пут церковной тематики и риторики, непосредственно обращается к современной социальной действительности, окружающему миру. Эту гражданственность («светскость») Белинский больше всего ценил в Кантемире, указывая, что он «первый на Руси свел поэзию с жизнью»; это был «публицист, пишущий о нравах энергически и остроумно»; его произведения говорят «о живой действительности, исторически существовавшей».
Конечно, Кантемир для своего времени прежде всего просветитель. Но в своих заботах о благе общества, в борьбе с невежеством и пороками он проявлял подлинное бескорыстие и человечность. «По мне, — восклицал Белинский, — нет цены этим неуклюжим стихам умного, честного и доброго Кантемира». Сохранилась характерная надпись 1777 г. к портрету Кантемира, сделанная Г. Р. Державиным: «Старинный слог его достоинств не умалит. Порок! не подходи: сей взор тебя ужалит».
Старые биографы постоянно подчеркивают «кроткий» характер Кантемира, его «добродетельную жизнь», склонность к кабинетным занятиям. В первом его жизнеописании (еще XVIII в.) так и говорится: время «препровождал он по большей части как философ, или, лучше сказать, пустынническим образом». В стихах Кантемира, действительно, не раз высказывается мечта о «тишине», «малом доме» и т. д. Однако это никак не вяжется с биографией писателя, его участием в общественной и государственной жизни, боевым тоном всего творчества. Гуманизм Кантемира был наступательным, а неугасимая тяга к знаниям, созидательной деятельности, действительно, отвращали его от придворной суеты.
Среди произведений Кантемира немало переводных. Литература XVIII в. вообще изобилует такими «переводами», они составляют в это время своего рода жанр, форму творчества. При большой точности перевода, оригинал служил часто лишь материалом для его самостоятельного языкового изложения. Особенно часты в XVIII в. переводы сочинений научного и учебного содержания. Под пером лучших писателей и ученых переводные тексты приобретали все качества, позволяющие отнести их к образцовым памятникам русского литературного языка своего времени. Вопрос об авторстве применительно к переводам стоит остро на всем протяжении XVIII в. «Переводчик от творца только что именем рознится», — категорически утверждал Тредиаковский. Кантемиру в свое время также приходилось отражать недобросовестные нападки на этот счет. Например, в стихотворении «К стихам своим» он остро замечает: «Зависть, вас [стихи] пошевеля, найдет, что я новых И древних окрал творцов и что вру по-русски То, что по-римски давно уж и по-французски Сказано красивее».
Кантемир был на уровне образованности своего времени. Он поддерживал отношения с выдающимися мыслителями, писателями, учеными — автором французской «Энциклопедии» Монтескье (перевел его «Персидские письма», сатирически изображавшие феодальную Францию)[9], Вольтером (переписывался с ним, сообщая более точные сведения по истории и современному состоянию России), математиком П. Мопертюи, известным художником Дж. Амикони (он написал в 1738 г. маслом портрет Кантемира)[10].
Сатиры Кантемира были переведены в 1749 и 1750 гг. прозой на французский (с приложением биографии, составленной его другом, членом Французской академии надписей Октавианом Гуаско[11]) и в 1752 г. на немецкий язык[12]. До конца жизни Кантемир сохранял научные связи с Петербургской академией наук и ее членами; Академия издавала его сочинения[13].
Было бы неверно видеть в Кантемире одинокую фигуру, первооткрывателя. История литературного языка слагается из усилий многих авторов, в том числе представленных «малыми» жанрами — менее известными сочинениями, переводами, статьями, лексиконами и т. д. Эти авторы часто оставались безвестными, между тем их языковые приемы очень показательны. Не имея мастерства и литературного таланта корифеев, они в то же время непосредственно реагируют на потребности языкового общения. Только суммируя, сопоставляя данные разных источников — больших и малых, — можно получить реальную картину состояния и движения литературного языка той или иной эпохи.
