Соланж с трудом сдержала радость.
— Санг может отказать.
— Только не мне.
— Тогда ладно. Но договаривайся сам. — Соланж, сияя, подхватила новый диктофон, камеру, сумочку, потянулась за плащом. — Я в деле, босс. — Она заблокировала свой компьютер. — Позвоню до часу, статью пришлю до шести.
— Звучит неплохо. — Бакстер отошел с дороги, и Соланж выскочила из «Корпорации СМИ Ванкувера» к своему автомобилю на парковке.
В полицейском участке Соланж миновала и пресс-службу, и регистратуру, где дежурили по ночам репортеры в ожидании возвращения патрульных. Она отправилась прямо в помещение для инструктажа, к столу Нила Конроя, который начал качать головой, как только ее заметил.
— Барендис, выметайся отсюда, — страстно выпалил он. — Ты же знаешь, что я не могу с тобой говорить. — Он был слегка сутулым, слегка потрепанным: его возраст приближался к сорока годам, и эти годы давали о себе знать.
— Еще как можешь, здесь или у себя дома, дядюшка. Ты же знаешь, что тетя Мелани меня не выгонит. И если мне не расскажешь ты, расскажет она. И не нужно уверять, что ты не делишься с ней результатами расследования, еще как делишься. — Соланж устроилась на старом стуле, который отполировали сотни посетителей и жертв преступлений. — Убийства. Что происходит? И почему ДНК недостаточно? Его же можно выделить из крови.
— У тебя слишком длинный нос, Барендис, это не доведет тебя до добра.
— Нужно же девушке зарабатывать себе на жизнь. — Хмурый прием ничуть ее не беспокоил.
— Ладно, но хоть раз в жизни прояви здравый смысл и держись подальше от этого дела. Ради своей же безопасности. Мелани со мной согласится, если ты ее спросишь. — Конрой был серьезен. — Этот убийца охотится только на женщин, только в возрастной группе от двадцати пяти до тридцати, перерезает горло, режет тела, а затем поливает место преступления коровьей кровью. Основное ты уже знаешь.
— Режет — ножом? — спросила Соланж, вытаскивая блокнот и ручку. О том, что в кармане плаща
— Прекрати, Барендис, — устало сказал Конрой. — Терпеть не могу твоих подначек.
Она покачала головой.
— Значит, не ножом, но горло перерезано? У всех пяти жертв?
— Что тут скажешь? Парень любит кровь, и чем ее больше, тем ему лучше. — Конрой явно был в отчаянии. — И не смей об этом писать.
Соланж пожала плечами, ее глаза сияли.
— Ничего не могу обещать, но я искренне постараюсь не доставлять тебе проблем.
— Меня беспокоит то, что
— Не ножом, но режущим предметом, наверняка, — продолжала Соланж, никак не реагируя на предупреждения. — Кинжал — да, я
Конрой протяжно вздохнул.
— Если ты дашь мне слово не трепать Мелани нервы, я расскажу тебе, что думают о ранах наши медики, но не добавляй это в статью, иначе помешаешь расследованию.
Соланж села, как примерная школьница, и уставилась на Конроя честными глазами.
— Обещаю.
— Это какой-то изогнутый меч — сабля, скимитар, катана или что-то типа этого. А может, средневековый молот с длинным крюком на навершии, пока сложно определить это точно. Слишком много повреждений. — Они понизил голос и побледнел.
— Это действительно так… — Она успела остановиться и не ляпнуть первое, что пришло в голову.
— Жутко, — закончил Конрой.
— Боже, мерзость какая. Жаль, что нельзя об этом писать.
— Только попробуй, и у тебя заберут удостоверение журналиста до тех пор, пока мы не поймаем этого парня.
— Ты же знаешь, что не получится. Тетя Мелани тебе не позволит. — Она нахально улыбнулась.
— Может, ты и права. — Конрой откинулся на спинку стула. — Но это ничего не меняет. Пусть Фиск и медэксперты делают свою работу, а ты попридержи пока язык. Если не будешь играть по правилам, обломаешь нам все расследование и из-за тебя могут погибнуть люди.
— А именно —
— Обещаю. Ты же знаешь, что я сразу же тебе позвоню.
— Ага. Иначе тетя Мелани…
— …сделай одолжение, не продолжай.
Ресторан оказался фешенебельным, с приглушенным золотым освещением вместо привычных ламп дневного света, с тяжелыми портьерами и драпри, серебряными приборами, крахмальными скатертями, китайским фарфором и австрийским хрусталем. Соланж, в своем втором лучшем коктейльном платье — дизайнерская работа, косой разрез, кобальтово-синий цвет, и рукава «летучая мышь» ей очень нравились, — изо всех сил пыталась не показать, насколько ее впечатлило шестистраничное меню. Оторвавшись от изучения блюд, она подняла взгляд на пригласившего ее и спросила:
— Почему вы передумали, граф?
— Насчет интервью? — Собеседник вел себя крайне современно и утонченно.
На нем был шелковый черный костюм, явно сшитый на заказ, белоснежная шелковая рубашка, винного цвета узорчатый галстук с заколкой, которая подходила к запонкам: белое золото со вставками почти черных сапфиров.
— Да. — Соланж покосилась на приближающегося официанта. — Что вы с этого получите?
— Удовольствие находиться в вашем обществе, но пусть это не мешает вам наслаждаться здешними блюдами. — Он ждал от нее новых вопросов, а когда понял, что их не последует, продолжил: — У меня, к сожалению, аллергия на большинство продуктов, поэтому я воздержусь от заказа. Пусть это вас не смущает. Я привык составлять компанию за обедом. — Он махнул официанту, приглашая принять у нее заказ. — Я хотел бы взглянуть на карту вин, если таковая здесь имеется.
Соланж сверкнула глазами.
— Значит, вы
— Вино для вас. Я не пью вина.
Она рассмеялась.
— Вы же знаете, кто обычно так говорит?
Он иронично улыбнулся.
— Вампиры.
Соланж, с трудом сдерживая смех, обернулась к официанту:
— Для начала я хотела бы крем-суп из лесных грибов, затем жареные гребешки на блюде, утку с вишней, бергамотом и луком, затем салат из цикория, а насчет десерта я решу после того, как закончу с основными блюдами.
— Хорошо, мадам, — ответил официант. — Граф, карту вин я принесу через минуту.
— Благодарю, Франко.
— Так вас здесь знают? — Соланж снова сгорала от любопытства.
— Я вкладывал деньги в этот ресторан и отель напротив. — Он принял карту вин у официанта, который принес корзину со свежим хлебом и масленку.
— Вы полны сюрпризов, граф. — Соланж решала, какую статью можно будет состряпать из истории его капиталовложений.