она дает многое, как, например, этот столик, но имеет определенную цену, в лице фоторепортеров. Я довольно давно принял к сведению обе стороны этого лезвия. Кстати, не заказывай закуску. Об этом позаботятся.
Как по мановению волшебной палочки, появился официант, принеся маленькую пиццу, украшенную копченым лососем, каперсами и ломтиками лука.
— С наилучшими пожеланиями от Вольфганга, — сказал официант. — Могу я предложить вам напитки, мистер Калдер?
— Стоун? — спросил Вэнс.
— Я бы предпочел «бифитер» с тоником.
— А мне очень сухой мартини 'танкирей', — сказал Калдер. — Без оливок.
Официант исчез, потом появился вновь с быстротой, поразившей Баррингтона.
Оба сделали несколько глотков.
— Я встретил в самолете Луи Ригенштейна, — сказал Стоун. — Обаятельный мужик.
— Да, он такой, — согласился Калдер, — и один из трех умнейших людей, с которыми мне когда-либо приходилось иметь дело.
— Кто же двое других?
— Дэвид Стармак и Хаймэн Гринбаум.
— Кажется, я слышал про Гринбаума. Это агент, не правда ли?
— Был. Он умер около десяти лет назад.
— А кто…
— Дэвид Стармак? Конечно же, ты никогда не слышал о нем — а ведь как бы ему было приятно, — но вместе с Луи Ригенштейном и Львом Вассерманом из МСА, у него больше реального влияния в этом городе, чем у кого-либо еще. Да, ты увидишь его завтра вечером.
Стоун был удивлен, почему Калдер организует подобные мероприятия, в то время как у него пропала жена, но не успел спросить, так как Калдер продолжал.
— Хаймэн Гринбаум был моим первым агентом — фактически, единственным — и он дал мне лучший совет, который мог бы попросить юный актер.
— Что же за совет?
— Он научил меня отношениям между деньгами и хорошей работой.
— Ты имеешь в виду, что, чем лучше оплата, тем лучше работаешь?
— Нет, что ты. Во время заключения договора, он угощал меня ланчем. И разговаривал со мной, как голландский еврейский дядюшка. Он сказал, «Вэнс, ты будешь иметь все, что сможет тебе предложить этот город, но есть нечто, что ты должен сделать». Что именно? — спросил я. Он ответил: «Довольно скоро ты станешь делать настоящие деньги и твоя задача, по меньшей мере, не тратить их». Он продолжил объяснение: «Я долго наблюдал за талантливыми молодыми людьми, которые приезжали в этот город, и вот что они делали: получив хорошую роль, принесшую им неплохие деньги, они начинали с того, что переезжали из клоповников, где жили, в красивые апартаменты и покупали кабриолеты. Затем снимались в паре других фильмов, приносивших им еще больше денег, и покупали дома на голливудских холмах, потом, после еще двух картин, перебирались в Биверли Хиллс и приобретали „мерседес“ с откидным верхом. А потом наступала пауза, и никто не предлагал им участвовать в новых фильмах. А потом появлялся не бог весть какой сценарий, но там была какая-нибудь звезда второго плана, и съемки проходили где-то на юге Франции. Так, почему бы и нет? Ведь надо было выплачивать кредит за дом и процент за автомобиль, и оплачивать прочие расходы. В результате, они соглашались. Фильмы подвергались критике, и после пары подобных картин лучшие сценарии пролетали мимо них. В результате они опускались до телесериалов и фильмов-однодневок, и, однажды начав делать это, приходили к выводу, что им уже никогда не получить характерную роль в кино. Не делай так».
— И ты не делал?
— Определенно, нет. Я делил квартиру с двумя другими актерами и долго оставался там. Я ездил на мопеде до студии и обратно и предоставил Хаймэну инвестировать мои деньги. Два года спустя я получил отличные роли второго плана, учился, да и деньги тоже были неплохие. Я переехал жить в более приличную квартиру, хотя и маленькую, но дешевую, и я приобрел недорогую машину у владельца. Прошло пять лет, я ускорил свои шаги к успеху. Приобрел свой первый дом, который был расположен в Биверли Хиллс, и выкупил его за наличные. И, когда пришла пора плохих сценариев, у меня была материальная возможность проигнорировать их, чтобы дождаться стоящих вещей. Я никогда не участвовал в фильмах только ради денег, или потому что съемки велись на Таити или в иных райских уголках. Ты не представляешь себе, сколько актеров сделали подобные ошибки, и во что это им обошлось.
— Я понимаю, о чем ты, — сказал Стоун. — Вэнс, что ты слышал об Аррингтон?
Вэнс глянул вправо и влево.
— Кто-нибудь слушает наш разговор?
Стоун оглянулся.
— Кажется, это пытается сделать каждый.
— Тогда давай не будем разговаривать здесь.
— Я правильно понял, что ты завтра вечером собираешь гостей?
Калдер понизил голос.
— Да. Все было запланировано месяц назад, и если я отменю встречу, люди начнут шушукаться. А когда они начнут разговоры, кто-то скажет кому-то и в через минуту, наверняка, я буду во всех таблоидах, и батальон папарацци устроит лагерь перед воротами моего дома. Поэтому так важно, чтобы я себя вел, как обычно, независимо от того, что произошло в моей личной жизни, и также важно, чтобы ты понял это.
— Я понимаю.
— Еще одно: я хотел бы, чтобы все наши разговоры на эту тему носили отношения клиент — адвокат.
— Как скажешь.
— Отлично, а сейчас давай обедать. Насладимся едой, а поговорим по дороге домой.
Уже будучи в «бентли», Калдер, наконец, раскрылся.
— Прошло три дня, и я ничего не слышал о ней.
— Что предшествовало этому? — спросил Стоун.
— Не знаю. Я приехал из студии домой, и ее машины не было. Было семь вечера, а не дождаться меня не в ее привычках. Она не дала никаких указаний повару насчет обеда, а управляющий, который любит вздремнуть во второй половине дня, не видел, как она покинула дом.
— Она взяла что-нибудь с собой?
— Не уверен. Полагаю, она могла взять с собой несколько вещей — я не могу, заглянув в ее гардероб, с уверенностью сказать. Могла взять чемодан, но у нас есть чулан, где хранится много чемоданов, и я не могу определить, пропали одна или две вещи.
— Вы могли повздорить? Может быть, что-то ее рассердило?
Калдер подъехал к паркингу отеля Бел-Эйр, остановился, помахал служащему рукой.
— Нет, она не была рассержена, но была… не такой, как обычно. Я, право, не знаю, как это объяснить.
— Какой не такой?
— Накануне ночью она рассказала мне о ребенке. Я был на седьмом небе от счастья. Я всегда хотел ребенка и думал, что и она желала того же. Она, как будто, была не в восторге.
— Что она сказала?
— Не столь важно, что она сказала, а важно, как она себя вела. Потом я немного подумал и пришел к выводу, что ребенок… мог быть и не моим.
Стоун промолчал.
— Слушай, ты знаешь, что мы с Аррингтон поженились после недолгих ухаживаний, и что она жила с тобой еще за неделю, максимум, десять дней до нашей свадьбы.
Стоун и теперь промолчал.
— Она не сказала, что ребенок от тебя, но была сильно расстроена.
— Ты спросил ее?
