– И что?
– Так. Поганое место. Тут раньше… Всякое происходило.
– Какое? – спросил я.
Санычу не хотелось разговаривать, или он делал вид, что не хотелось, не знаю. Я укутался потеплее. Свечка мерцала, отчего болели глаза и чесался нос.
– Раньше на Теплом озере скит был. Знаешь, что такое скит?
– Знаю, – ответил я. – Туда сектанты уходили, кажется.
– Староверы, – уточнил Саныч. – Говорят, они до сих пор там где-то есть, в лесах, несколько семей еще остались. Так вот, эти староверы вроде как чудовищу какому-то поклонялись…
Саныч подкинул в печку доску.
– Я с детства эти сказки слышал, – сказал он. – Тут ведь почти до моря такие дебри, что не просунуться, гиблые места. Змеи летающие водятся, лягушки красные – здоровые, с кролика.
От печки поплыло тепло, мы придвинулись поближе, я с одной стороны, Саныч с другой. Дрова потрескивали, сквозь щели кладки просвечивал огонь, дымом защипало глаза. Саныч подкинул в печку полено, толстое, долго гореть будет, снял с печки нагревшийся кирпич, сунул под фуфайку.
– Нагрелось уже, – сказал он. – Поближе к животу, есть меньше хотеться будет. Про что это я рассказывал?
Я тоже снял кирпич. Расстегнул ватник, приложил кирпич к животу. Приятно, хотя несколько горячевато. Хорошая идея, жаль, что у нас в землянке такой печки нет, сыро у нас там все-таки.
– Про лягушек огромных…
– Про чудовище, – вспомнил Саныч. – Про озерное. В лесу идолы стоят. Вроде человек, а если ближе подойдешь и внимательней посмотришь, то сразу и видно – вместо головы башка лошадиная. А зубы у этой башки крокодильи вроде как. И измазано все, то ли салом, то ли кровью, не поймешь. Дикие места, короче. И все идолы одинаковые, на всех эта тварь с лошадиной мордой. Моему деду его дед рассказывал, он видел, как корову ему скармливают. Здесь вот…
Саныч кивнул в стену.
– Где-то тут это происходило. Дед тоже в лесу заплутал, не знаю даже, как это у него получилось, он с закрытыми глазами мог к Ловати выйти. Но заблудился, короче. А вышел к деревне.
– К этой? – спросил я.
– Может и к этой, здесь где-то, в окрестностях Теплого озера. Деревня добротная такая, люди приветливые, добрые. Ну, деда накормили, в бане попарили, постель постелили. А на следующий день у них праздник случился. Дед от музыки проснулся, на дудках играли. Пивом его угостили, шаньгами, плясать позвали. Дед и пошел. Глядит – по деревне корову ведут, пеструю, большую, рога ленточками украшены…
Мне эта история совсем не понравилась. Особенно когда Саныч стал про корову рассказывать. Как-то эта история очень сочеталась с этой холодной избой, с брошенной деревней, с воющим ветром снаружи, они звучали на одной струне и я почувствовал, как у меня побежали мурашки, но не на спине – она была прижата к печке, а по животу, под кирпичом.
Саныч продолжал:
– Колокольчики висят, причем, серебряные, звонкие такие. А вокруг коровы девушки, ведут эту корову, песни поют. Мужики тоже рядом, наряжены все красиво, веселые. Ну, дед тоже пошел со всеми. В голове у него закружилось так, от сура, наверное. Прошли через деревню – и в лес. И песню запели, но без слов как бы. То есть поют что-то, но что не понятно, слова все незнакомые. И на разные лады все это развывается – а-а-у-у-е-е, поют и поют, дед чувствует – голова как-то кружится от этого, и на душе радостно-радостно…
Саныч поменял кирпич, я тоже поменял, приложил к солнечному сплетению, тепло потекло по организму.
– Вот они идут по лесу, поют, корову ведут. Колокольчики кругом звенят, дудки гундят. И слышит дед, что дудки эти гундят все громче и громче, навзрыд уже как-то. Потом бац – озеро, не очень большое, берега болотистые, кустарником мелким заросшие. И все к этому озеру, к воде. Подошли поближе. Тут уж трубы зажужжали совсем уж громко, аж уши заболели. Долго гудели, дед никак не мог понять зачем… А потом понял. Вода заволновалась и из воды что-то полезло…
Саныч заворочался, устраиваясь поудобнее.
– Оно как раз. Такая тварь, вроде как огромный крокодил, но голова на самом деле похожа на лошадиную, дед вроде говорил, что уши виделись. Этот крокодил выполз на берег, растопырился и пасть раззявил. А корова чуть ли не сама в эту пасть полезла. А он ее в два прикуса слопал, посмотрел-посмотрел и обратно в озеро нырнул. А дед вдруг смотрит – вечер уже, день пролетел, а он и не заметил. А куда вечером в лес пойдешь? Некуда. Решил дед переночевать еще одну ночь, и с первым светом бежать уже. Лег, а уснуть совсем не может, страшно, все кажется, что сейчас придут. Так и промаялся, только под утро заснул. А как проснулся с утра, так и услышал – опять поют. И колокольчики звенят громко-громко. Собрался дед уходить, а его не пускают, говорят ему – погоди, не спеши, у нас сегодня самый праздник начинается. Дед согласился, вроде как. Ему снова пива принесли, только чашка больше оказалась. Дед решил отказаться, однако, не получилось – за ним наблюдали. Он выпил сур, а потом в нужник отошел и потихонечку все выблевал. И снова все к озеру пошли, только никакой коровы больше не было, девушка была. Волосы длинные, красивые, а в них ленты шелковые вплетены. Девушка улыбнулась и взяла деда за руку. А потом раз – и к деду колокольчик привесили, а другие девушки стали его украшать лентами. Тут он все окончательно и понял…
Я почему-то все это очень ясно представил, точно сам там был. Лес, весна почему-то, люди в белых длинных рубахах, звон, и из озера ползет древняя крокодилья тварь, питающаяся коровами, а раз в год…
– Так вот, дед понял, к чему дело идет, перепугался, конечно, но вида не подал. Улыбается, девушку за руку держит и к озеру идет. Все как вчера стало происходить – завыли трубы, чудище из воды полезло уже
