об этом не сказали? На все дело достаточно было бы минуты, а ведь меня ждет обед. Конечно, она не может ехать – было бы безумием даже думать об этом. Если бы ее показания могли принести пользу, тогда другое дело. Можете в любое время зайти ко мне за свидетельством, если, конечно, адвокат порекомендует вам его взять. Я соглашусь с мнением адвоката. Советуйтесь с представителями обеих ученых профессий, и все будет хорошо – ха-ха!
И, рассмеявшись собственной шутке, он ушел, а Мэри, оставшись одна, принялась корить себя за глупость. Ну, как она могла вообразить, что все знают обстоятельства дела не хуже ее самой! А она ведь ни минуты не сомневалась, что доктору хорошо известно, зачем бедной миссис Уилсон нужно ехать в Ливерпуль.
После этого Мэри отправилась к Джобу (миссис Дейвенпорт, всегда готовая услужить, согласилась посидеть с двумя старушками) и поделилась с ним своими страхами, своими планами и решениями.
К ее удивлению, он с сомнением покачал головой.
– Если мы не пустим ее, это может показаться странным. Законники ведь во всем видят уловки.
– Но это вовсе не уловка, – возразила Мэри. – Миссис Уилсон так плоха: во всяком случае, вчера ей было очень плохо, да и сейчас она совсем слаба.
– Бедняжка! Я ведь только из-за Джема сказал, что она должна ехать. Все равно теперь уже многое известно и отпираться поздно. Но я все-таки спрошу мистера Бриджнорса. Я даже и с доктором твоим посоветуюсь. Сиди дома, я к тебе через час приду. Иди, иди, голубушка.
ГЛАВА XXV
То было что-то, для чего нет слов -
Неслышный ход прозрачных облаков,
Намеки, шорох, вздохи ветерка, -
Неясный, нежный зов издалека.
В уловках изощряясь, может он
Открыть в проблеме множество сторон.
Мэри пошла домой. Ах, как у нее болела голова, как путались мысли! Но сейчас не время поддаваться недомоганию.
Усилием воли она заставила себя сесть. Она сидела совсем неподвижно у окна и смотрела на двор, но ничего не видела. Внезапно она вздрогнула, заметив что-то, и отшатнулась.
Но было уже поздно. Ее увидели.
В мрачную комнатенку влетела Салли Лидбитер в ярком праздничном платье, которое на этом фоне казалось особенно аляповатым.
Ей действительно хотелось повидать Мэри: близкое знакомство с убийцей делало ее своего рода lusus naturae [108], и иные так внимательно разглядывали ее, словно ожидали увидеть разительные перемены в ее наружности. Но Мэри последние два дня была слишком занята своими мыслями, чтобы замечать это.
Теперь Салли имела полную возможность разглядывать Мэри, и она впилась в нее глазами (это отнюдь не значит, что она проникла к ней в душу), словно собираясь на всю жизнь запомнить, как она выглядит: «Платье – ее любимое, которое она носит каждый день (ну, знаете, лиловое ситцевое, с высоким лифом), на шее, как у мальчишки, повязан черный шелковый платочек; волосы зачесаны назад, словно ей жарко – у нее ведь такие длинные волосы; пальцы все время что-то вертят, крутят…»
Все эти подробности послужат завтра Салли материалом для экстренного выпуска устной газеты в мастерской, и, даже если она ничего не сумеет выудить у Мэри, хотя бы ради этого стоило прийти.
– Боже мой, Мэри! – воскликнула она. – Где это ты скрываешься? Ты вчера весь день не показывалась у мисс Симмондс. Неужели ты думаешь, что мы стали хуже о тебе думать из-за того, что случилось? Кое-кому из нас, конечно, жаль бедного молодого человека, который из-за тебя лежит теперь в холодной могиле, но мы никогда не поставим тебе это в укор. Да и мисс Симмондс тоже очень огорчится, если ты не придешь, потому как уж больно много траура у нас сейчас.
– Не могу я, – тихо промолвила Мэри. – Я больше туда не приду.
– Но почему же, Мэри! – с искренним удивлением воскликнула Салли. – Во вторник, а может быть, и в среду тебе, понятно, надо быть в Ливерпуле, но потом же ты, конечно, придешь и все нам расскажешь. Мисс Симмондс знает, что эти два дня тебя не будет. Но, между нами говоря, она ведь немножко сплетница, и ей интересно будет послушать во всех подробностях, как там шел суд, – ну и она не станет особенно придираться к тому, что ты несколько дней в мастерскую глаз не казала. А потом Бетси Морган говорила вчера, что она ничуть не удивится, если теперь ты станешь настоящей приманкой для клиентов. Когда суд кончится, многие будут шить у мисс Симмондс только для того, чтоб посмотреть на тебя. Право же, Мэри, ты превратишься в настоящую героиню.
Пальчики еще сильнее принялись что-то теребить, большие кроткие глаза умоляюще смотрели на Салли, но она продолжала в том же духе – и не из жестокости и не из ненависти к Мэри, а только потому, что не могла понять ее страданий.
Смерть мистера Карсона, конечно, поразила Салли, хотя волнение, связанное с этим событием, было ей скорее приятно, а еще большее удовольствие получила бы она, приобщившись к сомнительной славе, которой отныне, уж конечно, будет окружено имя Мэри.
– Тебе хочется, чтобы тебя допрашивали, Мэри?
– Совсем не хочется, – ответила Мэри, поняв, что нужно что-то сказать.
– Ну, эти законники – на редкость развязный народ! Да и писцы их ни чуточки не лучше. Нисколько не удивлюсь, – продолжала она весело, в самом деле считая, что утешает подругу, – если ты подцепишь в Ливерпуле нового поклонника. В каком платье ты поедешь, Мэри?
– Право, не знаю, и мне все равно! – воскликнула Мэри, все больше сердясь на свою непрошеную гостью.
– В таком случае послушайся меня и поезжай в синем шерстяном. Оно, конечно, старенькое и потерто на локтях, но никто этого не заметит, а цвет идет тебе. Не забудь, Мэри. А потом я дам тебе мой черный муаровый шарф, – добавила она от чистого сердца, желая доставить удовольствие подруге. И кроме того, ей было приятно думать, что ее любимый шарф украсит свидетельницу, выступающую в суде по делу об убийстве. – Я принесу тебе его завтра, до твоего отъезда.
– Пожалуйста, не надо! – сказала Мэри. – Спасибо, но он мне не нужен.
– А что же ты в таком случае наденешь? Я знаю все твои наряды не хуже своих собственных. Что же ты можешь надеть? Уж конечно, не твою старую клетчатую шаль! А может, тебе больше нравится платок, который на мне сейчас, чем мой шарф? – спросила она, просияв при этой мысли: она готова была отдать Мэри и этот платок и что угодно еще.
– Ах, Салли, перестань ты говорить об этом! Ну, разве я могу думать о нарядах в такое время? Ведь речь идет о жизни или смерти Джема!
