сидел на стуле, так вцепившись руками в свой отбойный молоток, что побелели костяшки пальцев на обеих руках. Ну, а «изучение документов» Андреем заключалось лишь в том, что он почти не мигая неподвижно смотрел на стол, где сиротливо лежал листок белой бумаги на четверть заполненный текстом. Осипов только сейчас заметил, что проходчик полностью одет в рабочую одежду, на бедре белел бачок самоспасателя, на голове сияла светильником каска. Причем и спецодежда и средства индивидуальной защиты были абсолютно новые, словно минут десять как сошли с конвейеров заводов и фабрик. А вот обойный молоток остался таким, как и был. Даже на куске пневмошланга, безвольно лежащего под ногами Андрея, отчетливо выделялись неглубокие царапины и следы вездесущей угольной пыли.
Сам же Осипов щеголял в своей розовой офисной рубашке, а вместо брюк, к крайнему удивлению Николая обнаружились старые потертые шорты, которые он самолично выбросил года два назад в мусорное ведро египетского отеля.
— Ну, как голубчик, полегчало? — снова раздался голос старика и Павел Анисимович снова попытался подсунуть ватку с нашатырем к носу инженера.
Всё происходящее с Осиповым являлось настолько странным, что ничем кроме бреда быть не могло. Впрочем Николай прекрасно помнил и взрыв метана и обрушение породы. Увы, но два этих факта, никак не вычеркнуть из реальности. Тогда получается, что сейчас Осипов умирает в забое и наслаждается в полной мере предсмертными видениями. Сердце инженера часто застучало, а лоб покрылся испариной. А если он в самом деле уже умер и всё происходящее вокруг него и является началом «того света»? Совершенно не такого, каким он его представлял. Да и не только он.
Отстранив отвратительно пахнувшую ватку, Осипов с силой провел ладонями по своей шевелюре, глубоко вздохнул и обратился к старику:
— Вы знаете, я только сейчас, как-то осознал ситуацию… Ну вы понимаете меня. Понимаете?
Павел Анисимович посмотрел прямо в лицо Николаю и несколько раз медленно кивнул. И Николай увидел, какие умные и одновременно добрые глаза у старика. Такие глаза бывают только у древних дедов, когда они смотрят на своих резвящихся в песочнице правнуков.
Нервное напряжение, держащее Осипова словно в раскаленных тисках, стало постепенно ослабевать.
— Я вот что хочу сказать. Всё как-то запредельно странно, но в тоже время удивительно обыденно… — Николай нервно закашлялся, снова взъерошил свою шевелюру и вопросительно посмотрел на старика.
— Ничего удивительного в этом нет, голубчик. Вы же знаете такой термин: «адаптация»? Вижу — знаете. Вот с вами это как раз и происходит. Тело человека весьма непростая конструкция, мозг — запредельно сложно устроен. А уж разум человеческий, тот вообще… — Павел Анисимович обреченно взмахнул рукой и горестно покачал головой. — Вообще штука практически фантастическая. Не всякий академик и разберется. Ну, а если говорить о душе, то никакого времени на объяснения не хватит. Поэтому и нужна адаптация. Что бы не получилось, так сказать ненужных осложнений в процессе перехода.
Немного подумав Николай всё же решился задать мучающий его с самого момента знакомства со стариком вопрос:
— А вы кем были, Павел Анисимович, ну до того, как сюда попали? Наверно не в малых чинах ходили? Случайно сами-то не из академиков?
Оформитель смущенно заулыбался:
— Да какие там чины! Обычный я человек, до самой смерти на стеклодувной фабрике учетчиком товара работал.
До этого совершенно не вмешивающийся в разговор Шипулин внезапно вскочил на ноги и скороговоркой выпалил:
— Вы это, послушайте! Кто еще из наших здесь оказался? Кто еще погиб?
Лицо старика приобрело до крайности неприятное выражение. Он набычился, словно депутат Госдумы к которому пришла делегация из детского дома, просить денег на ремонт системы отопления.
