отпускников нет, автобус вообще один раз в неделю ходил. Говорят, будто скоро рейс совсем отменят. Народу нынче мало ездит — дорого туда-сюда кататься. Стало быть, невыгодно транспорт пустым гонять — рыночная экономика!
— А как же тогда на станцию добираться? — удивился священнослужитель.
— С божьей помощью… — не без сердитого ехидства проворчал дед. — На попутках, наверно. Только попутку-то тоже не враз найдешь. Колхоза нет, бензин-солярка дорогие, грузовых да тракторов всего ничего осталось, а легковых и прежде мало было…
— Печально все это, печально… — вздохнул священник.
— Вы-то к нам как, по делам или в отпуск приезжали? — полюбопытствовал Николай Васильевич. — Или, может, отец Серафим на пенсию собирается, так вы ему на смену?
— Нет, — покачал головой священник. — Я здесь, скорее, в научной командировке. Собираю материал о распространении православия на территории вашей области.
— Это что же, — наморщил лоб дед Николай, — насчет того, как обратно всех в православие обратить после советской власти?
— Совсем не об этом, — чуть заметно улыбнулся священник. — Меня интересует более давняя история, X–XI века, эпоха крещения Руси святым Равноапостольным князем Владимиром. Мы же сейчас отмечаем 2000-летие Рождества Христова. Буду готовить для нашей епархии доклад, а затем надеюсь, с божьей помощью, защитить диссертацию при Московской духовной академии…
— Ну, и что ж тут у нас в десятом веке творилось? Неужели кто-нибудь помнит? Был, правда, дедко Авдей, он сто годов с гаком прожил, так и тот уж двадцать лет, как помер.
— Конечно, живых очевидцев я найти не рассчитывал, — усмехнулся священник. — Но ведь существуют народные предания, передающиеся из поколения в поколение. Естественно, за тысячу лет они превратились в сказки и легенды, но какие-то крупицы истины в них содержатся…
— Крупицы-то, может, и содержатся, — засомневался дед, — только вранья завсегда больше… Как вас звать-то, батюшка?
— Иеродиакон Михаил, — представился священнослужитель.
— Крюков Николай Васильич, — старик приподнял кепку за козырек. — У нас тут тоже предание есть — про Дырявую горку. Слышали?
— Из-за него я и приехал, — кивнул иеродиакон. — У меня четыре кассеты разных версий этой легенды записано. Ну, и на самой горке, конечно, побывал.
— А у нас в деревне не побывали! — с укоризной заметил дед. — Вон, зашли бы к его бабке!
И Николай Васильевич указал на Димку.
— Настасья про Дырявую горку больше всех иных знает. Я-то, конечно, тоже слыхивал кое-что, да память дырявая стала. А Настя, хоть и постарше меня, все помнит.
— Дело в том, — сказал отец Михаил, — что сегодня я, к сожалению, задержаться не смогу, но в ближайшее время обязательно еще раз сюда приеду и непременно зайду к уважаемой Анастасии…
— …Александровне! — подсказал Димка, поскольку иеродиакон не знал бабушкиного отчества. — А что это за легенда про Дырявую горку?
— Неужто тебе бабушка не рассказывала? — удивился дед Николай.
— Не-а, — ответил Димка.
— Наверно, пугать не захотела, — сказал Николай Васильевич. — А может, сама испугалась, что вы, поросята эдакие, туда из любопытства пойдете и в какую-нибудь беду влипнете…
Димке очень хотелось заявить, что если у этого деда внук — Хрюк, то это вовсе не значит, что все другие ребята — поросята, но он, конечно, промолчал, потому что очень хотел узнать про эту таинственную Дырявую горку.
— А где она, эта горка, и чего там страшного? — спросил Лосев.
— Вы в том году с бабушкой в лес по грибы ходили?
— Да…
— Сперва через поле по дороге, потом через лес по просеке, так?
— Ага…
— А потом от просеки шли направо, верно?
— Конечно! Потому что влево от просеки начинается овраг, а в овраге болото и никаких грибов нет. Так бабушка говорила.
— Правильно говорила. Это болото, что в овраге, у нас называется Змеючье, слышал?
