— Их. — Пытаясь отдышаться, я махнул рукой. — Мне нужны они.
Женщина выпятила грудь, ремешки затрещали.
— Только их? — Она наверняка приняла мои слова за намек на свое тело.
— Нет. Не их. — Я, задыхаясь, попытался ее обойти. — Его.
— Если ты ищешь «его», то тебе в другой конец улицы.
Ее подружки захихикали, обсуждая мои сексуальные предпочтения.
— Я не это имел в виду, — запротестовал я. — Разве вы не слышите?
— Тебя мы слышим отлично. И слышим, как жутко ты хочешь.
У меня не было времени на разговоры со шлюхами, тем более что ее слова чем-то напомнили мне заявления Ригга, равно как и шепотки на улице за спиной.
— Что ты сказала?
— Ты аккуратней со словами, милый. Прояви немного уважения, и мы ответим тебе тем же.
— Это вы должны проявить ко мне уважение, и некоторым тоже не помешало бы. — Я не должен был позволять себя провоцировать, тем более что так я мог упустить фургон. Фургон, из которого донеслось: «От него кто угодно заснет, он ведь жалкий зануда».
Но не мог же Ригг сказать именно это? Я поморщился и побежал дальше.
Фургон оторвался метров на сто и двигался чуть быстрее меня. Но теперь я, по крайней мере, мог его видеть. Я бежал мимо безымянных одинаковых домов, которые едва различал в свете уцелевших фонарей. Наверное, здесь были магазины, хотя вывески рассмотреть мне не удавалось. Огни фургона мерцали сигналом тревоги, и я представлял себе, как они горят, словно бумага. Как загораются от них стопки его книг. Я не знал, стоит ли мне бежать за фургоном и как я собираюсь его остановить, тем более что звук моих шагов не позволял мне различить ни слова. Мелькнула даже мысль броситься под колеса, чтобы его арестовали.
Но я лишь вопил:
— Что ты сказал?!
— Что?
Сначала мне показалось, что это просто эхо. А затем объект, который я принял за пакет с мусором, оставленный под дверью, поднял голову и агрессивно ткнул в меня пальцем.
— Не обращайте на меня внимания. Что вы сейчас слышали?
— Тебя, пень глухой. Что ты орешь по ночам? Ты не имеешь права будить людей! Ты никто!
— Да, я никто. — Я смог отвлечься и даже рассмотрел мятое лицо бродяги, поэтому до меня не сразу дошли слова, которые я не хотел слышать. «Плевать на Бреди и его тупую книжонку».
Разве можно получить разрешение на трансляцию подобных заявлений? Водитель, что ли, пьян, обкурился или то и другое сразу? Бродяга попытался подняться, но рухнул под звон бутылок. Я потратил на него слишком много времени, а когда отвернулся, фургона нигде не было видно.
Зато прекрасно слышно. Я не мог поверить, что Ригг такое говорит.
— Видите его? Видите этого толстого ублюдка?
Я рванулся в конец улицы и увидел, как фургон заворачивает за угол, на улицы, где хорошо освещенные мостовые соседствовали со спящими домами. Он наверняка разбудит множество людей. Я надеялся лишь на то, что им, как и мне, будет хотеться тишины. Но я бежал мимо домов и видел, что большинство окон разбиты. Если я не ошибался на бегу, то многие дома почернели от пожаров. По крайней мере, если дома пусты, никто не услышит, какими словами полощет меня Ригг. Задыхаясь, я добежал до поворота и схватился за гидрант. Фургона я больше не видел и не слышал.
— Избавился, слава богу, — выдохнул я.
Мне нужно было перевести дыхание, но помешал ответ:
— Это ты?
Шепот доносился из круглых дыр в оконном стекле темного дома. Кончено же, следовало сказать «нет», но не успел я вдохнуть, как голос прошептал:
— Не стоит шуметь. Мы не хотим, чтобы тебя слышали.
— Не только вы не хотите, — кашлянул я.
Еще один голос зашептал:
— Это он?
Последовали шаги и удары, кто-то что-то бормотал, пытаясь добраться до окна. Я отшатнулся, когда в нижней дыре окна появился глаз и часть помятого лица. Глаз был мутным, как валявшиеся под ногами использованные шприцы.
— Нет, — решил владелец глаза после некоторого размышления. — Это не он.
Я вдруг странно обрадовался этим словам, но голос Ригга вернулся именно в этот момент. Он теперь звучал издалека, был более смазанным, поэтому я не уверен, что он произнес именно «игло-Бреди». Он издевался, давал советы или просто комментировал, что видит? Я так отвлекся, что не смог определить, что и кому сейчас говорю.
— Вас это тоже должно беспокоить, — обратился я к силуэту за окном. — Как и меня.
— Ты беспокоишь, приятель.
Ответ был полон угрозы. Я заметил блеск иглы, которой мне могли угрожать. Еще одна причина не задерживаться, но я надеялся, что обитатели комнаты не решат, будто это их я испугался, когда побежал вслед за фургоном. Я не трус. Я преследовал своего мучителя.
Дорога на следующей улице оказалась в два раза шире. Двухэтажные дома были разделены небольшими садиками. Возможно, именно эти проемы позволили мне различить голос Ригга с такого расстояния.
— Дайте его высочеству по башке. И наслаждайтесь гулом.
Ну почему никто, кроме меня, не протестует? В этих домах по нескольку квартир, он же окружен людьми.
— Я
Стоило мне разогнаться, как на втором этаже одного из домов распахнулось окно.
— Прекратите шуметь! — заревел мужчина. — Люди хотят спать!
— Я пытаюсь прекратить шум, — крикнул я в ответ. — Почему вы мне не помогаете?
— Если ты не заткнешься, я точно спущусь и помогу!
Он, наверное, не проснулся, потому что смысла в его словах не было.
— Вызовите полицию, — попросил я. — В такое позднее время шуметь запрещено!
Я хотел подождать, пока он не признает, что слышит Ригга, и не вызовет полицию, но меня взбесили комментарии из фургона.
— Бреди выдохся. Он конченый человек. Я слышал, как он читает. Меня это усыпило. Меня, я проснуться не мог!
Я выбежал на середину дороги и погнался за фургоном, размахивая руками. Мне хотелось сорвать с фургона репродуктор. Я рычал, потому что слов не осталось.
— Забавно, он говорит, что умеет писать. Он лжец. Пустышка. Он может только царапать непонятные значки на бумаге и выдавать жуткую чушь.
Слова Ригга начали превращаться в какой-то код.
— Пафосный, масляный, скользкий во всем, — диктовал он под протесты, которые неслись из окон домов.
Как ни странно, все эти протесты были адресованы не ему, а мне. Наверное, потому, что я был ближе, чем фургон, вот меня и решили сделать козлом отпущения. Я совсем выдохся, когда на полпути от меня до фургона возник прохожий.
Это была леди, выгуливавшая собачку в парке за домами. Я замедлил бег, чтобы не напугать ее. И перестал размахивать руками и кричать вслед фургону.
— Вы же слышите это, правда? — спросил я достаточно громко, чтобы мои слова наверняка донеслись до потревоженных обитателей квартир.
Свет уличного фонаря упал на ее бледное курносое лицо, густо намазанный помадой рот растянулся в улыбке.