Прекрасная тьма

примечательно, учитывая, что последние четыре месяца он провел в необычной тюрьме размером с яйцо. — Или, быть может, вам интересно, как так вышло, что я умер, а вы живы? Потому что, должен заметить, судя по количеству 'как', эту историю ваши соседи по Хлопковому повороту будут обсуждать всю жизнь.

— Только с вами этого не случилось. Я имею в виду, что вы не умерли.

— Вы правы, мистер Уэйт. Во мне и сейчас, и всегда было много жизни. Если можно так сказать.

Лив нерешительно вышла вперед. И хоть она, скорее всего, никогда уже не станет Хранителем, в эту секунду Хранитель в ней требовал ответов.

— Мистер Равенвуд, могу ли я задать вам вопрос, сэр?

Мэйкон чуть склонил голову:

— Кто вы, дорогая? Думается мне, что это ваш голос вызвал меня из Светоча.

Лив покраснела:

— Так и было, сэр. Меня зовут Оливия Дюранд, и я проходила практику у профессора Эшкрофт. До того как… — она замолчала.

— До того, как вы прочли Libertas Ob Lucem?

Лив пристыжено кивнула.

Мэйкон огорчился, но потом улыбнулся ей:

— Значит, вы пожертвовали очень многим, чтобы спасти меня, мисс Оливия Дюранд. Я у вас в долгу, а так как я всегда отдаю долги, для меня будет честью ответить на ваш вопрос. Для начала.

Несмотря на все долгие месяцы, проведенные им в заточении, Мэйкон остался джентльменом.

— Очевидно, что я понимаю, как вы выбрались из Светоча, но как вы оказались в нем? Инкуб не способен заточить себя, к тому же, судя по всему, вы тогда были мертвы.

Лив была права. Он не смог бы сделать это в одиночку. Кто-то помог ему, и я понял, кто это был в тот момент, когда шар выпустил его на свободу.

Это был единственный человек, которого мы оба любили так же сильно, как и Лену, даже после ее смерти.

— Моя мама, — та, которая любила книги и старинные вещи, всякие несоответствия, разные истории, и сложности. Та, которая любила Мэйкона так сильно, что ушла, когда он попросил ее об этом, хотя ей было невыносимо сложно оставить его. Даже если часть ее так никогда и не оставила его. — Ведь это была она?

Мэйкон кивнул:

— Твоя мать была единственной, кто знал о Светоче. Я дал ей его. Любой инкуб убил бы ее, чтобы уничтожить его. Это было нашей с ней тайной, одной из последних.

— Вы видели ее? — я, часто заморгав, посмотрел на море.

Выражение лица Мэйкона изменилось. Я увидел в его глазах боль:

— Да.

— Она выглядит…

Какой? Счастливой? Мертвой? Прежней?

— Красивой, какой и была всегда ваша мама. Прекрасной, как и в тот день, когда она покинула нас.

— Я тоже видел ее, — вспомнив о кладбище Бонавентура, я почувствовал знакомый комок в горле.

— Но как такое возможно? — Лив не бросала ему вызов, она просто не понимала.

Никто из нас не понимал.

Скорбь исказила черты лица Мэйкона. Говорить о моей маме ему было не легче, чем мне.

— Полагаю, что фразу 'невозможное возможно' вы станете произносить гораздо чаще, чем обычно, особенно в мире магов. Но если вы согласитесь отправиться со мной в это последнее путешествие, я покажу вам, — он подал одну руку мне, другую протянул Лив.

Ридли шагнула вперед и схватила меня за запястье, с другой стороны Линк, чуть замешкавшись, приковылял к нам, соединив круг.

Мэйкон взглянул на меня, и прежде чем я смог прочесть выражение его лица, воздух вокруг наполнился дымом…

Мэйкон старался держаться, но он терял сознание. Он видел над собой черное небо с оранжевыми всполохами огня. Он не мог видеть, как Хантинг пьет его кровь, но чувствовал зубы своего брата, вонзившиеся ему в плечо. Когда Хантинг насытился, он бросил тело Мэйкона на землю.

Когда Мэйкон вновь открыл глаза, бабушка Лены, Эммалина, стояла на коленях, склонившись над ним. Он чувствовал жар ее силы целителя, растекавшийся по телу. Итан тоже был там. Мэйкон попытался заговорить, но не знал, услышат ли они его. 'Найдите Лену', вот что он хотел сказать.

Итан, должно быть, услышал его, потому что он вновь исчез в огне и дыме.

Мальчик был так похож на Амари, такой же упрямый и бесстрашный. Он был также похож на мать — верный и честный, обреченный на разбитое сердце из-за своей любви к Магу. Когда его сознание начало ускользать, он все еще думал о Джейн.

Когда Мэйкон снова открыл глаза, огня не было. Дым, рев пламени и грохот орудий — все исчезло. Он дрейфовал в темноте. И это не было похоже на Путешествие. У этой пустоты была сила. Она затягивала его. А когда он вытянул руку, то увидел, что очертания ее были расплывчатыми, она была полупрозрачной.

Он был мертв.

Лена, видимо, сделала свой выбор. Она выбрала Свет. Даже во тьме, осознавая, какая судьба ждет инкуба в Другом мире, он успокоился. Все было кончено.

— Еще нет. Не для тебя.

Мэйкон обернулся, сразу узнав ее голос. Лайла Джейн. Она была озарена ярким светом, мерцающая и прекрасная:

— Дженни. Мне так многое надо тебе сказать.

Джейн покачала головой, ее каштановые волосы ниспадали ей на плечи:

— Нет времени.

— Теперь только время и осталось.

Джейн протянула руку, ее пальцы сияли:

— Возьми меня за руку.

Как только Мэйкон дотронулся до нее, тьма начала растворяться в свете и цветах. Вокруг него проплывали знакомые образы и формы, он не сразу распознал их, а потом понял, где они находились. В архиве, особом месте Джейн.

— Джейн, что происходит? — он видел, что она протянула руку, но все движения казались размытыми и неясными.

А после услышал слова, слова, которым он сам научил ее:

— В эти стены без времени и границ я запру твое тело, сотру с земли.

В руке она держала что-то. Светоч.

— Джейн, не делай этого! Я хочу остаться здесь с тобой.

Она парила перед ним, уже начиная исчезать:

— Я обещала, что если придет время, я воспользуюсь этим. Я держу свое слово. Ты не можешь умереть. Ты нужен им, — она растворилась в воздухе, на последнее мгновение остался лишь ее голос. — Ты нужен моему сыну.

Мэйкон хотел сказать ей все, что не смог сказать при жизни, но было уже слишком поздно. Он ощущал притяжение Светоча, которое было невозможно остановить. Когда пропасть засасывала его в себя, он услышал, как она заточает его в его новое пристанище: