стелется железная дорога, я подумал: если умру, - мне хотелось бы, чтобы с
моим телом кто-то поступил так же, как мы с мертвым игроком.
Насыпь понемногу истончилась, и скоро рельсы побежали по земле, лишь
слегка присыпанной гравием.
-Сегодня ночью ты разговаривал во сне,- сказала Марина, тяжело дыша от
ходьбы,- Звал какую-то Анюту. Кто это?
-Анюта? Никто.
Мне стало не по себе. Надо же, и не догадывался, что разговариваю во
сне.
- Она - игрок?
Где-то в высоте запел ветер.
-Чего молчишь, Андрей?
-Анюта – это всполох,- признался я.
-А, понятно, – протянула девушка и замолчала. Я не ожидал, что она так
легко отстанет - почему-то стало досадно.
Когда за поворотом железной дороги перед нами возник занесенный
снегом город, уютно разлегшийся на дне широкой долины, дыхание у меня
перехватило.
-Калуга, - сказала Марина, вытирая рукавом вспотевшее лицо.
Отсюда, с возвышенности, город казался пирогом, разрезанным на две
части широкой рекой. Виднелись припорошенные снегом развалины домов,
большие ямы с зеленой водой, поставленные на дыбы машины.
-Пошли,- бросила Марина, поправляя на плече лямку автомата.- Может, к
ночи дойдем.
Она двинулась вперед, стуча подметками по шпалам. Я остался на месте:
город внушил мне, нет, не страх, а некоторую нерешительность. Чем-то грозным
веяло из долины.
-Ты идешь?
Я догнал девушку.
-Слушай, может, нам не стоит туда соваться?
-Почему? Ночлега нам не найти, а спать на дереве ну совсем неохота.
Марина улыбнулась, сверкнув мокрыми зубами.
Глядя на нее, я решился: Калуга так Калуга.
Мы вошли в город, когда сумерки вонзили в воздух морозную хрусткость. На
улицах ни души. Пустые глазницы окон.
-Красивый, наверное, был город,- сказала Марина. - Посмотри, какое
интересное здание.
Я взглянул на каменных ангелов, целящихся в нас из луков. Огляделся
настороженно.
-Э-ге-гей!
-Что ты творишь? - накинулся я на девушку.
-Да не бойся, - беззаботно отозвалась она. - Здесь никого нет. Ого,
посмотри, троллейбус!
Марина исчезла в разинутой гармошке дверей, и через секунду из чрева
машины послышался ее испуганный вскрик. Сдернув с плеча автомат, я
поспешил к ней.
Марина, бледная, стояла посреди салона. Прямо перед ней, оскалив
золотые зубы, сидел одетый в кожаную куртку скелет.
Еще с десяток пассажиров мертво таращились на нас из глубины салона.
Я выругался, опуская автомат.
-Извини, Андрей.
-Марина, к чему эта глупость?
-Я же сказала, извини.
Она прошлась по троллейбусу, держась за поручень. Приблизилась к
одному из пассажиров:
-Ваш билет?
Скелет щелкнул зубами и предпочел ехать зайцем. Марина засмеялась. Я
не выдержал и улыбнулся.
-Андрей, не хочешь одолжить вон у того кожанку?
-Мне своя куртка нравится.
-Я думаю, тебе бы подошла кожа. Ты был бы похож на комиссара.
-На кого?
-Потом расскажу.
Мы вышли из троллейбусa.
Б-ррр! Холодно-то как. Лед, кругом лед. А на небе — звезды, эти странные,
маленькие огоньки.
Марина больше не веселилась, задумалась и погрустнела.
Чутьем, вероятно, оставшимся во мне от бывших, я понял причину этой
перемены. Там, в троллейбусе, среди прочих пассажиров, ехал в никуда скелет
ребенка, и девушка, должно быть, представила ту силу, что смела и этого
ребенка, и троллейбус, и людей в нем, и этот город, и еще тысячи городов. Но –
что поделать, никто не виноват…
Среди развалин дул колючий ветер, какого не бывает в Джунглях.
Мы вышли на площадь. Здесь возвышался каменный человек с лысиной и
бородкой. Он протянул к нам руку, словно просил чего-то.
-Ленин, - едва слышно сказала Марина.
-Что?
-Это памятник Ленину. Был такой человек.
-Но зачем памятник?
-Я тебе расскажу … потом,- Марина поежилась.- Давай найдем ночлег, мне
холодно.
Ленин смотрел на полуразрушенный дом из красного кирпича с
множеством окон. Над широким проемом входа - позеленевшая табличка.
-«Администрация города Калуги»,- прочла Марина.
Мы вошли.
Мне не приходилось бывать в таких местах, и я замер в изумлении.
Просторный зал распадался на несколько коридоров. С высоченного,
украшенного лепниной, потолка, свешивались спутанные провода. Наверх вела
широкая каменная лестница, укрытая полуистлевшим ковром.
По ковру пробежала крыса.
