смущением, вызванным этой невольной оговоркой, – я имею честь пригласить вас на этот ужин, который будет несомненно украшен вашим присутствием. Ваше горе велико, я искренне сочувствую вам и вполне вас понимаю, поверьте. Мне хотелось бы как-то скрасить ваше путешествие, и, если вы позволите мне…
Княжна смотрела на него огромными сухими глазами, не вполне понимая, зачем он говорит ей о какой-то баранине, вине и здесь же, безо всякой паузы, о ее горе, до которого ему не было никакого дела. Он был ее враг, еще он был вор, укравший шпагу старого князя и полезший в драку с Вацлавом единственно из тщеславного желания отличиться и при этом блеснуть при всех своим новым краденым оружием. Желание врага и вора сохранять видимость приличного человека было так нелепо, что она чуть было не сказала ему об этом. Но он был не сам по себе, за ним стояла огромная сила, частью которой являлся этот лейтенант с модными усиками и аккуратными, хотя и пыльными теперь, бакенбардами. Княжна ничего не могла противопоставить этой силе, кроме своего умения терпеливо ждать и надеяться, что когда-нибудь удобный для мщения момент все-таки наступит. Она не представляла себе, каким будет это мщение, но верила, что в свое время это знание к ней придет.
К тому же, как с большим неудовольствием заметила княжна, ответить холодной грубостью на учтивый и в высшей степени почтительный тон лейтенанта оказалось для нее невозможным. В то время, как слова “вор” и “мерзавец” крутились у нее в голове, губы ее сами собой сложились в некое подобие улыбки, и с них легко и привычно слетели учтивые слова сдержанной благодарности за все, что было сказано и предложено лейтенантом Анри. Она приняла от него сухари и воду, с удивлением чувствуя, что это было именно то, что ей сейчас требовалось.
– Не смею вам мешать, – с легким поклоном сказал лейтенант, всем своим видом показывая, что по первому слову княжны готов остаться и развлекать ее разговором.
Так и не дождавшись этого слова, он еще раз поклонился и отошел, стараясь не выглядеть слишком разочарованным. От кружка сидевших поодаль и грызших все те же сухари с водою офицеров раздались в его адрес шутки и смех. “Что, Дюпре, не вышло дело?” – кричал кто-то. “Стыдись, Анри! – заливаясь смехом, говорил другой. – Уланы шестого полка не отступают перед неприятелем!” “О, да! – подхватывал третий. – Пригрози ей своей золотой шпагой, приятель!”
Лейтенант Анри Дюпре отвечал что-то неразборчиво и сердито. Княжна перестала обращать внимание на офицерский кружок. Насмешки и оскорбительные намеки этих людей не имели значения по сравнению с тем, что они уже сделали и что еще намеревались сделать. Слова были ничто против сгоревших городов, вытоптанных домов и убитых людей; никакие слова не могли вернуть и изменить позорные сцены грабежа, обыска в комнате, где лежал умерший князь, и того, что капитан Жюно имел наглость назвать похоронами. Выбросив из головы этих людей, которые для нее более не были людьми, княжна с аппетитом принялась за сухари и воду.
После короткого привала полк двинулся дальше.
В самом начале движения произошла какая-то заминка. В середине колонны вдруг поднялся какой-то крик. Невольно прислушавшись, княжна поняла, что пропали двое солдат. Их оседланные лошади стояли, привязанные поводьями к деревьям, лениво отмахиваясь от мух, самих же кавалеристов никак не могли дозваться. Кто-то сказал, что видел их идущими в сторону леса – очевидно, по нужде, как пояснил этот очевидец.
Полковой командир с трудом навел порядок и приказал отрядить команду для поиска исчезнувших улан. Вскоре команда вернулась со страшной новостью: один их пропавших был найден в ста шагах от лагеря висящим на березе, другой же исчез бесследно. “Партизаны! – послышалось со всех сторон. – Бандиты!”
Слово “партизан” было новым для княжны Марии, но она поняла, о ком идет речь. Солдаты, по всей видимости, были похищены и убиты прятавшимися в лесу вязмитиновскими мужиками. К ее удивлению, командир полка не отдал приказа о поиске и уничтожении бандитов; напротив, полк, сократив интервалы, со всей возможной поспешностью тронулся вперед. На всех лицах, которые видела княжна, застыло одинаково сосредоточенное выражение, все глаза старались смотреть прямо перед собой и при этом явно против собственной воли поминутно косились в сторону леса. Лишь некоторое время спустя княжна поняла, что за выражение стыло на всех без исключения окружавших ее чужих лицах: это был обыкновенный страх.
Поняв это, княжна откинулась на спинку сиденья, задернула на окне занавеску и медленно, холодно и безрадостно улыбнулась собственным мыслям в душном полумраке кареты.
Глава 12
Ближе к вечеру одиноко тащившимся по пыльной дороге кузенам вдруг повезло. Позади них в вечерней тишине раздался конский топот. Укрывшись в придорожных кустах, кузены наблюдали за приближением троих всадников, судя по виду – отставших от своего полка мародеров. Это были драгуны, воинственный вид которых несколько портили навьюченные на лошадей мешки с добычей.
Увидев, что кавалеристов всего трое, Вацлав взвел курок своего ружья и прижался щекой к прикладу.
– Опомнись! – прошипел пан Кшиштоф, хватаясь за ружье и пригибая его к земле. – Пусть скачут! К чему нам рисковать?
– У них лошади, – сквозь зубы ответил Вацлав, высвобождая ружье. – Пусти же, Кшиштоф, уйдут!
Пан Кшиштоф с тяжелым вздохом выпустил ствол ружья и подобрал с земли саблю. Кузен был прав: преследовать пешком ушедший далеко вперед кавалерийский полк было не только тяжело и очень опасно, но и совершенно бесполезно. Правда, он не вполне понимал, каким образом Вацлав намеревался справиться с тремя вооруженными до зубов, сытыми и сидящими верхом на лошадях драгунами. У него мелькнуло подозрение, что его проклятый кузен сошёл с ума от жары и лишений, но предпринять что бы то ни было по этому поводу он уже не успел: ружье Вацлава громко выпалило над самым его ухом, сделав дальнейшие колебания невозможными.
Передний драгун взмахнул руками и кувыркнулся в пыль. Двое оставшихся от неожиданности так резко натянули поводья, что лошади их поднялись на дыбы, сбросив на землю пару мешков с добычей. “Ну, и что теперь?” – хотел спросить пан Кшиштоф, но его безумный кузен уже выскочил на дорогу, держа перед собой разряженное ружье и наведя его на французов.
“Верно, он сошел с ума, – подумал пан Кшиштоф, поглубже забиваясь в куст. – Ну, и пропади он пропадом! Обойдусь и без него, а он пусть получит то, чего давно заслуживает”.
– Господа, – звучным и уверенным голосом крикнул Вацлав, держа ружье наведенным куда-то в пространство между двумя всадниками, – предлагаю вам бросить оружие и спешиться. В лесу сидят мои люди, и на вас сейчас нацелены полсотни ружей. Мы не хотим вашей смерти, нам нужны лишь ваши
