Жаровкина: скажите, ему удалось обнаружить хоть что-нибудь?
Граф покачал головой. Если даже так, то ему, Адлербергу, ничего об этом не известно. Дело в том, что Жаровкин проходил по ведомству Чернышёва и подчинялся непосредственно военному министру.
– И все-таки не могли ли служащие посольства догадаться, что он не тот, за кого себя выдает? – настаивал Владимир. – Ведь, насколько мне известно, Жаровкина часто не бывало на месте…
– Ах, вам и это известно? Нет, со своей работой Жаровкин вполне справлялся. – Впрочем, граф старался не загружать его, придумав в оправдание, что Жаровкин был взят на эту должность по протекции довольно значительного лица и, стало быть, имеет право на кое-какие поблажки.
«А, так вот откуда пошла эта легенда!» – мелькнуло в голове у Владимира.
Словом, все шло хорошо, пока неожиданно Жаровкин не исчез.
– Я сразу же понял, что случилось что-то неладное, – промолвил граф, выдавив из себя подобие улыбки. – Видите ли, такие люди, как он, просто так не исчезают.
Когда полиция не смогла обнаружить никаких следов Жаровкина, то Адлерберг вынужден был написать в Петербург, самому Чернышёву. Судя по всему, ответ военного министра был не слишком обнадеживающим, но он пообещал во всем разобраться. Через некоторое время последовала вторая депеша, в которой сообщалось, что из столицы вот-вот отправятся в путь два лучших агента, которые видят землю на шесть аршин насквозь и от которых, мол, сам черт в аду не скроется. Тон депеши был изрядно свирепым и не оставлял сомнений в том, что Чернышёв считал графа Адлерберга косвенно причастным к провалу Жаровкина, а после того, как тот исчез, уже не оставалось никаких сомнений в том, что его раскрыли.
– Неудивительно, что я некоторое время чувствовал себя малость неуютно, – со смешком закончил граф.
Однако Владимиру не было дела до его чувств. Он лишь желал знать: не выдал ли Жаровкин хотя бы намеком, каковы были результаты его поисков? Не упоминал ли, что предателю вот-вот придет конец?
Нет. Месье осторожничал. Кроме того, как граф уже упоминал, Жаровкин подчинялся только Чернышёву и любые расспросы Адлерберга игнорировал хоть и любезно, но твердо.
Владимир помедлил, прежде чем задать следующий вопрос. А имя графини Рихтер Жаровкин никогда не упоминал? Той, что урожденная панна Бельская?
Нет, никогда, иначе Иван Леопольдович бы непременно запомнил.
Гиацинтов поблагодарил графа за содействие, заверил его в своей дружбе до скончания веков и, откланявшись, удалился. Впрочем, верно и то, что Адлерберг действительно очень сильно помог ему. Теперь Владимир точно знал, кем был Жаровкин и что именно он делал в посольстве. Он искал предателя – и более чем вероятно, что таким предателем был Петр Евграфович Дорогин.
– Ей-богу, это не он, – сказал Добраницкий.
– А я тебе говорю, он, – упрямо возразил Балабуха. – Все сходится.
Стоя в небольшой арке, они подстерегали Дорогина, который зашел в цветочный магазин и теперь выбирал там самые дорогие розы.
– А я говорю, нет, – стоял на своем Август.
– Почему? – в изнеможении спросил гигант.
– Да потому что он мелкий вор, а такие люди не способны на великие дела, – объяснил Добраницкий. – А предать свое отечество – это все-таки не то же самое, что уворовать пять копеек на пачке бумаги. Размах не тот.
– Жлобу все равно, отечество ли продать или свою родную маму, – проворчал Балабуха. – Для таких людей все измеряется лишь деньгами.
– Да ну? – усомнился Добраницкий. – Надеюсь, ты знаешь, о чем говоришь, потому что лично я никогда не встречал человека, которому предложили бы продать его родную мать. Правда, я знавал одного типа, который продал свою жену.
