подготовила небольшую речь, которую произнесет, если трубку поднимет Белта. Но трубку не поднял никто — телефон так долго гудел противным голосом тонущего парохода, что Габи в конце концов смирилась с неудачей. Все остальные ее попытки закончились тем же.
Наконец через пару дней трубку сняла Тамара и сообщила, что хозяев дома нет и вернутся они нескоро. Иоси сделали операцию, похоже, удачно, и после больницы его отправили в специальный санаторий для выздоравливающих. Белла, конечно, поехала с ним, а позвонить туда нельзя — там запрещены телефоны, даже мобильные.
И навестить его нельзя ни в коем случае— посетители там тоже запрещены.
Габи хотела было попытаться пробить лбом эту стену запретов, но накатила новая волна — подготовки экзаменов, сдачи экзаменов, подготовки курсовых работ и сдачи курсовых работ, и все это на иврите, на иврите, на иврите! К тому же у Дунского внезапно разболелись никогда до того не болевшие зубы, и на оплату оказавшегося страшно дорогим лечения начали стремительно утекать деньги за мамину квартиру, оказавшиеся в здешних условиях совсем небольшими. Удобная квартира в центре города при ближайшем рассмотрении тоже оказалась страшно дорогой и им не по карману. Нужно было срочно искать дополнительный заработок.
И тут очень кстати в телефонной трубке возникла Инна. Дело было таким важным, что ради него она преодолела вновь возродившуюся неприязнь к удачливой подруге, сумевшей какой-то хитрой уловкой вернуть себе и блудливого мужа, и интеллигентную работу. Инна никак не могла взять в толк, почему ей, гораздо более умной, красивой и талантливой, никакие уловки никогда не помогали, и сердилась за это на Габи.
С этого постулата она и начала свою вступительную речь, но у Габи не было времени на выяснение отношений:
«Если ты звонишь мне, чтобы выведать секрет моего успеха, давай поговорим об этом, когда я выпущу курсовой спектакль».
«Да нет, это я так, к слову, — заторопилась Инна, испугавшись, что Габи в сердцах бросит трубку — Я по делу».
«По делу!» — хмыкнула Габи.
«Именно по делу! Тебе деньги нужны?».
«Естественно. А что, у тебя есть лишние?».
«Пока нет, но будут. Представляешь, твое пение произвело на Мики такое впечатление, что он устроил нам еще один концерт русского романса. И опять за хороший гонорар!».
«И опять в башне при свечах?».
«Нет, нет! Ты даже не поверишь, но на этот раз нас приглашают в один из самых роскошных элитарных клубов!».
«Я даже не знала, что такие есть!».
«Ничего, теперь узнаешь. Там собираются сливки общества — банкиры, члены Кнессета, известные певцы и спортсмены».
«И зачем этим сливкам понадобился русский романс в моем исполнении?».
«Мики им такого про нас с тобой напел, что они возжаждали нас поиметь».
«Но ведь он нас не слышал!»
«Он утверждает, что весь наш концерт при свечах просидел на лестнице, млея от восторга».
«Он же ни слова не понимает по-русски!».
«Он млел не от слов, а от исполнения. Говорит, будто сначала намерен был нас охранять, но постепенно так увлекся, что потерял счет времени».
«От кого охранять?» — насторожилась Габи, вспомнив мертвое лицо Зары на первой странице газеты.
Чуткая Инна уловила нотки беспокойства в голосе Габи:
«Чего ты так всполошилась? Просто охранять — все-таки ночь и место пустынное».
«И когда мы выступаем перед сливками общества?», — уточнила Габи, ловко меняя тему. Она ведь не посвятила
Инну в драматическую историю своей встречи с таинственной невестой из башни, — слишком многое пришлось бы объяснять. А о недосказанном Инна, пожалуй, могла бы и догадаться — недаром они дружили с детства и знали друг о друге всю подноготную.
«В следующую субботу. Так что подумай о наряде и приходи ко мне порепетировать. Там нельзя ударить в грязь лицом, Мики мне этого не простит».
Ничего не поделаешь, пришлось заняться приведением в порядок слегка потрепанного концертного платья, и, что всего хуже, дважды съездить к Инне, чтобы освежить в памяти репертуар романсов. Времени на это не было совершенно, но, как известно, ради денег девушка готова на все. Кроме того, необходимо было преодолеть упрямое сопротивление Дунского, ни за что не желавшего отпускать ее на субботний вечер в какое-то непонятное место, про которое нельзя прочесть ни в одной газете.
Габи пришлось пуститься на хитрость: она приняла все условия прижимистого Мики, но поставила ему одно свое — она не может поехать в этот таинственный клуб без мужа. Мики смирился и добыл приглашение для Дунского, утверждая, что верблюду легче пролезть в игольное ушко, чем непосвященному проникнуть в этот элитарный клуб.
«Форма одежды — парадная», — злорадно объявил он, уверенный, что парадной формы у занюханного безработного мужа Габи нет и быть не может. Но он жестоко ошибся — Габи расстаралась и выудила из школьной костюмерной слегка помятый, но шикарный смокинг, который сидел на Дунском, как влитой. Она отутюжила смокинг на гладильной доске по всем правилам портновской науки и приспособила под него крахмальную манишку с галстуком-бабочкой. Разомлевший от такой неслыханной заботы Дунский повел ее, наконец, в парикмахерскую Давидки, откуда они вышли рекламной парой фирмы «Крема».
Увидев их в полном облачении, Инна демонстративно прикрыла глаза рукой, чтобы не ослепнуть, как она объяснила, от чрезмерной концентрации красоты. Подъехал Мики на джипе и объявил, что в машине есть место только для солисток и арфы, а «твоему мужу» — определил он в третьем лице — придется добираться общественным транспортом.
Но не успела Габи запротестовать, как Мики вгляделся в элегантный силуэт этого нежеланного мужа и сменил гнев на милость. Он отпустил шофера, сам сел за руль и в награду за красоту посадил Дунского рядом с собой, при условии, что тот вместе с ним потащит на сцену арфу.
Габи с Инной и с арфой устроились на заднем сиденье, и тут черт дернул Габи за язык:
«Мики, ты знаешь, что Зару убили?» — брякнула она, не успев подумать.
Спина Мики напряглась так резко, что лопатки обозначились крылышками под солидным слоем жира:
«Какую Зару?»
«Нашу невесту из башни — разве ты не знал, кто она?».
«Какую невесту? — нервно завопила Инна. — Почему убили? За что?».
Мики слегка оправился и выбрал атаку как лучший способ защиты:
«Что ты мелешь? Откуда ты это взяла?!»
«Ее портреты были во всех газетах, они называют ее звездой ночных клубов».
«А ты тут при чем?».
«Представляешь, никто и словом не обмолвился о нашей свадьбе при свечах. Значит, мы знаем то, чего не знает никто».
«Да с чего ты взяла, что невеста — это Зара? По портретам в газетах, что ли?».
«Я была на ее выступлении!»
«Ну, была, и что с того?».
«Ато, что она меня узнала! И глядела на меня так, будто умоляла ее не выдавать».
«Кому ты об этом рассказывала?»
«Никому», — пролепетала Габи, пугаясь, хоть она и вправду никому об этом не рассказывала. Эрни был не в счет, об Эрни она тоже никому не рассказывала.
Мики повернулся к ней всем корпусом, на миг позабыв, что он ведет машину по одной из самых людных улиц Тель-Авива. Зимой ночь спускается рано на Средиземное море, и лицо его то зловеще
