет обмануть! Меня! Да меня ни один…
– Август, – мягко вмешался Владимир, как следует пнув под столом Балабуху, – не знаю, что тебе в голову взбрело, в самом деле. Мы просто приехали в Вену, чтобы найти нашего старого друга…
– Очень уважаемого человека, – прогудел Балабуха.
– Нет, это потрясающе! – сказал Добраницкий потолку, улыбаясь блаженной улыбкой. – Двух человек шлют в Вену из самого Санкт-Петербурга, чтобы они нашли пропавшего письмоводителя… а, господа, кому нужны ваши сказочки? Да ежели бы он был простым письмоводителем, кому он был бы нужен, даже если бы его разрезали на сорок частей и выстрелили им из пушки? Признайтесь уж лучше, что он был вашим коллегой и пострадал… ик… за интересы профессии.
Владимир остолбенел.
– А кто тебе, собственно, говорил, что нас прислали из Петербурга, а? – вкрадчиво поинтересовался Балабуха.
– Да об этом всем посольским слугам известно! – пожал плечами Август. – Еще до вашего приезда сюда прибыла какая-то грозная депеша из столицы – насчет вас, – из-за которой посол, говорят, даже сон и покой потерял. Я и раньше, честно говоря, удивлялся, отчего слуги в посольстве так ко мне… все на
