В связи с этой убедительной вероятностью позднейшей вражды Италии с Францией, уже в 1920 году это самое Государство заслуживало рассмотрения в первую очередь как будущего союзника Германии. Вероятность возросла до определенности, когда с победой Фашизма, слабое Итальянское Правительство, которое в конечном счете было предметом международных воздействий, было ликвидировано, и его место занял режим, который пригвоздил исключительное представление Итальянских интересов, как лозунг на своих знаменах. Итальянское слабое демократическое буржуазное правительство, игнорируя реальные будущие задачи Италии, могло, возможно, сохранить искусственные отношения с Францией. Но национально сознательный и ответственный Итальянский режим - никогда. Борьба Третьего Рима за будущее Итальянского Народа обрела историческую декларацию в день, когда ФАСЦИИ стали символом Итальянского Государства. Так что одной из двух Латинских наций придется оставить свое место в Средиземном Море, в то время как другая обретет господство как приз в этой борьбе.
Как национально сознательный и рационально мыслящий Немец, я твердо надеюсь и очень хотел бы, чтобы это Государство было бы Италия, а не Франция.
Таким образом, мое отношение к Италии будет вызвано мотивами ожиданий на будущее, а не стерильными воспоминаниями о Войне.
Точка зрения, Объявления Войны Принятые Здесь, как и надпись на отряде транспортов, была хорошим знаком победившего доверия несравненной Старой Армии. Как политическая декларация, однако, это сумасшедшая глупость. Сегодня это еще более сумасшедшее, если занимают позицию, что для Германии ни один союзник не может гарантировать понимание, который стоял на стороне противника в Мировой Войне и разделил трофеи Мировой Войны за наш счет. Если Марксисты, Демократы и Центристы поднимают такую мысль, как лейтмотив своей политической деятельности, это явно по той причине, что эта самая выродившаяся коалиция не желает возрождения Немецкой Нации никогда. Но если национальные буржуазные и Отечественные круги возьмут на себя такие мысли, то это предел. Действительно, пусть назовут какую-либо державу из всех, которые могли бы быть союзником в Европе, и которая не обогатилась территориально за наш счет или за счет наших союзников того времени. Исходя из этой точки зрения, Франция исключена с самого начала, потому что она украла Эльзас-Лотарингию и хочет украсть Рейнскую область, Бельгия, поскольку она обладает Ойпен и Мальмеди, Англия, потому что, даже если она не обладает нашими колониями, по крайней мере она распоряжается ими в значительной степени. И любой ребенок знает, что это означает в жизни наций. Дания исключена потому, что она приняла Северный Шлезвиг, Польша, потому что она владеет Западной Пруссии и Верхней Силезией и частью Восточной Пруссии, Чехословакия, потому что она угнетает почти 4 миллиона Немцев, Румыния, потому что она также аннексировала более миллиона Немцев, Югославия, потому что она имеет почти 600000 Немцев, и Италия, потому что сегодня она называет Южный Тироль своей собственностью.
Таким образом, для нашей национальной буржуазии и патриотических кругов, возможности союзов вообще отсутствуют. Но им-то они не нужны вообще. Ибо против наводнений их протесты, и криками «ура» они частично глушат сопротивление в других частях мира, а частично его свергают. А потом, без каких-либо союзников, даже без какого-либо оружия, опираясь лишь на крикливость их бойкого языка, они будут возвращать похищенные территории, позволяя Англии впоследствии быть наказанной Богом, наказывать Италию и предавать ее заслуженному презрению всего мира - до тех пор, пока до этого момента они не будут повешены на фонарных столбах своими настоящими иностранными политическими союзниками, Большевистскими и Марксистскими Евреями.
В то же время следует отметить, что наши национальные круги буржуазного и патриотического происхождения никогда вообще не понимают, что самое сильное доказательство ошибочности их отношения к внешней политике заключается в согласии Марксистов, Демократов и Центристов, прежде всего, особенно в согласии Еврейства. Но надо знать нашу Немецкую буржуазию хорошо, чтобы незамедлительно понять, почему это так. Они все бесконечно счастливы, по крайней мере, найти вопрос, в котором предполагаемое единство Немецкого Народа, как представляется, осуществляется. Неважно, если это касается глупости. Несмотря на это, бесконечно утешительно для мужественного буржуазного и Отечественного политика иметь возможность говорить в тоне национальной борьбы, не получив удар в челюсть за это от ближайшего коммуниста. То, что их щадят только по той причине, что их политические концепции такие же стерильные в национальных условиях, как и ценные в Еврейских Марксистских терминах, либо не приходит на ум этим людям, или это скрыто в глубинах их бытия. Степень, в которой коррупция лжи и трусости проявляется у нас – это что-то неслыханное.
