Все это он проделал, не отводя от Тани проницательного, понимающего взгляда
— Зачем ты решила морочить мне голову?.. Ну?.. Только честно?.. Какой был к этому повод?.. Причина?.. Подумай. Иногда нам бывает далеко не так просто осознать смысл своих поступков... Ну, что ты скажешь?..
— Бобошкин,— сказала Таня.— Я не хотела, чтоб его наказывали. И этого Щеглова тоже, и вообще — всех ребят...
— Вот это другое дело,— ожил Эраст Георгиевич, и лицо его так посветлело, словно откуда-то сбоку на него направили солнечный зайчик.— Это совсем, совсем другое дело, Таня... Татьяна Ларионова... Но ты понимала, чем ты рискуешь ради, скажем, этого пострелёнка?.. Ведь могло случиться, что тебе бы и поверили?.. Ты понимаешь, на что ты шла?..
— Понимаю,— сказала Таня, хотя, как мы заметили раньше, она давно ничего уже не понимала. В голове у нее был полный ералаш, мысли спутались, в глазах стоял едкий туман.
— И ты пошла... на все?.. Ты хоть понимаешь, какой позор бы тебя ожидал, окажись твоя выдумка правдой?..
— Но это и есть правда...— Таня уже чувствовала, что все ее попытки ни к чему не приведут, и если барахталась, то слабо, по инерции.
— Таня, — укоризненно проговорил Эраст Георгиевич и погрозил ей пальцем.— Ведь мы условились?.. А теперь еще вопрос: почему ты никому ничего не сказала?.. Ведь ты у нас... да, ты у нас в школе не последний человек? Ты пользуешься уважением, авторитетом, почему же ты думала, что с твоим мнением никто не станет считаться?..
— Я ходила к Евгению Александровичу...
Эраст Георгиевич при имени завхоза как-то стыдливо поморщился.
— А ко мне?.. Почему ты не пришла прямо ко мне?.. Почему ты не сказала, что не стоит, на твой взгляд, придавать значения этой истории с портретом? Не сказала об этом прямо, честно, открыто?.. Или ты думала, что тебя не поймут?.. Запомни, двери моего кабинета всегда для тебя открыты....
Уходя, Таня поняла, что одного все-таки ей удалось добиться. Но в дверях переспросила еще раз:
— Значит, это верно, что никто больше не будет наказан?..
— Таня!..— Эраст Георгиевич, как бы защищаясь, поднял руки...
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,
Однако, увлекшись второстепенными происшествиями вроде истории с Таниным портретом, мы упустили поистине достойное внимания, умолчали о событиях действительно важных, замечательных, отчасти даже грандиозных, развернувшихся в эти дни в школе № 13.
Мы говорим о всеохватывающем воспитательном эксперименте, в процессе, которого проходила испытание новая система.
Начало эксперименту положила речь Эраста Георгиевича на памятном педсовете. С того времени дело развивалось, оформилось, приобрело универсальный размах. Однако автор скромно признает, что способен изложить лишь его суть, да и то не претендуя ни на глубину, не на полную точность2.
Самой сердцевиной эксперимента, на взгляд автора была тщательно продуманная система баллов- единиц, которую под руководством Эраста Георгиевича выработала специальная комиссия. Тут все учитывалось и находило строго обоснованную оценку. Например, культпоход в кино оценивался в десять баллов; культпоход в театр — в пятнадцать; картинная галерея — в двадцать; симфонический концерт — двадцать шесть баллов; концерт ансамбля народных инструментов — тридцать и т.д. Сбор металлолома — в зависимости от качества, сроков — от тридцати до сорока баллов, выступление на диспуте — двадцать один балл. Разумеется, эксперимент охватывал и внешкольную сферу, в этом проявлялось одно из многообразных его достоинств. Помощь родителям — пять баллов, младшим братьям и сестрам — четыре, помощь посторонним — от шести до девяти баллов (перевести старушку через дорогу — шесть баллов, уступить место в автобусе — семь, вернуть владельцу утерянное — восемь и проч.) . С той же последовательностью определялось количество баллов за различные общественные поручения, успехи в учебе, товарищеские поступки, опрятный внешний вид, вежливое обращение с учителями и уборщицами и многое другое, чего мы не станем перечислять, доверяясь воображению читателей.
Понятно, ведущим принципом эксперимента являлась широкая гласность. На первом этаже, в вестибюле рядом с портретом Тани Ларионовой (новым, из предосторожности помещенным под плексиглас) был укреплен огромных размеров стенд. Учитель физики Попов снабдил его кнопками и разноцветными лампочками с уникальным автоматическим переключением. Здесь ежедневно подытоживались достижения каждого класса.
Помимо этого Большого стенда в классах были оборудованы еще и Малые, на которых значились поименно все учащиеся. Таким образом, личность каждого воспитанника просвечивалась как бы рентгеноподобным лучом, ни один его поступок не оставался незамеченным, неучтенным.
Эффект эксперимента оказался неожиданным, превосходящим самые смелые и оптимистические ожидания.
Зеленые, красные, желтые лампочки мигали, цифры вспыхивали и погасали, кнопки щелкали. Ученики толпились перед стендами, неотрывно следя за гипнотическими огоньками. Страшное возбуждение захватило все классы. Тринадцатая школа напоминала стадион, однако совершенно фантастический: на его поле не две, а десятки команд вели ни на минуту не прекращающийся матч. Командами были классы, обуреваемые жаждой первенства. Инициатива и активность, прежде подобные истощенному ручейку на дне пересохшего потока, теперь хлынули, заполняя русло до краев.
Каждый день приносил новые сногсшибательные вести. Пятый «А» в полном составе отправился на симфонический концерт из произведений Скрябина и Шостаковича (двадцать шесть баллов!). Пятый «Б» ответил культпоходом в картинную галерею и коллективным посещением лекции на тему «Склероз и борьба - с ним» (в сумме — тридцать девять баллов!). Активисты седьмого «В» в послеурочное время охотились за пенсионерами, наперебой предлагая свои услуги: перевести через дорогу (шесть баллов!), помочь доставить домой покупки (девять баллов!) и т. д.
Классные комнаты украсились монтажами (десять баллов), стенгазеты сменяли одна другую (от десяти-до пятнадцати баллов), кружковая работа получила неимоверный размах (каждое посещение кружка — шесть баллов). Даже те кружки, которые раньше никто не хотел посещать, вдруг вынуждены были ограничить количество участников из-за нехватки помещений. Вспомнили о «Клубе юных анатомов», где в основном занимались препарированием червей и тараканов,— к изумленной анатомичке повалили валом. Литературный кружок вступил в переписку с известным поэтом, пригласив его приехать на конференцию «Рифмы или логарифмы?». Такое мероприятие сулило минимум сто баллов! Школьная самодеятельность никогда еще не достигала подобного расцвета. Здесь пели, декламировали, разучивали танцы всех континентов, каждый класс стремился иметь свой хор, свои октеты, секстеты, свой «голубой», «синий» , или в крайнем случае, «фиолетовый» джаз.
Что до девятого «Б», то он лидировал, далеко обогнав остальные классы. И тут, понятно, не последнюю роль сыграла Таня Ларионова, хотя все получилось вовсе не так просто, как может представиться читателю.
По шкале за совершение самоотверженного поступка полагалось высшее количество баллов, Таня эти баллы классу принесла, и девятый «Б» сразу вырвался вперед. Но «большой скачок», как его окрестили ребята, породил самоуспокоенность, даже зазнайство. Девятый «Б» стали поджимать другие. Положение создалось катастрофическое, а когда десятый «А» захватил первое место за неделю, девятиклассники
