Наконец, порешили так: один из них последует за Ульриком, а другой будет следить за этим первым пажом и, в случае чего, предупредит остальных. Но когда, один за другим, они приблизились ко рву, пение Женщины-змеи лишило их обоих рассудка, и они, не владея собой, пошли на ее голос. Тут-то Ульрик и увидел, как они приблизились к камышам и, словно зачарованные, вошли в воду, как они покачнулись и упали, и мгновение спустя два маленьких ужа поплыли по мелководью. Потом из камышей появилась женщина удивительной красоты, она подплыла к ужам, извиваясь змеиным хвостом, ловко подхватила их пальцами, нырнула в воду и исчезла.
Ульрика прошиб озноб: он с ужасом подумал о том, что случилось бы со всем его отрядом и с ним самим, если бы лягушка его не предостерегла. Он решил не медлить, обогнул развалины, нашел брод и проник в разрушенную башню. Там он наткнулся на шесть человек, связанных друг с другом. Это были тюремщики. Впрочем, они не обратили на юношу никакого внимания: каждый из них был поглощен колдовской песней, звучащей над руинами. Они рвались из веревок с тем же отсутствующим видом, с каким бедные пажи входили в воду. Тогда Ульрик последовал в глубь башни и вскоре отыскал пленников. Альберик, Людовик и юный паж Эльясен, связанные, с такими же невидящими глазами, как у их стражей, слушали пение Женщины-змеи. И лишь когда Ульрик подошел к ним вплотную, они его увидели и стали о чем-то говорить, перебивая друг друга. Но уши Ульрика были заткнуты, он ничего не услышал и ничего не разобрал; тогда он попытался вытащить из одного уха глиняный комок, чтобы понять, о чем идет речь. Но едва он отковырнул кусочек глины, как услышал такое сладостное пение, голос был так нежен и манящ, что голова Ульрика закружилась, он почувствовал, что забывает все на свете и готов со всех ног бежать на этот зов. Он поспешно заткнул ухо глиной, вновь наступила тишина, и сознание вернулось к нему. Он заставил пленников замолчать и пообещал, что скоро вернется за ними. Выбравшись из развалин, он снова пошел к камышам, где видел Женщину-змею. Судьба двух пажей, все еще стояла у него перед глазами, ему казалось, будто он сам во власти колдовского голоса… Он спрятался в траве около воды и притаился. И когда из камышей появилась та, кого он поджидал, Ульрик выпрямился и сказал насмешливо:
— Добрый вечер, красавица! Как вода, теплая?
Женщина-змея замолчала и в удивлении уставилась на Ульрика. Тот осторожно вынул комок глины из одного уха — и вовремя; Женщина-змея как раз его спрашивала:
— Ты не боишься моей песни? Кто же ты такой?
— Видишь ли, — отвечал Ульрик, — мне совершенно не нравится, как ты поешь. У меня есть волшебная стена — она поет лучше.
— Поющая стена? Ты просто издеваешься надо мной!
— Она в двух шагах отсюда. Можешь послушать.
Женщина-змея была змеей только наполовину, она одновременно и рассердилась, и восхитилась юношей, который дерзил ей прямо в глаза. Он был первым, кто не подчинился ее воле. Одно это могло вызвать жгучее любопытство. А тут еще, оказывается, какая-то стена поет лучше нее! Не может быть!.. И она поспешила за Ульриком вдоль крепостных развалин в самый конец рва, куда уже не доходила вода.
— Дальше мне не добраться, — сказала Женщина-змея.
— Я могу понести тебя, — предложил Ульрик и взял ее на руки. Он поднялся на каменный выступ, который возвышался надо рвом напротив самой высокой стены, оставшейся в старом замке. Теперь он мог бы сбросить Женщину-змею к подножью башни, но вероломная певица была так красива, что у него не хватило смелости. Он опустил ее на землю и крикнул, оборотясь к стене:
— О-о-о!.. О-о-о!..
И эхо тотчас повторило его крик:
— О-о-о-о!.. О-о-о-о!..
— Слышишь? — спросил Ульрик. — Так моя стена отвечает, когда я ее зову. Спой ей что хочешь — и она ответит тебе тем же.
