сбудется мечта гордой Матрены, прозванной Лебедью, и не воспарит она над морем, аки прекрасная птица?
В порыве отчаяния царица кинулась в заветную кладовку и сорвала со стены свои старые крылья. Пыльные перышки закружились в воздухе, а она всё топтала и топтала многолетний труд вместе с дорогими сердцу надеждами, чувствуя, что пылкая душа готова вырваться из оков неповоротливого тела…
К счастью, утреннюю зарядку царица никогда не делала, спортом не занималась и посему очень скоро выдохлась и опустилась на устланный перьями пол. Вдоволь наплакавшись, она вытерла кружевным платочком опухшие глаза, подперла рукой мудру голову и впала в думку. И то верно: негоже государыне биться в истерике, будто простой бабе, бестолковой и беспомощной.
Мудрая мысль не заставила себя долго ждать. Просветлев челом, Лебедь отряхнула с себя приставшие перышки и отправилась на встречу с Бабарихой.
Крепкая старушка уже вполне оклемалась после ночного общения с ведьмой. Тем более что собственными глазами видела, как та утопла в пучине вод, на пару с этим курчавым выродком, невесть как появившимся на острове. По глубокому убеждению Бабарихи, ведьма утопшая была ничуть не опаснее ведьмы сожженной, и воспрянувшая духом бабулька с аппетитом уминала в своей горенке краюху черного хлеба с соленым огурцом.
В дверь постучали, и громкий голос не терпящим возражений тоном объявил, что ее срочно требует государыня. Бабариха поперхнулась огурцом, отложила краюшку и, намотав платок по самые брови, с замирающим сердцем отправилась пред светлы очи царственной Лебедушки. Ох, и не к добру это неожиданное внимание к ее скромной персоне!
Лебедь встретила ее ласково. Усадила на лавочку и сама присела напротив. От такой чести зубы у Бабарихи меленько застучали, она сползла с лавки и на всякий случай бухнулась царице в ноги. Так-то оно привычнее.
— Поднимись, бабушка, и не бойся. Может, еще родственницами с тобой сделаемся, — величественно кивнула Лебедь. — Правда, не совсем помню, как такое родство называется: мать бывшей жены моего будущего мужа является мне…
— Рабой верной до самой гробовой доски, — поспешно заверила ее Бабариха, гадая, не прознала ль прекрасная царица о ее планах стать вдовствующей тещей. Однако Лебедь благосклонно улыбнулась:
— Разумеется, разумеется. Ты присаживайся, чего кости-то зря ломать? — Она хлопнула в ладоши: — Принесите-ка нам сластей медовых и фруктов заморских!
Бабариха опасливо поднялась с колен и примостилась на краешке скамьи.
— Ты уж, бабушка, скажи, как на духу, — склонилась к ней царица, — не серчаешь на меня случаем?
«Всё знает, всё ведает!» — обмерла Бабариха, снова падая на пол и утыкаясь лбом в пушистый ковер:
— Помилуй, государыня! Как можно помыслить этакое?
Лебедь раздраженно поморщилась.
— Да сядь ты уже, хватит гимнастикой заниматься. Я вот что имела в виду: не держишь ли обиды за то, что велела я заточить внучка твоего златокудрого в каменную башню, предать мукам безжалостным да казнить опосля смертию лютою?
— Этого разбойника? Что ты, матушка, так ему и надо, негодному! — почувствовала невероятное облегчение Бабариха. Кажется, разговор входил в безопасное русло.
— Надо же, — удивилась Лебедь, — а я думала, ты слезы горькие проливаешь. По родимой-то кровинушке…
— Проливаю, матушка, проливаю, как же без этого, — поняла свою промашку Бабариха и поспешно зашмыгала носом, отчего ее бородавка скорбно зашевелилась.
— Красивый был мальчик, — вздохнула Лебедь, искоса поглядывая на собеседницу.
— Ох, красивый! — согласилась Бабариха.
— Талантливый.
— Не то слово, матушка! — Бабка жалостно всхлипнула. Лебедь решила, что пора переходить к делу.
— А смелый-то какой! Раскинул белы крылья — да шагнул с высокой башни прямо в пустоту!
— А что ж ему, бедняжечке, оставалось делать? — разразилась рыданиями вошедшая в образ Бабариха. — Загнали парнишечку в угол, скрутили веревками да в каменну клетку бросили, палачу на растерзание… Супостаты! Изверги!!!
— Э, бабуль, ты чего это разошлась? — нахмурилась Лебедь. Бабариха вздрогнула, глянула на царицу — и вновь повалилась на ковер:
— Не вели казнить, матушка! Пожалей старуху неразумную! Сама не ведаю, что язык дрянной болтает, болезнь это, скляроз называется!
— По-моему, это называется немного иначе, — поморщилась царица, начиная уставать от общения с тещей своего жениха. — Вот что, бабушка. Хватит предисловий. Расскажи мне, как твой внук научился летать да где крылья взял могучие, и никогда этой услуги тебе не забуду. В шелках-бархатах станешь ходить, на золоте кушать, и век свой доживешь в почете и уважении. А ежели утаишь от меня секрет крыльев…
— Понятно, понятно, — закивала Бабариха, не горя желанием услышать, что с ней может статься в случае сокрытия информации. — Токмо, матушка, надо бы мне сосредоточиться да припомнить всё хорошенько — скляроз, понимаешь ли…
— И долго ты намерена припоминать? — подозрительно прищурилась Лебедь.
— Полчаса, государыня, всего полчаса!
— Ну что ж… — Лебедь немного подумала. — Ступай. В башню сажать не буду, полчаса — не срок. Но чтоб по истечении этого времени…
— Конечно, светлая царица! Обязательно! Всенепременнейше!
Бабариха почтительно попятилась, постепенно набирая скорость, и, достигнув выхода из залы, бросилась прочь. Эх, батюшки-матушки, вот и побеседовали!
Сонька спала. Молодой организм, стойко выдерживавший напряжение последних дней, решил наконец взять свое, и девушка пропустила все события этого суматошного утра. Но вот дверь распахнулась, и в горницу ворвалась растрепанная Бабариха.
— Просыпайся! — затрясла она сонную «дочурку» с отнюдь не материнским остервенением.
— Э, бабка, ты чего? — недовольно заворочалась Сонька, пытаясь стряхнуть с себя цепкие руки. — С дубу, что ли, рухнула?
Бабариха вздрогнула и выпучила глаза.
— С какого такого дубу? Никакого дуба знать не знаю! Что это тебе в голову пришло, право слово? — затараторила она, потряхивая бородавкой.
— Ой, не трындычи, и так голова раскалывается, — застонала Сонька. — Сейчас бы кофейку с тонизирующими сливками… Ничего-то у вас тут нет для блага человека, одни петухи кукарекающие да сквозняки по коридорам!
Бабариха хитро прищурилась:
— Никак, деточка, притомилась? Домой хочется? В скатерку волшебную?
Сонька внимательно посмотрела на старуху.
— Хочется, бабуль. Так хочется, что прямо руки чешутся ухватить тебя за шейку морщинистую да потрясти хорошенько!
Бабариха притворно вздохнула:
— Нет, голубонька, насилию я не подчиняюсь. Но ежели желаешь получить назад свою вешицу, подскажу тебе верный способ.
— Отравить Салтана? — скривилась Сонька. — Вот ведь свалился уголовный элемент на мою голову!
— Можно и не травить, — надменно зыркнула на нее Бабариха. — Раскрой мне секрет крыльев, на которых давеча твой сынок улететь пытался, и будем в расчете.
— Какой секрет? Каких крыльев? — удивилась Сонька.
