Пазл 9. Смешное
Умение увидеть смешное — это во многом особый дар, которым обладают далеко не все. Раневская видела это смешное и могла потом показать его, пусть немного гиперболизировано, пусть чуть более выпукло, но показать так, чтобы увидел каждый. В этом, в сущности, и состоит талант комедийного актера — сделать смешное доступным для понимания любым и каждым.
Как вспоминала сама Фаина Георгиевна, первый раз истинно смешную картину она увидела и сама поняла, что это — смешно, еще в пятилетнем возрасте.
Ее няня часто водила гулять девочку в городской сад. И вот однажды маленькая Фаина стала свидетелем такой сцены.
К воротам городского сада подъехал экипаж. Как было видно — экипаж знатный, весь блестит и сверкает. Из него первым выходит в щегольской форме такой же блестящей, как и весь экипаж, военный. Он картинно подает руку — выходит женщина, так же картинно, галантно кивком головы благодарит мужчину. Потом военный помогает сойти маленькой девочке. Все с той же картинностью военный подает деньги извозчику, небрежно добавляет на чай.
Казалось бы, все нормально, все как полагается. Но маленькая Фаина была единственным свидетелем этого действа! Никого рядом не было, был пуст и городской сад. И именно это показалось Раневской тогда смешным — вся притворность, вся показная галантность этой пары с ребенком была явно рассчитана на публику, а публики-то и нет!
С этого дня буквально маленькая девочка уже постоянно искала это смешное вокруг себя, радовалась, когда находила, а потом показывала или рассказывала в лицах об этом дома. Комичного и на самом деле вокруг маленькой девочки хватало. Ее не тронутая взрослым практицизмом отношений душа воспринимала все существующие условности общения через призму комичного, и сами взрослые, видя себя со стороны, потом смеялись над маленькими спектаклями Фаины.
Нелепость многих ситуаций приводит взрослых, особенно непосредственных участников, в уныние и расстройство. Раневская же видела в этом комичное, то, над чем можно весело и беззлобно посмеяться.
Пазл 10. С глаз долой…
Об отношении Фаины Георгиевны со своей прислугой, а правильнее будет сказать, — с экономками, вы уже вскользь читали. Действительно, эти отношения у многих, чуть более практичных знакомых Раневской вызывали, самое малое, недоумение.
Обычно хитрые экономки, чтобы больше украсть, всегда записывали все расходы. Да, вот такой искусный ход, который как раз убеждал Раневскую в непогрешимости. В конце месяца экономка вручала Фаине Георгиевне полный отчет. Раневская даже пыталась иногда анализировать эти расходы…
Например, вот первый месяц года. За этот год съедено лично ею мяса ни много ни мало — пять килограммов. В один день Раневская видит неожиданный расход: ветчина, один килограмм. За вечер! «Должно быть, я это съела в память о Ленине», — раздумчиво предполагает она. Но на следующий день опять в расходах помечено еще килограмм ветчины. Наверное, были гости, решает Раневская.
Дальнейшие попытки разобраться с тем, куда и на что уходили килограммы лука, хлеба и сдобы, куда улетели аж три курицы и кто помогал съесть два десятка яиц, приводили Раневскую в полное расстройство. Она еще пыталась пересмотреть несколько бумажек, складывать в уме суммы, вычитать… Потом брала всю пачку исписанных листков и почти торжественно опускала в мусоропровод.
—
Пазл 11. Пародия
Так, как Фаина Раневская любила поэзию, она любила и пародию. Качественную, которая сама суть творчество. С ее талантом видеть и не бояться высказать свою оценку, чаще всего — чрезвычайно точную, острую, вызывающую здоровый смех, она сама была ярким пародистом. И это проявлялось не только в ее игре на сцене. Сохранилось несколько набросков пародийных писем, которые Фаина Георгиевна писала, чтобы почитать в кругу своих близких людей.
То, во что превращалось «самое лучшее в мире государство», было не чем иным, как бюрократическим государством, в котором царствовал бюрократический стиль мышления, письма и обращения. И это стало поводом создания Раневской острых сатирических писем. Именно так называемые деловые письма были у Раневской первой мишенью.
Например, письмо народного артиста к директору магазина у нее звучало так:
«Многоуважаемый Глеб Анатольевич! Не откажите в любезности отпустить 2 кил. воблы на предмет угощения некоторых граждан, причастных к искусству. Готовый к услугам Борис Андреев, народный артист СССР»…
Подобные письма-пародии Раневская составляла в самые разные инстанции. Эти письма, как правило, с одной стороны, высмеивали невысокий интеллектуальный и культурный уровень писавшего, с другой стороны — адресата письма, как побудившего человека на это письмо. Например, в «Огоньке», тогда чрезвычайно популярном журнале, работала очеркист Татьяна Тэсс. Писала она на самые разные темы, в основном на бытовые, выуживая на страницы те моменты из жизни, которые смогли бы пронять сентиментального читателя-обывателя. В общем, статьи на темы морали, которые, по задумке автора и редактора, должны иметь большой воспитательный эффект, что называется «разоблачать, искоренять и вести в светлое будущее».
И вот Фаина Раневская написала целый цикл пародийных писем якобы к этому автору. Она придумала себе и имя человека, писавшего письма, — некто Афанасий Кафинкин.
Следует вот на что обратить внимание. Этот самый Кафинкин пишет, старается… С одной стороны, мы видим типичного обывателя, перед нами раскрывается его скудный внутренний мир, который состоит целиком из лозунгов, правил и призывов. С другой стороны, тот обыватель жаждет «жареного», скандального, разоблачений и наказаний. Это почти идеально отражало то господствующее мировоззрение советского обывателя: видеть, как где-то кому-то плохо, и радоваться, что это «плохо» не со мной…
Но это еще не все. Этот Кафинкин старается писать, в общем-то, похоже на самого очеркиста, использовать те же самые обороты, приемы, чтобы стать ближе с предметом своего восхищения. Таким образом, Фаина Раневская пародировала уже самого автора очерков, которая не только эксплуатировала не самые здоровые человеческие чувства, не только тщилась выступить в роли апостола нового коммунистического учения и большевистской морали, но еще при этом безбожно эксплуатировала из очерка в очерк набившие оскомину штампы. Ее выводы из всех историй можно было угадать с первых строчек, ее истории были не просто наивны, а элементарно слабы, мораль, что называется, притягивалась за уши.
Судите сами, вот перед вами одно из таких писем. Уверен, вы улыбнетесь — юмор и сарказм Фаины Георгиевны здесь раскрываются во всем богатстве.