Женщина-змея набрала в грудь побольше воздуха, а Ульрик живехонько заткнул свободное ухо глиной, чтобы не слышать, как она завела одну из своих песен без слов:
— До-ми-соль-до-соль-ми-до…
И, действительно, стена ей ответила:
— До-о, ми-и, со-оль, до-о, со-оль, ми-м, до-о…
Услышав эхо, Женщина-змея была так заворожена этим чистым, прекрасным звуком, который неодолимо влек ее к себе, что поползла вперед, отталкиваясь от камней змеиным хвостом. Потом она затянула другую песню, стена ей ответила, и снова властное эхо притянуло певицу, и она проползла еще немного вперед, навстречу колдовскому голосу. Так, начиная петь все новые и новые песни, прислушиваясь к отзвуку и повинуясь ему, она оказалась на самом краю выступа и соскользнув с камней, упала в воду. Выступ оказался так высок, что она лишилась чувств.
Ульрик кубарем скатился вниз, подхватил Женщину-змею и вынес ее на берег. Сейчас она показалась ему еще прекрасней, чем прежде. Но ведь он знал, что красота эта — просто приманка, что под ней скрыто сердце чудовища, он подумал о бедной лягушечке, двух несчастных пажах и о всех тех, кто может стать жертвой этой коварной приманки. Тогда он достал охотничий нож и, отвернувшись от оборотня, вонзил ему в грудь длинное лезвие. Он почувствовал под рукой страшное содрогание, змеиный хвост взвился в воздух и ударил Ульрика и плечо с такой силой, что он повалился на землю… Наконец, оборотень затих. Тело, такое совершенное, стало покрываться чешуей и плавниками; лицо, еще миг назад чистое и красивое, посерело и сморщилось; рот приоткрылся в злов ещей улыбке, волосы свернулись, как змеи, — и перед глазами Ульрика оказалось злобное существо, которое скрывалось под притворной красотой.
Ульрик вытащил из ушей комочки глины и кинулся разыскивать свой отряд. К счастью, послав на разведку двух пажей и видя, что никто не возвращается, остальные решили последовать мудрому совету старшего и ничего больше не предпринимать. Обнажив мечи, они во главе С Ульриком окружили развалины и одновременно со всех сторон через проломы проникли в замок. Первым делом пажи обнаружили тюремщиков — те, не слыша более колдовского пения, уже срывали друг с друга спасительные веревки. Разбойники схватились за оружие, но Ульрик с пажами не дали им опомниться. Раненые и на пуганные, стражники сдались и вскоре снова оказались связанными по рукам и ногам.
Покончив с последним из них, Ульрик спустился в темницу и освободил узников.
Какая была радость, какие объятия! Но время праздновать победу еще не пришло: через шесть часов должна была состояться свадьба Оттфрида и Зербины, и нельзя было терять ни минуты. Не мешкая, все, кроме трех пажей, оставшихся сторожить пленников оседлали лошадей, и во весь опор поскакали к городу. Ульрик надеялся быть там к утру.
А утром, в небольшом, скромном доме можно было увидеть старую женщину, счастливую, как принцесса, а в богатом дворце — юную принцессу, несчастную, как бедная старуха. Первой была матушка Батильда: наконец-то она увидела, что вода во всех трех колодцах стала прозрачной, как горное озеро, и поняла, что все три ее сына вне опасности; теперь она ждала их возвращения с нетерпением, но без тревоги. Второй же была принцесса Зербина: час от часу ее печаль росла, пока не сменилась отчаянием. На десять часов в самой большой дворцовой зале, которую называли тысячеколонной, поскольку бессчетное количество колонн поддерживало ее своды, была назначена свадьба принцессы с Оттфридом. Между тем пробило три четверти десятого, зазвонили колокола, фрейлины пришли одевать Зербину в свадебное платье, а ни один из трех братьев еще не объявился. На самой верхушке замковой башни самый маленький паж герцогского двора вглядывался в горизонт, надеясь увидеть облачко пыли из-под копыт коня, и каждые пять минут отвечал гонцам, которых посылала к нему Зербина:
— Нет, нигде никого не видать…
Пробило десять часов. Колокола затрезвонили по всему городу, и фрейлины повели принцессу в тысячеколонную залу, где священник готовился обвенчать новобрачных.
Тем временем Оттфрид приближался к дворцу. Черная повязка прикрывала его глаз, рыжая борода развевалась по ветру. Толпа приветствовала своего кумира. Однако Оттфрид был в скверном настроении: он не сумел открыть кладовые Великана-без-сердца и, чтобы успеть на свою свадьбу, вынужден был покинуть замок Ужасье с пустыми руками. В его разбойничьей голове уже роились планы мщения и убийства герцога. А сам герцог в эту минуту горевал не меньше, чем его дочь; тщетно искал он способ отложить ненавистную свадьбу Все было напрасно.
