-Идите, Островцев, - разрешил Невзоров, глядя, как Андрей поднимается с
пола. – Идите и подумайте над нашим разговором. Хорошенько подумайте.
-Я подумаю, Александр Игоревич, - пробормотал Андрей и вышел из
кабинета директора.
Голова гудела, как бубен шамана, мысли свернулись в бесформенный
комок. Он словно побывал в дурацком фильме либо в глупом сне: только что
хотел набить морду директору, а в итоге сам оказался с набитой мордой.
Болезненный смех сотряс Островцева.
«Бред! Просто бред!»
В коридоре никого не было. Прошмыгнув в уборную, Андрей смыл с лица
кровь. Скомкал перепачканный халат, бросил в урну.
Сжимая челюсти, Островцев добрел до ОПО.
«Десять тысяч долларов», - сказала в электричке Анюта.
Зачем ей столько? А впрочем, не все ли равно - ей нужны деньги, и ему
нужны деньги,
«Они следили за мной. Как за крысой. За крысой! Что же это за
организация?».
Андрей присел к столу. На часах – 14.00. Как время пролетело!
«Ничего, мы что-нибудь придумаем. Что-нибудь придумаем».
Островцев взглянул на плотные полки с результатами опытов и в голове
почему-то возникли виды Парижа, Нью-Йорка, еще каких-то городов, увиденных
по телевизору и на картинках в журналах.
«Придумаем… Завтра».
Змеиное шипение из-под пола, казалось, одобряло его.
Андрей взял портфель и поднялся.
Из столовой доносился запах жаркого, но Островцев, даже не подумав об
ужине, проследовал к раздевалке. Натянул плащ и, слегка согнувшись, двинулся
к лифту. Рабочий день для него закончился.
В вечернем сумраке подходящая к платформе электричка казалась
зеленой гусеницей. Анюта, видимо, устала: не болтала, не лезла целоваться.
Сидела на лавке, щелкала семечки. В автобусе она спросила, что у Андрея с
лицом; он соврал, что упал с лестницы.
Распахнулись двери, выпустив потный, усталый люд. Когда толпа схлынула
и немногочисленные пассажиры стали заходить в поезд, Анюта поднялась, пряча
семечки в сумку.
-Пошли, что ли. А то до ночи останемся.
Они последними вошли в электричку. Двери захлопнулись.
«Следующая станция – Малоярославец», - объявило радио.
-Ты смотри-ка, - удивилась Анюта. – В Шемякино, что ли не остановится?
В вагоне было совсем мало народу: две женщины и мужчина впереди, да
спал на лавке бомж.
Радио соврало: электричка остановилась в Шемякино, но вряд ли кто-
нибудь вошел в вагон с темного полустанка.
-Анюта.
-Ну?
-Зачем тебе десять тысяч?
Анюта помолчала, прислушиваясь к стуку колес, наконец, будто нехотя,
сказала:
-Я беременна. Кажется…
Чего-то подобного Андрей и ожидал. Он вздохнул, глядя на проносящийся
за окном лесок.
-Если ты не хочешь, то не надо, - сердито сказала Анюта.
-А? – встрепенулся Андрей.- Нет-нет, что ты! Деньги будут.
Она улыбнулась:
-А своей ты скажешь?
-Скажу, - соврал Андрей.
«Малоярославец. Следующая остановка Ерденево».
-Ну, до завтра!
Анютин поцелуй вкусно пах семечками.
Она вышла из вагона, пройдя под фонарем, помахала Андрею рукой.
Островцев подумал: как странно, что именно эта женщина, в сущности,
совершенно ему чужая, носит в себе его ребенка.
Кроме Андрея и бомжа в вагоне никого не было. А может, не только в
вагоне, но и во всем поезде?
Островцев смотрел на свое отражение в черном стекле и ни о чем не
думал. Хотелось спать, но, боясь пропустить свою станцию, он тер глаза, зевал.
«Следующая станция - Родинка» - прохрипел динамик.
Андрей поднялся, прошел в тамбур. Бомж спал на лавке, раскинув в
стороны обутые в раздавленные ботинки ноги. Вспомнилась похожая ночь, только
зимняя. Островцев ехал тогда домой и тоже на лавке спал бомж. Кажется, в
Малоярославце в электричку заскочили трое молодчиков и с криками принялись
избивать бомжа ногами. Андрей ясно вспомнил свой собственный ужас и
омерзение: он не посмел вмешаться, сидел, внутренне содрогаясь при каждом
ударе по опустившемуся, безобразному, но
выскочили на следующей станции, Островцев перешел в другой вагон, не в силах
осознавать, что рядом лежит бездыханное окровавленное тело.
Родинка едва светилась во мгле. С пригорка Андрей привычно отыскал
глазами свой дом: в окнах, конечно, горит свет.
-Галя! Андрюшка приехал! – глухо крикнула Марина Львовна.