– Шутишь? – недоверчиво спросил артиллерист. – Это как же, позволь спросить?
– Ну как, как, – фыркнул Август. – Взял и продал. Тот, кто ее покупал, стало быть, давно был к ней неравнодушен, а она его знать не желала. А муж, значит, сам ею не особо дорожил. То есть дорожить-то он как раз дорожил, потому как продал ее за две тысячи рублей. Золотом, – многозначительно прибавил Добраницкий.
Балабуха глядел на маленького поляка во все глаза.
– И как же… Чем же все закончилось? – спросил гигант, окончательно сбитый с толку.
– А, плохо все закончилось, – махнул рукой Август. – Оказалось, что у дамы был любовник, она ему все рассказала, и он вызвал на дуэль сначала покупателя, а потом продавца.
– И? – Артиллерист даже дыхание затаил.
Добраницкий укоризненно посмотрел на него.
– Что «и»? Он в туза попадал с двадцати шагов. В общем, дама овдовела, они поженились, а потом…
Тут Август неожиданно замолчал.
– Ну а дальше-то что было? – с мольбой в голосе спросил Антон.
– Дальше мне пришлось делать ноги, – нехотя ответил Добраницкий.
– Это с какой такой радости? – насупился Балабуха.
– С такой, что Лизонька была очень хороша, а вот ее новоиспеченный супруг – не очень, – вздохнул Август. – Я ведь говорил тебе, он пистолетом владел получше, чем некоторые канделябрами машут. А мне, знаешь, канделябры как-то ближе, если выбирать. В общем, я сбежал… – Внезапно он схватил Балабуху за рукав. – Все, Антон, Дорогин выходит!
Тот, кого они ждали, вышел из магазина с красивым букетом алых роз и пошел по улице, то и дело бросая нервные взгляды через плечо.
– Черт, он нас засек! – в отчаянии вскричал Балабуха.
Внезапно Дорогин метнулся в переулок и что есть духу бросился бежать. Прежде чем друзья догнали его, он скрылся из виду.
– Проклятье! – простонал Балабуха. – Владимир мне никогда этого не простит!
Они миновали переулок и оказались на опрятной, тихой улочке. Навстречу им шла согбенная старушка, и Добраницкий ловко извлек из кармана перчатку.
– Простите, дорогая фрау, вы не видели поблизости господина с большим красивым букетом? Он уронил перчатку, и я хочу ему ее вернуть.
– По-моему, он зашел в этот дом, где живет мадемуазель Дютрон, – живо отозвалась старушка, кивая на соседний особняк. – Какой вы любезный господин! Сейчас уже не часто увидишь таких воспитанных молодых людей.
– Благодарю вас, – ответил Добраницкий и шагнул к дому, но тут же замер на месте. – Как вы сказали, Дютрон? Это что же, та самая актриса?
– А вы ее поклонник? – гораздо суше осведомилась старушка. – Только между нами – она так вульгарна!
– И я говорю то же самое! – горячо воскликнул Добраницкий. – Поразительно, что эта публика в ней находит!
Он спрятал в карман перчатку, подхватил Балабуху под локоть и потащил его к дому.
– Наверное, это какая-то ошибка, – проворчал гигант. – При чем тут, скажи на милость, французская актриса?
– Я не знаю, – честно ответил Август и постучал набалдашником в дверь. – Мадемуазель дома? Мы ее почитатели и зашли засвидетельствовать ей свое почтение.
Горничная пригласила их войти.
– Сейчас я узнаю, сможет ли мадемуазель вас принять… Подождите здесь.
Однако едва она удалилась, как друзья на цыпочках последовали за ней до самого будуара актрисы, где они были с лихвой вознаграждены.
Белокурая мадемуазель Дютрон, стоя с пылающими щеками посреди комнаты, о чем-то громко спорила с жидкоусым молодым человеком, неловко державшим в руках букет алых роз. Судя по всему, друзья явились в самый разгар большой ссоры.
