Андрей оставил портфель в прихожей, повесил на гвоздь плащ, и,
разувшись, прошел в дом. Из кухни вышла Галя. Зеленоватые глаза смотрят
тревожно. Заметила, конечно, следы невзоровских кулаков. Но матери она ничего
не скажет – не станет тревожить.
-Андрюшка, как работа? – голос Марины Львовны донесся из спальни.
-Все хорошо, мама, спи.
Галя спросила про ужин.
-Поужинал на работе, - соврал Островцев. – Устал сильно...
-Ну еще бы, - заворочалась в темноте Марина Львовна. – Целый день…
Андрей прошел в комнату, быстро разделся, лег. Прохлада постели была
приятна. В открытую форточку проникал сладковатый цветочный запах.
Негромко, как бы извиняясь, постучав посудой на кухне, пришла Галя.
Медленно разделась. Андрей даже с закрытыми глазами видел ее некрасивое,
преждевременно состарившееся тело, пожухшее, бесплодное.
«Пустоцвет», - так иногда его мать называет жену.
-Андрюшка, - услышал он шепот и, хотя ждал, знал, что он последует,
слегка вздрогнул под тонким одеялом. – Андрюшка, что у тебя с лицом?
-Отстань, - пробурчал Островцев, переворачиваясь на другой бок.
Галя умолкла, но минуты через две снова зашептала – горячо, со слезой:
-Кто это тебя, Андрюшка? Ну, скажи!
-Отстань, я спать хочу!
-Тише, - испугалась Галя. - Марина Львовна услышит!
Но Островцева уже ни о чем не надо было предупреждать: словно в
зыбучие пески, он провалился в сон, а женщина рядом с ним еще долго не спала,
время от времени приподнималась на постели и заглядывала в побитое лицо
старшего научного сотрудника.
9
ЛЮБОВНИКИ
Лес притих, как рать, поднявшаяся на бой.
Шли молча.
Я думал о своих всполохах. Островцев противен мне; противны обе его
женщины, его работа и вообще весь
люди – Андрей, Галя, Анюта, Смолов, Невзоров - мертвецы, но они умерли
задолго до Дня Гнева. И все-таки мне интересно...
Я хмыкнул, вспомнив, как Невзоров избил Андрюшку.
-Ты чего? – обернулась Марина.
-Да так, вспомнил кое-что.
В зеленых глазах сверкнуло любопытство.
-А я думала, ты больше не видишь всполохов.
-Вижу, и с тех пор, как повстречал тебя, гораздо чаще.
-Расскажи.
-Да что там рассказывать…
Марина пожала плечами.
-Твое дело.
В самом деле, почему бы не поделиться с ней своими всполохами? Дело
давнее, дело темное…
Я ускорил шаг и, догнав девушку, пошел рядом.
-В общем, это связано с Обнинском. Всполохи говорят, что когда-то я там
работал…
Она слушала, не перебивая.
Когда я закончил свой рассказ (почему-то выключив из него Анюту), пошел
снег. Сквозь снежинки я смотрел на Марину: что она скажет? Но девушка шла
молча, время от времени стирая с лица мокрый снег.
-Надо искать убежище, - сказал я, взглянув на небо.
-Андрей, а ведь там была еще одна женщина.
Я вздрогнул.
-Признайся.
Марина схватила меня за рукав куртки.
-Да, была... Но ... как ты узнала?
Марина засмеялась.
-Это секрет. Она хорошая была?
-Хорошая?
-Ну, добрая, красивая?
-Нет, не хорошая.
Зеленые глаза обдали холодком.
-Андрюшке твоему нравилась.
-Так Андрюшка - это не я.
Она отпустила мой рукав.
Солнце, зашторенное метелью, казалось блеклым пятном и все сильнее
вытягивалось вдоль горизонта. Мало-помалу оно начало краснеть. Стрелки вряд
ли простят нам угон вертушки, но пока можно не волноваться: погоня в такую
погоду невозможна.
Одно плохо: снег мокро всхлипывает под подошвами, и на нем остаются
синеватые следы. Две цепочки следов.
Что-то давненько не видать игроков… С одной стороны, это хорошо -
махать заточкой кому охота; с другой – странно. Нет игроков, нет стрелков, нет
тварей. А кто есть?
Джунгли приучают к тому, что жизнь - это всего лишь бег от смерти. Рано
или поздно к нему привыкаешь и забываешь о том, что бежишь. Ноги-руки крепки,
котелок варит – удрал, обманул, выиграл - прожил день. Нет – ну что ж…
