за полночь, а в Москву поехал готовый проект. На следующий день утром его утвердили и приказали по возможности быстро встречать пополнение.
Расследование попытки покушения шло своим чередом. Нервным, следует признать, и неторопливым. Таким оно было потому, что предположения, кто мог организовать подобное, могло поднять волосы дыбом даже у ящерицы. Судите сами: уровень секретности – высочайший, охрана – соответствующая (во время «дойки» нас охраняли так, что для организации успешного покушения та самая парашютно-танковая дивизия потребовалась бы). После награждения охрану уменьшили, и, как выяснилось, зря. А если бы эти орлы не стреляли, а попытались похитить ребят? Вот то-то же. Но кому это выгодно?
Если это свои – то кто? Хрущ? Но его первым проверили – не мог, ибо не знал. Кто-то еще? Возможно, но пока некому. Те, кто имел возможность, — не знали. Те, кто знал, — не имели возможности. Другой вариант – «самодельная», в смысле сопредельная разведка. Реальный вариант, но тогда получается, что покушавшиеся знали, в кого стреляют. А это означает «крота» на таком уровне, что представлять не хочется. Медленно, но верно расследование заходило в тупик.
Выбраться из него помог случай. Ну, не совсем, конечно. Просто в рамках установления личности стрелков их фото показывали всем, кто обратится с заявлением о пропаже родственников в день покушения. Вариант бесперспективный и нереальный. Так и представляется – приходит организатор покушения и говорит: «Здрасьте, тут у меня братец семиюродный пропал», а ему в ответ: «А когда?», «А вот тогда-то», а ему: «Может, он убил кого?» «Точно, он там ваших попаданцев валить собирался, я ему еще ствол подогнал, с возвратом, а он не вернулся. Вы его, часом, не видели?» Но именно он и выстрелил. «…на предъявленных фотографиях гражданка Кушакова А.А. уверенно опознала своего мужа, Кушакова В.М., 1915 г. р., пропавшего 26.11.41. По второй фотографии гр. Кушакова уверенно опознала двоюродного брата мужа, Мышкина С.Ю., 1916 г. р., лейтенанта РККА, пропавшего без вести в ходе Смоленской оборонительной операции.
Согласно показаниям гр. Кушаковой, родители мужа погибли во время Гражданской войны, воспитывался он сестрой матери, гр. Мышкиной О.Ф., вместе с ее родным сыном. После женитьбы он взял фамилию Кушаковой». «…гр. Мышкина О.Ф, 1895 г. р., проживает по адресу… Соседями характеризуется как скрытная. Работает преподавателем в музыкальной школе № 13 по классу фортепьяно. С места работы характеризуется положительно. Неоднократно поступавшие от соседей (гр. Груздев А.Н., гр-ка Груздева Л.И.) сигналы об антисоветской деятельности подтверждения не получили». Брать лихую бабулю отправились на двух машинах. Из-за меня в основном. Собственно, вторая машина – охрана моей драгоценной тушки. Глупость невероятная, понимаю – словить пулю от полусумасшедшей старухи (хотя какая она на фиг старуха – и пятидесяти ей нет), но я тут уже не властен над собой. Правда-правда.
Дверь комнаты в коммуналке только что не настежь. Стоит посреди комнаты. «Я знала, что вы придете».
— Вы очень проницательны, мадам. Ну-ну, мадам, к чему такие глупости? Я, конечно, далеко не Ника, но пистолетик придется отдать.
— Быдло!!! Генерал Краснов вас, большевиков, на фонарях развешает. Хамье! Немцы вот-вот Москву возьмут…
— Ну, разумеется, мадам. Если немцы Москву возьмут, то так и будет… — Сильно жалею, что так и не начал курить – по крайней мере, было бы проще. Не перестающую вопить тетку запихивают в «воронок».
Не беспокойтесь, мадам, смерть от пули в затылок штука безболезненная. Повезло вам. Остальным, которых сейчас убивают борцы с большевизмом, повезло гораздо меньше. Что? Ах, она право имеет. Ну-ну. А остальные, стало быть, должны с ее этим правом смириться. Ага. И покаяться, как модно было «у нас» говорить. Вон, например, жители той деревеньки, хорватами спаленной, к примеру, ну просто обязаны каяться… Ненавижу.