Сам Кантемир изучал современную и предшествовавшую ему литературу, учитывал языковой опыт других авторов. Нельзя, например, не упомянуть по крайней мере следующие наверняка знакомые ему работы (мы также будем к ним в дальнейшем обращаться) — «Книга мирозрения» Хр. Гюйгенса в переводе сподвижника Петра I Я. Брюса (2-е изд., 1724); первый сборник научных рефератов Академии наук «Краткое описание комментариев Академии наук» (1728), над которым трудились штатные переводчики В. Адодуров, М. Сатаров, И. Горлицкий, И. Ильинский, С. Коровин. Распространено было в петровское время и позднее сочинение С. Пуфендорфа «О должности человека и гражданина по закону естественному», переведенное Г. Бужинским (1726); «Лексикон треязычный» Ф. Поликарпова (1703) и его же перевод «Географии генеральной» Б. Варения (1718); курс «Сокращение математическое» (сюда входила арифметика, геометрия, тригонометрия, астрономия, география) петербургских академиков Я. Германа и О. Делиля в переводе Горлицкого (1728). Как увидим, словоупотребление Кантемира и остальных деятелей того времени органически связано.
Далеко не все написанное Кантемиром дошло до нас. Не сохранились начатый им русско- французский словарь, материалы по русской истории, руководство по алгебре, переводы исторических и философских работ древних — Юстина, Корнелия Непота, Эпиктета, современных ученых и писателей Фр. Альгаротти, Монтескье и др. Не сразу появилось и удовлетворительное издание сочинений Кантемира. Сборник «Сатиры и другие стихотворческие сочинения» А. Кантемира, подготовленный И. Барковым (СПб., 1762), содержал текстовые искажения. Не удалась и незаконченная публикация в серии «Русские классики» (СПб., 1836). Последующие издания ориентировались на тексты, опубликованные в 1762 г. Первое научное и до сих пор самое полное собрание составляют «Сочинения, письма и избранные переводы» в двух томах под редакцией П. А. Ефремова, с биографическим очерком В. Я. Стоюнина (СПб., 1867–1868). Дополнения и уточнения к этому изданию сделаны при подготовке современного «Собрания стихотворений» (Л., 1956) с критико-биографической статьей и подробным историко-литературным комментарием.
Источником биографических сведений о Кантемире долгое время служил упоминавшийся очерк Гуаско. Сокращенно он приведен в издании 1762 г. и почти полностью «внесен» в книгу Г. 3. Байера (Беера) «История о жизни и делах молдавского господаря князя Константина Кантемира» (М., 1783), вышедшую в издательстве Н. Новикова в переводе (Байер писал по-латыни) Н. Н. Бантыш-Каменского. В дальнейшем появились более совершенные биографии Кантемира, но работы XVIII в. не потеряли значения до сих пор. Ведь Гуаско приводил некоторые данные по личным впечатлениям и со слов самого Антиоха. Байер (он умер в 1738 г.) располагал бумагами и рукописями Дмитрия Кантемира, показывал свой текст Антиоху. В книге, выпущенной у Новикова, впервые опубликован ряд подлинных документов — договор Дм. Кантемира с Петром I, его завещание, завещание Антиоха и др. Позднее издана переписка А. Кантемира — деловая и с родственниками [14]. Материалы о Кантемире и его сочинения собирались постепенно (лучшим списком сатир и некоторых других произведений считается найденная в середине XIX в. рукопись 1755 г.). Эта работа продолжается и теперь, часто она требует научных исследований и изысканий. Еще и ныне встречаются расхождения в датировке и трактовке отдельных произведений Кантемира (даже год рождения писателя точно не указывается — 1708 и 1709).
Творчество Кантемира неизменно привлекало к себе внимание. Ломоносов высоко оценивал сатиры Кантемира. Тредиаковский, переписывавшийся с Кантемиром, отзывался о нем следующим образом в трактате «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» (1735): «Без сомнения главнейший и искуснейший пиита российский» и позднее: «толь славный по наукам, в российском стихотворстве» (1755). Н. М. Карамзин открывал свой «Пантеон российских авторов» (1802) главой о Кантемире и здесь, давая периодизацию истории русского литературного языка, полагал: «первую [эпоху] должно начать с Кантемира». Он же отмечал совершенство для своего времени языка Кантемира и его роль: «Он писал довольно чистым языком и мог по справедливости служить образцом для современников». Карамзинист П. Макаров высказывал сходные мысли: «Сочинения Кантемировы были первою зарею нашей словесности» (журнал «Московский Меркурий», 1803, декабрь). Н. И. Новиков посвятил Кантемиру статью в своем «Опыте исторического словаря о российских писателях» (1772), где дал меткую характеристику его: «Ревностный
