последующие слова, и закончил:
— В тот день, в виде исключения, теплоход «Россия» ошвартовался не на пассажирском причале, а на причале торгового порта.
Чекист изменил тон и совсем по-деловому сообщил:
— А для того, чтобы войти на территорию торгового порта, нужно иметь особый пропуск. Охрана порта знает меня, и то каждый раз проверяет пропуск!
— Я, конечно, видел будку со сторожем, — небрежным тоном ответил я. — Но я прошел через эту будку и никто у меня не потребовал никакого пропуска.
Чекист ничего не ответил, встал и пригласил меня следовать за собой.
В машине он поинтересовался:
— Вы, конечно, бывали раньше в Батуми?
— Бывал.
— Кто-нибудь видел вас? Кто-нибудь может подтвердить это?
Я подумал, что моя идентификация в моих интересах и назвал ему Евгению Ивановну, у которой всегда снимал комнату, когда приезжал в Батуми, и солдата с вышки, однажды проверявшего мои документы, когда я разведывал берег под видом рыбной ловли.
— Поехали к Евгении Ивановне! — распорядился он.
Когда машина остановилась у дома Евгении Ивановны чекист вышел из нее, оставив меня с шофером и с другим сотрудником КГБ.
Вскоре он появился вместе с Евгенией Ивановной.
— Юрий Александрович! Здравствуйте! Что случилось? Почему вы сами не зашли ко мне? — беспокойно заговорила женщина, увидев меня в машине.
— Отставить разговоры! — приказал ей чекист и велел ей сесть рядом с шофером и не поворачиваться ко мне.
— Теперь заедем за вашей одеждой. Где она находится?
— Около турбазы, у самой воды, — ответил я. У турбазы машина остановилась и начальник велел мне выйти.
— Идите, забирайте свою одежду!
Я прошел к берегу моря, где теперь не было ни купающихся, ни загорающих, и быстро осмотрел весь участок галечного пляжа. В одном месте я заметил небольшую ямку и решил указать на нее.
— Вот в эту ямку я положил свои вещи и замаскировал их, набросав сверху камней, — показал я на нее рукой.
— Да? А где же они теперь? — спросил начальник, подходя ближе и пристально рассматривая указанное мной место.
— Не знаю.
— А что у вас было?
— Рубашка, брюки и сандалеты.
Чекист оглянулся вокруг, увидел милиционера, издали наблюдавшего за происходившим и поманил его пальцем. Милиционер бегом подбежал к нему и отдал честь.
— Вы не видели на этом месте мужской одежды?
— Н-е-ет, не видел, — удивленно ответил милиционер.
— И не слышали, чтобы кто-нибудь находил?
— И не слышал.
Движением руки начальник отпустил милиционера и велел мне снова садиться в машину.
Меня привезли в здание КГБ и посадили под арест в КПЗ (камеру предварительного заключения), находившуюся в подвалах этого здания. Здание КГБ занимало старинное здание, вблизи Морского вокзала, на другой стороне улицы. Камера, куда меня заперли, не имела окна. Для притока воздуха служила узкая щель под самым потолком. Вместе с воздухом в камеру также проникали уличные звуки. Когда я вошел, через эту щель слышалась песня «Дунай, Дунай! А ну, узнай, где чей подарок?».
В камере стояли две койки и стол. С одной койки навстречу мне привстал пожилой человек и ответил на мое приветствие. С Евгенией Ивановной я больше не встречался.
Глава 6. Аджарское КГБ
Потекли дни следствия. Каждое утро после завтрака, надзиратель провожал меня наверх, где следователь уже ждал меня, «подозреваемого Ветохина».
— Вы знаете, в чем мы вас подозреваем? — спросил меня следователь в тот же день, когда меня привезли в КПЗ. Следователем оказался грузин, встретивший меня в штабе погранвойск.
Я решил взять на себя роль чудака-технократа, якобы не разбирающегося ни в каких житейских вопросах, а занятого всецело только кибернетикой. В соответствии с этой ролью, я наивно ответил:
— Догадываюсь: я отплыл от берега дальше, чем это разрешается купающимся. Я готов заплатить штраф. Деньги для штрафа у меня есть, вы знаете, — 300 рублей. Наверно, хватит!
— Нэ-э-эт! — улыбнулся грузинский чекист, но беззлобно. — Мы подозреваем вас в другом: в том, что вы хотели бежать за кордон.
— Куда? — наивно переспросил я.
— За кордон. Иначе говоря, — за границу, в Турцию.
— Зачем мне бежать в Турцию, если я в Советском Союзе хорошо живу!
— А кем вы работаете?
— Я — главный инженер ВЦ ЛИЭИ и нештатный преподаватель этого же института.
— А сколько вы получаете?
— Основной оклад — 150 рублей. Мне вполне хватает.
— Фи-и-и! 150 рублей! Вот недавно мы поймали доцента. Он получал не 150, а 400 рублей в месяц, и то хотел бежать из СССР на Запад!
— У него, наверно, были особые причины. А у меня нет никаких причин бежать.
— А сейчас вы в отпуске, да?
Как все неудачно складывалось против меня! Но я задумал: как бы плохо ни характеризовали меня мои ответы, давать на все вопросы только правдивые ответы… на любые вопросы, кроме моих политических убеждений и кроме моего намерения бежать на Запад. Я понимал, что все сведения будут проверяться и правдивость моих показаний в конечном счете принесет мне дивиденды. И я ответил:
— У меня — прогул.
— Что-о-о? — очень удивился следователь.
— Прогул, — повторил я.
— Почему прогул? Расскажите подробнее.
— Да, видите ли, я поссорился с ректором института из-за весьма принципиальных расхождений и не пошел больше на работу.
— Не пошли на работу, а решили убежать в Турцию?
— Нет, я не пошел на работу потому, что не мог смириться с теми материальными убытками, которые повлечет за собой неграмотное техническое решение ректора, которому я не сумел воспрепятствовать. Я решил уехать на юг, успокоиться и здесь придумать какой-нибудь способ доказать свою правоту.
— Ну, а зачем же тогда поплыли в Турцию?
— Я просто совершал марафонский заплыв. Это — спортивное мероприятие. Я так всегда снимаю с себя умственную усталость и моральное перенапряжение.
«Ври Емеля — твоя неделя!» — вспомнилась вдруг подходящая пословица и я чуть было не улыбнулся. Как бы хорошо было ввернуть теперь «между прочим», тот факт, что я вышел на берег не южнее Батуми, а — севернее, но нельзя! Я сам проговорился в момент ареста: Поти принял за Батуми. Это все чекисты уже знали и на этом основании делали заключение, что я или был, или хотел быть южнее Батуми. А вот он и соответствующий вопрос:
