гостеприимный Бабкин переманил, соблазнил его невиданной рыбалкой на осетра и ряпушку, которая вот- вот должна пойти и тогда хоть ведрами ее черпай из местной реки. И Виталий остался.
Тепло простясь с гостями прямо у вертолета, Виталий с Андреем Николаевичем вернулись в контору и разлили по пятьдесят грамм «Арарата».
Когда разливали по второй, в дверь осторожно заглянул, а потом довольно смело вошел… Олег Нилович Саамов!
От неожиданности Виталий едва не пролил свой коньяк. Он непроизвольно вскочил со стула и сделал шаг навстречу…
— Олег Нилович, здравствуйте!.. Вы помните меня?! — взволновано начал Виталий.
Тот мельком взглянул на него и нетерпеливо обратился к Бабкину:
— Андрей Николаевич, — начал он немного растерянно, — а эти… гости ваши…, на самом деле иностранцы…, из… Финляндии!? — он заметно проглотил слюну, выдавая волнение.
— Да-а, а тебе-то зачем, Нилыч!? — Бабкин расплылся в широкой белозубой улыбке. — Присаживайся с нами. Ты как попал в Крутоярск, на чем? Вроде не было борта с Лаборовой!..
— А они что, уже уехали?! — задал встречный вопрос гость и рассеянно оглядел кабинет.
— Слава Богу, только что проводили. Да ты рассказывай, дорогой, что случилось!? На кой они тебе!? Две недели околачивались, а уехали, тебе вдруг понадобились.
— Ну, ладно…, раз уехали, то уехали… — Нилыч устало выпрямился, отсутствующим взглядом оглядел красные знамена в углу за Бабкиным и, развернувшись, медленно пошел к двери.
— Погоди, Олег Нилыч! — Бабкин тоже встал из-за стола. — Скажи, что хотел?… Во дает!.. — он с выражением крайнего удивления взглянул на Виталия, мол, ты только посмотри, какая простота эти тундровики. — Нилыч, да погоди ты, ей Богу!
Оула и сам будто только что опомнился. Действительно, со стороны выглядело не серьезно, какое-то мальчишество. Столько добираться, а зачем!?… Ну, увидел бы их и что?… А ничего, просто посмотрел бы на своих земляков и все…. Почему, собственно, и нет!? Пятьдесят лет он ничего не знает о доме! А они, если интересуются оленями, то, стало быть, и в его местах бывали…. Вдруг довелось бы поговорить!
— Извини ты меня, Андрей Николаевич. Я так…, извини…, хотел посмотреть, какие они эти иностранцы, — через плечо проговорил Нилыч и взялся за дверную ручку.
— Послушай, у меня там с Лаборовой одну семью надо было взять…
— Куйбиных что ли?… Со мной приехали, — уже в дверях ответил неожиданный гость. — Да, Андрей Николаевич, у тебя что-то планируется в мои края?
— А ты где стоишь сейчас?
— Под Минисеем.
— Ух, как далеко! Сейчас, дай подумать, — Бабкин стал листать какую-то толстую тетрадь. — Нет, знаешь, нет никаких заявок. Хотя погоди, погоди, погоди, дорогой…. Вот, есть: борт на Яры, школа заказывала. Та-ак, сегодня у нас четырнадцатое, а заявка на двадцать седьмое. Вот видишь, опять тебе не повезло. Где остановился?
— Пока не знаю.
— Ну, ладно, будь здоров. Если что, Нилыч, можешь ко мне в гостиницу, вот присоседишься к Виталию Николаевичу.
Саамов задержался в дверях. По всему было видно, что ему еще что-то хотелось спросить. Бабкин это заметил и терпеливо ждал.
— А они…, ну гости-то твои не говорили, приедут еще, нет? — наконец проговорил Нилыч.
Наблюдая за Саамовым старшим у Виталия, вдруг появилось смутное предчувствие. Словно он нечаянно, мельком заглянул в чужое письмо или окно…
— Так и будешь в дверях стоять? — Бабкин снова взялся за длинношеюю бутылку «Арарата».
— Да нет…, надо идти…, — замялся Олег Нилович.