Когда в 1920 году я провел переориентировку внешнеполитической позиции Движения по отношению к Италии, я сперва встретил полное непонимание со стороны национальных кругов, а также в так называемых Отечественных кругах. Это было просто непонятно этим людям, как, в отличие от общей обязанности постоянного протеста, можно сформулировать политическую идею, которая – говоря практически - означает собственно ликвидацию одной из враждебностей Мировой Войны. Как правило, национальные круги сочли за пределами своего понимания, что я не хочу класть основной вес национальной деятельности на протесты, которые трубят в небо перед Фельдхеррнхалле в Мюнхене, или в другом месте, в настоящее время против Парижа, а затем снова против Лондона или же против Рима, но хотел бы поместить вместо этого на ликвидацию сперва в Германии тех, кто отвечает за развал. Пламенная протестная демонстрация против Парижа состоялась в Мюнхене по поводу Парижского диктата, которая, конечно, должна была заставить Клемансо немного беспокоиться. Но это побудило меня разработать со всей силой Национал-Социалистическое отношение в оппозиции к этой мании протестов. Франция сделала только то, что каждый Немец знал и волей-неволей должен был знать. Если бы я сам был Француз, я поддержал бы Клемансо, конечно. Постоянно тявкать на превосходящего противника на расстоянии так же недостойно, как и глупо. Напротив, национальная оппозиция Отечественных кругов должны оскалить зубы на тех, кто в Берлине несет ответственность, и виновен в страшной катастрофе нашего краха. Надо отметить, что удобнее кричать проклятия Парижу, которые не может быть приведены в действие с учетом фактических условий, чем стоять против Берлина с делами.
Это относится в особенности к представителям этой Баварской государственной политики, которые, конечно, достаточно демонстрируют природу их блеска фактами их успеха до сих пор. Ибо те самые люди, которые постоянно утверждали желание сохранить суверенитет Баварии, и которые в то же время имели в виду обеспечение права на проведение внешней политики, должны в первую очередь быть обязаны выдвинуть возможную внешнюю политику такого рода, что Бавария, тем самым, может, по необходимости, получить руководство подлинной национальной оппозицией в Германии, глядя в самом большом смысле. В связи с полным несоответствием политики Рейха или преднамеренным намерением игнорировать все реальные пути успеха, именно Баварское Государство должно было подняться на роль официального представителя внешней политики, которая, в соответствии с человеческим прогнозом, возможно, в один прекрасный день положила конец страшной изоляции Германии.
Но даже в этих кругах они противодействовали концепции иностранной политики связи с Италией, поддерживаемой мною, с полным и глупым легкомыслием. Вместо того, чтобы решиться на смелый выход в роли выразителей и опекунов высших Немецких национальных интересов на будущее, они предпочли, время от времени, одним глазом мигать в сторону Парижа, а другой поднять до небес, чтобы утверждать свою лояльность Рейху, с одной стороны, а с другой стороны, свою решимость тем не менее сохранить Баварию, позволяя пожарам Большевизма выжигать север страны. Да, действительно, Баварское Государство доверило представление своих суверенных прав интеллектуальным персонажам совершенно особого величия.
С учетом такого общего менталитета, это не должно удивлять никого, что с самого первого дня моя концепция внешней политики столкнулась, если не с прямым отказом, то по крайней мере с полным отсутствием взаимопонимания. Честно говоря, я не ожидал ничего другого на тот момент. Я по-прежнему учитывал общий психоз войны, и стремился лишь к привитию трезвого взгляда на мир внешней политики в моем собственном Движении.
В то время мне еще не приходилось терпеть любые открытые нападения на счет моей Итальянской политики. Причина для этого, вероятно, лежала, с одной стороны, в том, что на данный момент она был признана полностью лишенной опасности, а с другой, что Италия сама также имела правительство под международным влиянием. В самом деле, в глубине души, возможно, даже надеялись, что Италия могла бы поддаться Большевистской чуме, и тогда она стала бы желанной в качестве союзника, по крайней мере для
