вымрет от голода. На ферме остались четверо Пиндаров, но двое переехали на север сразу после смерти бабули и возвращаться не собирались. Нам же достались Деннис Пиндар и его женушка Глэдис, и уж она, поверьте мне, была той еще грымзой.
Каждую среду, после проповеди в нашей баптистской церкви, то есть после единственного выхода в «свет» со своей фермы, она выбивала из бедняги Денниса все дерьмо. Что ее так доставало в проповеди, я не знаю. Да и никто не знает, потому что Пиндары появлялись только по средам и не разговаривали даже со священником, который, глядя им в глаза, открыто говорил, что неплохо бы пожертвовать десятину на церковные нужды. Ну и, естественно, ни цента от них не дожидался.
В мире мало вещей, я думаю, способных разозлить людей больше, чем то, чего они не могут иметь, и то, чего они не могут понять. То немногое, что Пиндары покупали в Хакберри, они оплачивали старыми, мятыми и затхлыми долларовыми бумажками. Никто из них не был замечен ни на какой работе, кроме как на самой их ферме, причем урожай они никогда не продавали, так что происхождение мятых бумажек оставалось тайной для горожан. Ходил слушок о сундуке с деньгами, спрятанном на той ферме, но никто и никогда не пробирался дальше крыльца, а чаще всего и дальше калитки, так что о том, где спрятан сундук, оставалось, опять же, только гадать. Если этот сундук вообще существовал, в чем я сомневаюсь.
Когда я был ребенком, сплетни у парикмахерской и на крыльце по вечерам меня мало интересовали. Зато стоило мне дожить до двадцати шести, и меня тут же назначили констеблем, так что сбор слухов начал входить в мои непосредственные обязанности. Дело в том, что, когда округу понадобилось посадить в Хакберри констебля, одного на двадцать миль окружающих ферм и лесов, три старика во главе нашего города решили, что чужак на такой должности им не нужен, а чужаками были все, кого они не знали лично.
Мне же хватало лет, силы, роста и веса, но не хватило мозгов вовремя понять, насколько скучной окажется работенка. В то время я занимался колкой дров в обмен на кукурузу и другие продукты, которыми мне могли заплатить. Другой работы в округе просто не было. Я даже думал податься в город побольше, вроде Тайлера или даже Далласа, поэтому с радостью ухватился за возможность зарабатывать пятнадцать долларов в месяц. Да и начало службы вышло нескучным благодаря Глэдис Пиндар.
Вы не забывайте, на дворе был 1933 год. В глубинке не было нынешнего освещения, телефонов и прочих чудес техники. Так что, когда поздней ночью в среду маленький Анида Ралстон заколотил кулаками в мамину дверь, вытаращив глаза и заходясь криком, что миз Пиндар вот-вот убьет своего мужа, если никто не помешает, я только обрадовался возможности принести пользу. Прихватив старика «Кольта» 45 калибра, я помчался за парнишкой через лес, ручей и поле прямо к ферме Пиндаров. Бежать было недалеко, но раньше я никогда там не бывал, потому что мама терпеть не могла Глэдис.
А это значило, что я впервые увидел знаменитую ветряную мельницу, которая накачивала воду в бак на высоких опорах, откуда она попадала в дом Пиндаров. По слухам, туалет у них тоже был в доме! Пареньку, который вырос в доме со старым добрым уличным сортиром, такое казалось невероятным. Папа объяснял мне, как действует выгребная яма, но мне это казалось жуткой антисанитарией.
У меня не было времени разглядывать мельницу, потому что из главного дома доносился неслабый шум. Крики ярости и боли мешались со стуком и звоном битого стекла. Если они развлекались так каждую неделю, в доме наверняка не осталось ничего бьющегося. И все равно я покосился на мельницу и только потом вынул «Кольт», проверил патроны и двинулся на поле боя. Мальчишка держался позади, на безопасном расстоянии.
Стоило мне взойти на крыльцо, и банка с фруктовым джемом вылетела через дверь, чтобы разбиться об одну из опор крыльца. Стало ясно, что пора прекращать это дело, и я завопил:
— Мистер и миз Пиндар, это Кэл Хэмптон, новый констебль. Пожалуйста, успокойтесь, чтобы я мог с вами поговорить. Криком ничего не решишь. Выходите ко мне, или я зайду к вам, если вы не против.