— Это пока закрытая для вас информация, господа. Подождите. Всему своё время, — Павел Анисимович легонько постучал ладонью по столешнице. — И давайте наконец приступим к процессу оформления.
Старик протянул Осипову лист бумаги:
— Внимательно ознакомитесь и если сведения указаны правильно, то распишитесь. Здесь и здесь, — дедок ногтем подчеркнул где именно необходимо поставить подпись.
Николай машинально взял листок в руки, впился в глазами в текст.
Осипов Николай Владимирович. Человек разумный. Национальность — русский. Дата рождения, дата смерти.
Инженер нервно сглотнул, и с трудом продолжил чтение. Дальше шла краткая автобиография. Очень краткая, буквально в три строки. Дата окончания института, с указанием специальности. Время поступления на работу. Напротив графы «семейное положение» прочерк. В графе «служба в армии» прочерк. В графе «судимости» прочерк. Под текстом место для подписей.
Инженер тяжело вздохнул. Негусто, совсем негусто. Как говорится, вот и всё об этом человеке. Мда… И самое любопытное, это то, что в документе нет ни малейшего упоминания о религии. Интересно, с чем это связано? Осипов не мог понять, радует его этот факт или огорчает. С одной стороны при жизни Николай не отличался особой религиозностью, но с другой стороны и особых грехов Осипов за собой не числил.
Николай аккуратно поставил подписи, положил лист бумаги на стол, помассировал кончиками пальцев виски и обратился Павлу Анисимовичу:
— Скажите, уважаемый, это что получается всё, что мировые религии говорили нам о загробной жизни — полная ерунда? И нет никакого ада и рая?
Старик внимательно, поверх стекол очков посмотрел на Осипова:
— С чего это вы, голубчик так решили? Неужели вы думаете, что всё человечество на протяжении всей своей истории может так жестоко заблуждаться? Это конечно не так. И рай и ад существуют. Это безусловный факт. И вы господа в самое ближайшее время убедитесь в этом.
Осипов похолодел. То что сейчас мягким тоном произнес старик, в принципе не являлось каким либо запредельным откровением. Но одно дело, когда об этом вещают священники с экрана телевизора, и совсем другое, когда вот так спокойно говорит странный дедок в невозможной комнате находящейся в развороченном взрывом забое.
— Ну, а нас куда определять будете? — вмешался в разговор Шипулин, до этого момента абсолютно неподвижно сидевший на стуле. — Куда? Говорите уж как есть, не томите…
— А вот это не я решаю, господа. Это совершенно не моя компетенция! — Павел Анисимович взял со стола подписанные анкеты, с важным видом положил их в картонную папку. — Садитесь поудобнее, немного времени у нас еще есть. Сейчас я вам всё подробно объясню. Во-первых, должен сказать, что…
Тяжелый топот сапог, невнятные крики и густой мат прервали так и не начавшуюся речь старика. Где-то совсем рядом отчетливо раздался сочный мужской голос:
— Да вот же она, прямо перед носом! Да не ломай ты её! Открыто.
Осипов с Шипулином заинтересованно завертели головами. Николаю действительно стало интересно, что же еще удивительное готовит ему сегодняшний день. Хотя казалось бы куда еще удивительней. Дальше вроде уже некуда. Снова раздался уже знакомый скрип двери и в комнату, оглядываясь по сторонам вошли двое мужчин. Следом за ними, пропустив перед собой молодую женщину зашли еще двое.
Жутко заинтересованный Николай, повернулся к старику, чтобы задать пару вопросов о происходящем, но увидев в каком состоянии находится Павел Анисимович, оторопел.
На старика было страшно смотреть. Дедок как-то весь скособочился, глаза выпучились, рот перекосился. Оформитель бочком выскользнул из-за стола, попытался сделать несколько шагов по направлению к женщине, но не смог. Опустился на одно колено, приложил руку к груди и часто прерываясь, глотая окончания слов произнес:
— Госпожа… чем обяз… такая честь… или что случило…
Женщина взмахом руки прервала говорящего:
— Павел Анисимович, сядьте пожалуйста на своё место. И успокойтесь, к вам никаких претензий
