На следующее утро, в 5:30, Ричард доехал от общежития на Лэйк-Шор-драйв до отцовского дома. Никто еще не проснулся, но он быстро дошел до комнаты Майкла, постучал, выждал несколько секунд и толкнул дверь.
Майкла не было, и кровать — к радости Ричарда — выглядела нетронутой.
В кабинете он нашел бумаги с новым логотипом компании именно там, где вчера намеренно их оставил, а ключ от склепа, как он и надеялся, исчез.
Шагая в кухню за кофе, Ричард не удержался и начал насвистывать.
Когда мама и Сисси проснулись, он усадил их в «бентли» и погнал, насколько позволяли пустые утренние улицы, в сторону кладбища Лэйквью. Главные ворота были приоткрыты, извилистая дорожка до склепа семьи Маунтджой была засыпана снегом. День был ясным, но пронзительно холодным, и, кроме служебного грузовика, поблизости не было ни машин, ни людей. Мать сидела рядом с выражением растущей тревоги на лице, сзади Сисси поглощала батончик из овсяных хлопьев, но ее отражение в зеркале заднего вида было неподвижным.
На вершине холма Ричард остановился и поставил «бентли» на ручной тормоз: на земле уже образовалась ледяная корка.
— Хотите подождать в машине? — спросил он.
Мать кивнула, прижимая к носу платок. Сисси ответила:
— Да, посмотри сам. Скажешь, как все прошло.
Ричард в любом случае собирался проверить все сам. Без свидетелей, без помех, без неожиданных реакций. Он вышел и зашагал по хрустящему насту в сторону склепа. Если Майкл и наследил здесь ночью, снег все скрыл.
У двери Ричард остановился, перевел дыхание и, сунув руку в карман за дубликатом ключа, крутанул ручку. Она повернулась.
Открывая дверь, Ричард не знал, что предстанет его взору, но уж точно не ожидал увидеть Майкла, лежащего на гробу и укутавшего ноги в алую ткань.
— Сюда явно стоит добавить систему отопления, — сказал Майкл.
Ричард застыл как громом пораженный. Найди он брата скончавшимся от холода, он бы не удивился. Найди Ричард Майкла, забившегося в угол и лепечущего от страха, он счел бы случившееся в порядке вещей. Но это…
Хотя определенный подъем духа Ричард все равно ощутил.
Майкл сбросил ноги с крышки, позволив ткани соскользнуть на пол вышивкой вверх. Когда Ричард спросил отца о том, что значат эти слова, тот ответил: «Это латынь. „Где есть воля, будет и путь“. Это станет новым девизом компании».
Ричард был не против, хотя и не понимал, как эта фраза связана с продажей импортного камня.
— Ты привез остальных? — спросил Майкл, наступая на ткань.
— Они в машине.
— Так чего же мы ждем?
Надежда Ричарда все крепла, хотя на всякий случай он приготовился изобразить шок и осуждение. На тот случай, если он ошибся.
— Но что ты тут делал?! — воскликнул он, и ледяной взгляд Майкла был лучшим ответом на его вопрос.
Он не ошибся. Все сработало.
— Нам и вправду нужно это маленькое представление? — Майкл перешагнул порог с уверенностью, которая была ему не свойственна.
Снаружи, на свежем воздухе, Майклу пришлось закрыть глаза на пару секунд, чтобы привыкнуть к яркому солнцу и снегу. И чтобы внутренне собраться. Если уж он решил это продолжать, нужно вспомнить все, что он когда-либо читал о персонаже, игре и интонации. И скрывать свои истинные чувства, скрывать возмущение и злость, приправленные осознанием того, что все предали его… скрывать то, что клокочет внутри.
Чем ближе к машине он подходил — с Ричардом в хвосте в качестве почетного караула, — тем сложнее ему становилось. У Сисси отвисла челюсть.
Когда Ричард направился к водительскому месту, Майкл сказал:
— Куда это ты собрался?
Ричард смущенно застыл на середине шага.
Майкл протянул руку ладонью вверх, ожидая, пока брат додумается вложить в нее ключи.
Ричард послушно устроился сзади, рядом с Сисси, а Майкл сел за руль рядом с матерью. Она робко коснулась его руки, и как бы он ни кипел внутри —
— Это было… трудно? — спросила она.
— А ты как думаешь? — сказал Майкл пренебрежительным отцовским тоном.
И эта безапелляционность странным образом успокоила мать.
Да, ему ко многому нужно будет привыкнуть… Но раз уж он смог ответить «нет» на последнее требование отца, раз ему хватило сил сидеть на крышке гроба, пока голос в нем окончательно не стихнет, не умрет, то что ему после этого остальные трудности?
ПИТЕР ЭТКИНС
Стейси и ее идиот
Знаете, мне следовало повернуться и уйти сразу же, как только толстяк упомянул о том, что знаком с бандой с 18-й улицы.
Не то чтобы меня колыхало, кого он там знает или не знает. Дело было в дурацкой чистой
Как будто мне не все равно, где он берет наркотики. Как будто это мое дело. Все должно быть иначе. Деньги. Наркотики. Спасибо. До свиданья. Хорошего дня и не поймай передоз сырного соуса, толстый козел. Но нет, надо вместо этого грузить меня байками о своем приятеле-гангстере. Ну и в итоге мне стало скучно и мерзко, и я сделала глупость. Я не проверила товар. Даже не открыла пакет. Мне хотелось поскорее свалить оттуда. Глупость. В офигительной степени. Но я могу сказать пару слов в оправдание: во-первых, я уже девяносто дней была в глухой завязке и не хотела размачивать ее даже пробой; во- вторых, телефон жирдяя мне дал Паули Бенсон, а с Паули Бенсоном у меня никогда не было никаких проблем. Так что я оборвала эту сухопутную косатку на середине списка людей, угробленных приятелем- гангстером во времена его блистательной карьеры на 18-й улице, бросила деньги, взяла пакет и свалила.
Чтобы вернуться в Сильверлэйк, понадобилось минут сорок: какой-то мудак попытался вырулить налево с Кахуэнга на Франклин и получил удар в бок от ни в чем не повинного «камаро» 92 года. К тому моменту как я вошла и бросила им пакет, Джимми Фитц и Стейси готовы были заплевать друг друга ядом.
Стейси тут же вооружилась зеркальцем, лезвием и соломинкой — ну а что еще имеет значение в такой ситуации? — а вот Джимми с надеждой уставился на меня.