Сегодня я писала служебку. Такую, как привыкла у себя. «От: Политрука Ивановой Н.А.
По поводу: Нехватки квалифицированного персонала для обучения диверсионно-разведывательной деятельности.
По сути: В данный момент существующая в Центре обучения система преподавания не отвечает целям и задачам, которые были поставлены как первоочередные. Преподаватели, обучающие солдат таким дисциплинам, как «Стрелковая подготовка», «Минирование» и «Разведка», не имеют военной практики. Часто возникают разногласия между преподавательским составом и абитуриентами, в ходе которых абитуриенты, предлагающие новые методы минирования, были не раз осмеяны. Стрелковое дело преподается по штампам Первой мировой войны, что в данных условиях неприменимо.
Новые методы, предложенные Чупиным Л.З. (позывной «Освальд»), были резко раскритикованы преподавательским составом. Между тем созданные снайперские двойки и тройки показали отличный результат, действуя в тылу врага, и их методы были проверены в военной обстановке.
Должна заметить, что расхождения теории и практики в данный момент может негативно сказаться во время рейдов и приведет к потере личного состава.
Выводы: Диверсионные группы, выпускаемые Центром, не сработаны в полной мере. Бойцы боятся принимать собственные решения и применять креативные методы. Моя просьба об оставлении в Центре наиболее ценных абитуриентов, которые могли бы стать основой новому преподавательскому составу, не нашла отклик у полковника Смилка Д.Ф.
Предложения: Прошу разрешить преподавание в Центре списанным по ранению диверсантам и увеличить практические занятия по основным дисциплинам».
— Что это? — Ярошенко прочитал и удивленно поднял брови.
— Докладная.
— Я вижу… но не понимаю. Что ты хочешь? Ты и так переставила с ног на голову всех, кто с тобой общается. У людей, как вы говорите: «Крышу рвет».
— Тогда объясни, почему Освальду запретили преподавать «Стрелковую подготовку»? Что за бред – не имеет педагогического стажа? Я знаю, что он на теории – дуб дубом, но показать – это он может.
— Сержант – преподаватель Центра?
— Тебе что, звания важны? Так дайте ему младшего лейтенанта! У человека – опыт! А его как новичка мордой истыкали…
— Полковник Смилка совсем другого мнения, но, кажется, у вас не только по этому поводу расхождение?
— Он сноб. Я просто закрыла дверь, когда он начал тыкать мне моим полом. У него, кажется, спермотоксикоз.
— Чего?
— Недотраханье!
— Ну, Ника Алексеевна!
— Ладно, извини. Срываюсь я в последнее время! Наверное, не хватает общения. Клинит… Хочешь – можешь дать ход докладной, хочешь – можешь порвать к чертовой матери! Но терпеть старческий идиотизм я не намерена. Все к чертям! Пацаны лягут на первом же задании, и это будет вина этих козлов!
— Я понимаю, что ваши попаданцы сейчас занимаются другими вопросами и общение с ними свелось к нулю, но вы же сами должны это осознавать лучше всех…
— То, что мы чужие вам, вашему времени, вашим партийным идеям? Закончится война, и мы станем тут не просто чужими, а вообще лишними. Подрывать идеологические устои – это чревато… правда? Но мы-то ладно! Нас-то всего семеро – никто не заметит таких потерь. Они в миллионном списке погибших будут незаметны, а в чем виноваты эти пацаны? В том, что их не научили должным образом уходить из засад? В том, что они не умеют стрелять из немецких автоматов, когда в своих кончились патроны? В чем?
— Вы так переживаете за них? Больше, чем за себя.
— А… — я махнула рукой, — материнский инстинкт. Здоровая родительская паранойя. Давай я лучше на фронт пойду? Вернее, за линию фронта. С этими пацанами…
Ярошенко смотрел на меня долго. Я даже начала переживать – может, сказанула что-то не то…
