Поляризованный широкий иллюминатор давал хороший обзор на всю палубу перед надстройкой, а включенные мониторы показывали внутренности трюма с наложенной сеткой грузового плана. Даже ребенок смог бы управиться с процессом, тем более что основную работу выполняла автоматика, и присутствие человека требовалось только на экстренный случай, а больше по традиции. Я вставил пропуск старпома в идентификатор и ввел сообщенный Аберкромби код. На одном из мониторов появилось сообщение о готовности судна к погрузке, и процесс пошел. По краям палубы засветились красные предупредительные огни, инфракрасные датчики показали, что на поверхности палубы отсутствуют люди и посторонние предметы. В следующую секунду палуба от самой надстройки завернулась и, сворачиваясь в огромный рулон, стала обнажать внутренности судового трюма «Колхиды 3». По окончанию процедуры собранная в один сверток палуба улеглась в специальные направляющие на баке судна. Потом зашевелилась рампа контейнерного манипулятора, и стала выезжать от кромки причала на всю ширину палубы, нависая над глубоким провалом трюма. Одновременно раздвигалось непрозрачное, в цвет океана, покрытие, надежно скрывая от посторонних глаз подробности погрузки. «Еще один кирпичик в стену», — подумал я. На причале тем временем прошло движение по карам, которые стали один за другим исчезать в приемнике грузовой машины. В том же темпе на мониторе, показывающем внутренности трюма, повисли гроздья контейнеров. Все они были в максимально водозащищенном исполнении, редко мною, то есть Клаусом, встречаемом на практике. По конструкции судна я ранее уже выяснил, что предусмотрена выгрузка на воду, так что такая конструкция контейнеров предполагалась. Правда, существовали и более скромные модификации, гораздо дешевле, но тоже водонепроницаемые. Озарение пришло позже, в самом конце погрузки, когда я увидел контейнера принципиально другого типа — по сути, это были бронированные цистерны, оборудованные автономными источниками питания, системой обеспечения сохранности содержимого и несущие на себе знак «Биологическая опасность!». Эти контейнера пошли в наиболее защищенные места, у самой надстройки. Проводив взглядом две таких единицы, я услышал стук в дверь отделения. Первое, что пришло при этом в голову — «Все пропало. Конец!». Я глубоко вздохнул и пошел открывать, приготовившись к, возможно, последней в моей жизни драке.
На пороге стоял старпом, обдавая меня густым сивушным запахом.
— Все в порядке? — чуть испуганным голосом спросил он.
— Да, все в норме, погрузка заканчивается, сейчас подают последние шесть мест, еще минут семь работы. Судно встало на ровный киль.
— Давай-ка я тут все закончу, а то капитан уже на борту, как бы не заподозрил чего, мне показалось, что он меня краем глаза заметил! Ты иди, иди в свою каюту, а с меня причитается.
Старпом подмигнул мне и резво опустил свое седалище в кресло.
Я без приключений добрался до своей каюты, никем не замеченный и сделал это вовремя — только в моих руках оказалась галета из пачки, забытой в термошкафе предыдущим хозяином, как дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели появилась голова капитана Корнегруцы. Голова покрутилась из стороны в сторону, и отметила факт моего присутствия в каюте.
— Фурье, вы не покидали каюту?
— Господин капитан, я тут сижу с начала погрузки, как полагается.
— Да? Странно, кого же тогда я видел внизу? Хорошо, через десять минут все закончится, и вы сможете выйти.
— Мне необходимо в город, кое-что купить в рейс…
— Да без проблем. Только когда через проходную это кое-что понесете — положите в непрозрачный пакет, на всякий случай. Будьте на борту к двадцати часам.
Голова капитана убралась из дверного проема. Я выглянул в иллюминатор — палуба приняла свой первоначальный вид, и предупредительные огни погасли. Погрузка закончилась, и два матроса уже шли вдоль бортов, проверяя правильность закрытия палубы. Достав из кармана одну из местных монет, полученных вчера вечером на сдачу в баре, я задумался на некоторое время, а потом стал наносить на ребро монеты еле видимые царапины с помощью своего универсального ножа. Закончив с этим, я сунул монету обратно в карман, взял с полки пустую сумку, и отправился в город за покупками.