— Никуда тебе не надо. У тебя две недели впереди. Скажи, что ты от них хотел, ну или хочешь?
Тот неопределенно пожал плечами.
— Да, они через год снова приедут. И нас приглашают посмотреть, как у них на севере оленей держат.
— Как приглашают!? Ково!?
Олег Нилович так сжал дверную ручку, что побелели пальцы. Он смотрел в смеющиеся глаза Бабкина с какой-то яростью, сомнением и надеждой. Взгляд был настолько сильный, что Андрей Николаевич перестал улыбаться и опустился в свое кресло:
— Как ково, лучших. Бригадиров там…, кто-то из округа, ну и я думаю поехать…. А тебе-то что!? Нилыч, что с тобой!? — враз посерьезнел директор.
Не отводя глаз от Бабкина, Саамов медленно вернулся к его столу и тихо, почти шепотом, но отчетливо произнес:
— Ты должен меня взять туда, Андрей Николаевич!.. — проговорил, словно приказал.
— Что значит должен!?… Ты что, Нилыч!.. Должен!.. Кому я должен, я прощаю….
Саамов продолжал вдавливать своим взглядом Бабкина в кресло.
— Ну, что ты уставился как удав!?… Ты даже не в совхозе!.. Вот придумал!.. Должен!..
У Виталия отпали последние сомнения. Он пялился на Нилыча и диву давался. В голове не укладывалось сделанное им открытие!
— Мы с тобой, Андрей Николаевич, не друзья и не приятели…. Мы просто соседи…. Я тебе всегда говорил в лицо все, что о тебе думаю, и никогда от своих слов не отказывался и не откажусь, — так же тихо и четко продолжал Нилыч, глядя на Бабкина сверху вниз, — давай договариваться как добрые соседи…. Сколько?
— Что сколько?
— Скажи, сколько это будет стоить?
— Да ты что, Олег Нилыч! — Бабкин дернулся в кресле. — Ты говори, да не заговаривайся. Тем более при посторонних людях. — Он опять будто включил свою белозубую улыбку и повернулся к Виталию, словно ища поддержки.
— А ну, журналист, выйди на минутку, пожалуйста, — проговорил Саамов, даже не взглянув на Виталия.
Придя в совхозную гостиницу, маленький, свежеокрашенный в нежную зелень домик, Виталий, не раздеваясь, лег на свою кровать и уставился в потолок. Оббитый древесноволокнистыми плитами он казался тоже обиженным, так как по середине листы выгнулись и напоминали надутые щеки.
Виталий грустно улыбнулся: «Странные они все же эти Саамовы!» И тогда, два года назад, он прекрасно помнил, как ему было не по себе оттого, что с ним никто не разговаривал. Так одна-две необходимые фразы в день и все. Да и меж собой они почти не говорили. Он потом понял, что это их обычное состояние, когда полно дел по хозяйству.
Виталий улегся поудобнее, заложил руки за голову и, продолжая разглядывать неровности на потолке, стал вспоминать то время, что он провел два года назад в избушке Саамовых.
Его тогда поразил их первый с Олегом Ниловичем разговор:
— Ученый или журналист, какой? — спросил он Виталия, когда едва стал ходить.
— Он самый — журналист, — с удивлением и радостью ответил Виталий.
— Ох-хо-хо, горе-писаки, — придерживая больную руку и морщась от боли, Саамов-старший нагнулся и кое-как запихнул в печку сучковатое полено. — Небось, целый роман напишешь о своих приключениях?! Так, нет, журналист!?
— Меня Виталием звать…
— Вот я и говорю, пиши, что тебе вздумается. Ври себе, хоть заврись, но… никого из нас не поминай. Нас не трогай, журналист. Васька с Никиткой тебе ногу спасли, вот и отплати им за это своим неупоминанием….
— А что так, Олег Нилович!?
— Ишь ты! Откуда меня знаешь!?
— Касьяныч, смотритель полуйской фактории о Вас рассказывал.
— Касьяныч, говоришь!? — Саамов-старший сдвинул брови, задумался. Присел на край скамейки у