— Слышал. Я даже боялся, спрашивал бабушку, не приползут ли змеи в тот лес, что справа от просеки. Но она сказала, что справа от просеки змей никогда не бывает.
— И опять все верно. Мне еще мой дед рассказывал, что в старину, может, еще в том самом десятом веке, змей в наших местах водилось видимо-невидимо, прямо как в Африке. И в лес все ходить боялись, и стадо к лесу близко не гоняли, а забредет в лес корова — даже искать не пытались. А потом змеи до того обнаглели, что стали к самому селу подползать и людей в домах жалить.
Многие из этих мест тогда убежали. Короче говоря, полный дефолт наступал. Еще чуть-чуть — и никого бы тут не осталось. Но появился какой-то святой старец — имя-то забыл, врать не стану…
— Филофей, — подсказал иеродиакон.
— Вот-вот, — закивал Николай Васильевич. — И Филофей этот самый, осенясь крестом и святой водой окропившись, отправился прямо на болото…
— Мне рассказывали, будто перед этим ему святитель Николай явился, — добавил отец Михаил.
— Точно! — подтвердил дед Крюков. — Я ж говорю, что память дырявая стала. Забыл! Именно так дед рассказывал, дескать, явился Филофею Никола-Угодник и дал команду: избавить здешних жителей от змеиной напасти, но ни одной божьей твари при этом не убить. Иначе, дескать, не только мой приказ не выполнишь, но и сам пропадешь, и душу свою погубишь. Ничего не напутал, товарищ… то есть господин диакон?
— В общем, да, — сдерживая улыбку, кивнул иеродиакон, — хотя насчет «дал команду» — это слишком по-военному…
— Ну, извиняюсь тогда, не знал, как лучше сказать. В общем, Филофей помолился богу, окропился святой водой и, перекрестившись, пошел на болото. Змеи, конечно, стали отовсюду выползать, шипеть, но кидаться на него не смеют — должно быть, святая вода их отпугивает. Примерно так, как крем «Тайга» комаров. Однако эти гадины ползучие стали нарочно на саму тропу выползать и прямо под ноги Филофею ложиться — специально, чтоб он на какую-нибудь сапогом наступил и раздавил ей башку. Тогда бы Филофей запрет Николы-Угодника нарушил, святая вода защищать его перестала бы, змеи его досмерти бы закусали, ну а душу, известное дело, мог бы… хм!., рогатый унести, — Должно быть, дед не решился употреблять слово «черт» в присутствии духовного лица. — Сперва старец просто переступал через змей, а после их столько наползло, что и ступить стало некуда. Куда бы ногу ни поставил — везде змеиные головы. Так и лезут под каблук. А потому решил Филофей снять свои сапоги и произнес молитву. Точных слов не помню, но вроде того, что, мол, раз ты, господи, завещал нам любить врагов своих, то защити и меня, и тварей неразумных. И пошел босой дальше. Господь понял, что Филофей в него истинно верует, и спас его. Змеи с тропы убрались, кусать Филофея за пятки не стали, зато начали на него заползать с разных сторон и обвиваться вокруг него…
Димку аж передернуло от ужаса и омерзения, как только он представил себе множество змеюк, обвивающихся вокруг этого самого Филофея. Бр-р!
— Но Филофей все стерпел, добрался до болота и с молитвой обошел вокруг него, а после сказал: жить вам здесь вечно, плодиться-размножаться, но за следы от стоп моих не переползать. Вот с тех пор они там и живут, никуда не ползают, а люди летом на болото не ходят. Только к зиме ближе, когда змеи засыпают, можно за клюквой ходить. Как говорят научные люди, полное экологическое равновесие установилось!
— А при чем тут Дырявая горка? — немного разочарованно спросил Димка. — Вы все про болото да про Филофея…
— Опять же говорю: башка дырявая стала! — хлопнул себя по лбу дед Крюков. — Самое начало рассказать забыл! С чего змеи-то у нас завелись? А с того, что задолго до того, как Филофей родился, на болоте идола какого-то утопили. Не то деревянного, не то каменного — короче, языческого. Ну, тогда князь