Ответа не последовало, но шум прекратился, что я принял как приглашение пройти внутрь. В комнате царил разгром. Все, что там было стеклянного, разбилось, мебель была разбросана и перевернута. К счастью, керосиновая лампа уцелела высоко на полке, и эта компания не сожгла дом вместе со всем содержимым. Я прищурился в сумраке комнаты, пытаясь разглядеть людей, и тут меня ткнули в грудь. Только тогда я догадался опустить голову и заметил крошечную женщину, все еще не старую. Весу в ней было килограмм тридцать шесть, и укомплектована эта хрупкость была глазищами, которым в самый раз было сверлить железо.
— Что тебе, мальчик? — провизжала она.
За ее спиной возникло движение, тощий молодой человек выбрался из-под перевернутого дивана и застонал.
— Как насчет спасения моей жизни? Кажись, именно этим должен заниматься страж порядка.
Я раньше никогда не слышал, как люди скрипят зубами. Она заскрипела, и звук получился просто жуткий. А потом занесла руку дня удара, и мне очень не понравился вид ее кулака. Я видел отметины на лице и теле ее мужа и не хотел заиметь себе нечто подобное на уровне ее роста, так что поднял ее на руки и усадил на диван рядом с Деннисом. До сих пор удивляюсь, что обошлось без царапин и укусов, потому что вела она себя как пойманная дикая кошка.
То была моя первая встреча с этой парочкой, и я смог успокоить их, не доводя дело до кровопролития. Но я догадывался, что такой мир ненадолго, и не ошибся. Деннис не мог бросить ферму своей семьи, а она не перестала вытирать им все полы по вечерам в среду, так что я оказался прав и перестал с ними возиться. Даже если они в итоге убьют друг дружку, как ни крути, это никого не огорчит.
И все шло нормально, когда я прекратил попытки усмирить Пиндаров. Программа общественных работ начала давать рабочие места, мужчины строили дороги и мосты, даже разбивали при дорогах вполне симпатичные парки со столиками и скамейками. Мало-помалу рацион местных жителей перестал состоять из выловленных в реке сомов и того, что удалось отбить на огороде у поссумов. Я женился и переехал в собственный дом, родились ребятишки, а на работе я все так же приглядывал за лунатиками и ворами арбузов.
Конечно, в городе не обходилось без семей вроде Педди или Вендерсов, которые не упускали шанса нажить себе проблемы, но я умел с ними управляться. Достаточно было поймать ближайшего Педди или Вендерса, выписать ему чертей, и остальные тут же успокаивались на месяц или два. Жаль только, порой думал я, что такой метод не сработал с Глэдис Пиндар, потому что в меня с самого рождения вдалбливали мысль о том, что женщин бить нельзя ни при каких обстоятельствах. И переступить через себя я не мог, сколько бы ни видел мужей, регулярно избивающих жен, даже когда в этом не было смысла.
К началу Второй мировой я дожил до пенсионного возраста, но у меня была семья, и работу мне оставили. Не было других желающих на это место, а зарабатывал я всего тридцать баксов, прожить на которые удавалось только благодаря продуктам с собственного огорода. К тому же я лучше всех справлялся с работой, которую к тому времени разнообразили подростки на родительских машинах, слишком быстро ездящие по грунтовым дорогам и то и дело заканчивающие свой путь в канавах. Со мной в качестве стража порядка округа была тихой.
А потом правительство решило оборудовать лагерь для военнопленных посреди леса в шести милях от Хакберри. В какой-то степени это было разумно. Им нужны были работники для прокладки дорог и узкоколеек, служащих для вывоза лесоматериала, который те же пленные должны были поставлять. У нас же по поводу лагеря были смешанные чувства. Старики у парикмахерской, которым все равно нечем было заняться, только об этом и говорили. Им совершенно не нравилась идея о том, что группа молодых, сильных немцев появится неподалеку от местных девушек, никогда не знавших никого, кроме соседей и родственников. Большинство браков в городке и так были в определенной степени смешанными, просто потому, что выбора не оставалось, бензин был дорог и мало кто путешествовал. Война забрала многих молодых парней, и даже я понимал, что лагерь, полный молодых, сильных и совершенно чужих здесь мужчин может стать причиной проблем, о которых правительство даже не догадывается.
Но я представить себе не мог, какие проблемы возникнут на самом деле. Пришлось потратить немало времени на поиск девушек, которые отправлялись за ягодами (несмотря на то что для ягод был не сезон) и попадали в болото или терялись в чаще леса. И немало времени на поиск военнопленных, которые без труда пробирались за ограду лагеря — не особо укрепленного, потому что бежать было некуда. Стоило им выбраться в лес, и они тут же обнаруживали, что понятия не имеют, как выживать в дикой природе