На небольшой красивой площади в конце парка, спускающегося к океану почти в плотную, я нашел вполне приличный супермаркет, где и прикупил пятнадцать литров спирта и упаковку пива, уже для собственных нужд. Спирт же предназначался для капитана и старпома — я, являясь обладателем такого ценного с их точки зрения продукта, сильно вырасту в их глазах, особенно когда их собственные запасы подойдут к концу. Поставив забитую до отказа сумку на землю, я подошел к фонтану посередине площади. Посаженные когда-то вокруг деревья еще шелестели прозрачной бледно-синей листвой на ветру. От подсвеченного зеленым фонтана, струя которого спиралью выходила из небольшого бассейна в основании, ощутимо веяло холодком. Народу вокруг почти не было, только какой-то взлохмаченного вида субъект сидел, забравшись с ногами, на скамейке, и смотрел что-то с небольшого проектора. В фонтане на дне лежали несколько монет, брошенных туда на счастье. Я тоже решил внести свою лепту, и, поковырявшись в кармане, вытащил монетку и отправил ее в воду. «Теперь точно вернусь из рейса». Мой жест привлек внимание субъекта на скамейке — отвлекшись на секунду от своего явно увлекательного занятия, он искоса бросил на меня недовольный взгляд. Я пожал плечами, подхватил тяжелую сумку и пошел восвояси. Настроение считалось испорченным.
К восьми вечера уже стемнело, и в рубке, где на отход судна по привычке собрались все штурмана, включили панорамную ретрансляцию с радара. Капитан сидел посередине в удобном кресле вахтенного, а я и старпом встали чуть позади. На стеклах иллюминаторов, окружающих помещение мостика, засветилось схематическое изображение окружающего пространства. Портовый диспетчер передал подтверждение на отход. Капитан дотронулся до пульта управления и по всему корпусу «Колхиды 3» прошло чуть заметное дрожание. Вспомогательный двигатель подал давление на турбины семи подруливающих устройств, расположенных по бортам и в носу судна. Со щелчком отстегнулись швартовые механизмы, и причал начал медленно удаляться. Когда судно отошло примерно на двадцать метров, капитан подал нагрузку на носовой подруливатель, и «Колхида 3» пошла в циркуляцию с нулевым радиусом. Через пять минут нос корабля уже смотрел на далекий океанский горизонт, не видимый, впрочем, на тот момент. Пауза, и включился главный двигатель. Турбины водометов зашумели, и, постепенно ускоряясь, «Колхида 3» отправилась в свой путь.
После прохождения фарватера, когда огни Патраи скрылись за кормой, капитан потерял всякий интерес к управлению судном и собрался уходить к себе. Пошептавшись о чем-то со старпомом, Корнегруцы обратился ко мне:
— Клаус, все-таки ваш первый рейс на этом судне и на этой планете. Как себя чувствуете?
— Отлично, спасибо, что поинтересовались.
— Сейчас не ваша вахта, а старпомовская, но прошу вас минут двадцать тут присмотреть за всем. Курс введен в рулевку, все в порядке, да что я тут рассуждаю — сами знаете.
— Да, конечно, побуду тут.
Красноносые с грохотом скатились вниз, а я остался в одиночестве на мостике. Наступила тишина, разбавляемая только отдаленным шумом, доносящимся из машинного отделения. Вокруг отчетливо проступило безмолвие темного зверя — океана. Клаус Фурье работал с этим, жил с этим и любил это. Я же имел собственный небольшой опыт оставаться наедине со смутно-живущим чудовищем. Двое в моей голове сошлись на том, что они — друзья зверю. Я уткнулся лбом в холодное стекло иллюминатора, подпер кулаком подбородок и задумался. Часть той горы, которая украшала мои плечи, свалилась. Груз, путь и происхождение которого я отслеживал, перевозился именно «Колхидой 3». Впереди — путь, ведущий меня к разгадке и тем самым увеличивающий мои шансы на выживание. Посмотрим…
Георгий Штейн, глава оперативного департамента сектора, один из лучших оперативников и тактиков Ордена Адвентистов, просыпался всегда очень рано, часа за два до того, как вставала основная масса людей, его окружающих. Он предпочитал добирать недостающие часы сна в дневное время, когда активность человека снижается, после обеденного приема пищи. Утро же Штейн считал слишком ценным периодом суток для того, чтобы проводить его в постели. База на высокогорном плато, в двадцати семи
