— Мне некогда говорить об этом с вами сейчас, — ответила она, переводя дыхание. — И какое право вы имеете говорить со мной таким тоном? Пропустите меня, или я опоздаю!
— Мне безразлично, опоздаете вы или нет! Вы должны ответить! — гневно проговорил он, загораживая ей дорогу. — Вы, во всяком случае, носите мое имя, и потому я имею право знать!
— Ваше имя? — как бы с трудом соображая, спросила Зара. Но затем вдруг поняла, что в этих словах кроется оскорбительный намек. Тогда она в свою очередь гневно взглянула на него и с видом императрицы, отдающей приказание своей страже, сказала:
— Пропустите меня сейчас же!
Тристрам, однако, не двинулся с места, и одно мгновение они стояли, обмениваясь свирепыми взглядами. Затем Тристрам бросился к ней и схватил ее за плечо, но в этот момент из своей комнаты вышел Френсис Маркрут, и Тристрам отпустил Зару — не мог же он делать сцены при посторонних. И Зара, высокомерно подняв голову, прошла в свою комнату.
— Я вижу, вы опять ссорились, — с некоторым раздражением сказал Маркрут, но затем рассмеялся. — Она, вероятно, опаздывает. Ну что ж, если она не придет в переднюю за пять минут до восьми, я уеду один.
Тристрам сел на диван на широкой площадке, куда выходила комната Зары, и стал ждать. Сердце его разрывалось от боли и гнева, и в то же время он испытывал недоумение — ему был непонятен высокомерный взгляд Зары, она явно не считала себя виноватой!
Без шести минут восемь Зара открыла дверь и вышла на площадку, переодевшись с почти молниеносной быстротой. Глаза ее все еще сверкали, на щеках ярко горели два красных пятна, грудь бурно вздымалась.
— Я готова, — высокомерно сказала она, — мы можем идти, — и, не дожидаясь мужа, стала спускаться по лестнице как раз в тот момент, когда ее дядя открывал дверь своей комнаты.
— Прекрасно, племянница! Вы — сама пунктуальность! — весело сказал Маркрут. — Вы умеете держать свое слово!
— Да, во всем, — сердито ответила Зара и направилась к двери на улицу, где их уже ждал автомобиль. А мужчины, следуя за ней, спрашивали себя, что собственно означали эти ее слова?
ГЛАВА XXXVIII
Обед в честь помолвки Этельриды совсем не походил на обед, который был дан в честь Зары и Тристрама. На этот раз жених и невеста, вполне счастливые, не могли, да и не хотели, скрывать своих чувств.
Вдовствующая леди Танкред, приехавшая через несколько минут после Зары с Тристрамом, была поражена переменой в своем сыне. В первый момент она даже не смогла сдержать озабоченного восклицания, но затем овладела собой и, стараясь говорить спокойно, спросила:
— Надеюсь, вы себя хорошо чувствуете?
«Значит, Тристрам сильно изменился, — думала Зара, — если это бросилось в глаза его матери». И Зара критическим оком взглянула на него. Да, он очень изменился: похудел, выглядел суровым и, казалось, постаревшим. Неудивительно, что его мать изумилась.
— Добро пожаловать, моя милая дочь!
И Зара старалась быть как можно любезнее с ней, эта гордая леди, так великодушно отдавшая счастье своего сына в ее руки, во всяком случае не должна подозревать, насколько он далек от счастья.
Но леди Танкред вовсе не легко было провести Она сразу же поняла, что ее сыну пришлось, по- видимому, перенести немало страданий, и ей было очень больно, но расспрашивать Танкреда она не хотела, зная, что это ни к чему не приведет.
И бедная мать продолжала вести с сыном и невесткой приятную беседу. Тристрам в свою очередь старался быть веселым и шутить; так они обоюдными усилиями поддерживали беседу, пока не настало время идти обедать.
Леди Танкред, сидя за столом рядом с Маркрутом, всячески старалась преодолеть свое предубеждение к нему. Ведь если Этельрида так его любила, значит, он заслуживал этого! Зара сидела между старым герцогом и юным Билли, который находился в периоде глупой телячьей влюбленности в нее, чем очень потешал все общество. Обед прошел оживленно и весело, и когда встали из-за стола и направились в гостиную пить кофе, Этельрида подошла к Заре и отвела ее в сторону.
— Зара, — сказала она, беря ее за руку, — я так счастлива и так хочу, чтобы вы тоже были счастливы. Скажите, Зара, хотели бы вы быть моим другом, истинным другом?
И Зара, тронутая этим нежным призывом, ответила, пожав руку Этельриды:
— Я рада вашему счастью, и, конечно, Этельрида, я хочу быть вашим другом. Мне очень приятно, что моя дружба имеет для вас значение.
Этельрида нагнулась и поцеловала ее.
— Когда человек счастлив, как я, он становится добрым и ему хочется помочь всем и уничтожить все горести на земле. Мне иногда кажется, Зара, милая, что вы не вполне счастливы, как мне бы этого хотелось.
— Этельрида, — поспешно прошептала Зара, — пожалуйста, дорогая, не расспрашивайте меня ни о чем. Мне никто не может помочь, я сама должна выйти из этого испытания. Только мне не хотелось бы, чтобы семья Тристрама и особенно вы, так как он вас очень любит, неправильно судили обо мне. Вы, может быть, думаете, что я сделала его несчастным? Если бы вы только знали все! Да, я раньше многого не понимала и совершила большую ошибку, а теперь я готова умереть за него, если нужно, но уже слишком поздно, и нам обоим осталось только играть свою роль…
— Не говорите так, Зара, — сказала встревоженная Этельрида. — Что же могло стать между вами? Ведь Тристрам обожает вас!
— Он любил меня… раньше, — печально ответила Зара, — но теперь уже не любит. Он рад был бы никогда больше меня не видеть… И, пожалуйста, не будем больше говорить об этом: для меня это слишком мучительно.
Этельрида поняла, что настаивать бесполезно, и переменила тему, заговорив о своей собственной свадьбе.
Вскоре гости стали разъезжаться, и так как Маркрут еще хотел остаться, чтобы выкурить сигару с герцогом, а главное, без помехи попрощаться со своей невестой, Тристраму с Зарой пришлось возвращаться домой одним.
Таким образом, настал момент объяснения супругов. Однако не успел Тристрам заговорить, как Зара перебила его:
— Сегодня на лестнице вы бросили мне какой-то гнусный намек, всю низость которого я даже не поняла сначала; предупреждаю вас, что я больше не желаю слышать ничего подобного! — ее голос вдруг прервался, и она страстным, но в то же время жалобным тоном сказала: — Ах, я сегодня так страдаю… ради Бога, не говорите со мной, оставьте меня в покое.
И Тристрам замолчал. Все равно он скоро все это выяснит, и если она просит оставить ее в покое, то лучше так и сделать. Несмотря на его гнев и ревнивые подозрения, Тристрам не мог без боли видеть, как Зара забилась в угол сиденья и смотрела оттуда, как раненая лань.
— Зара, — наконец мягко сказал он, — что за темная тень висит над вами? Может быть, вы бы сказали мне в чем дело…
Но автомобиль уже остановился у их двери, которая немедленно была открыта, и Зара вошла в переднюю и поднялась на лифте, не ответив ни слова. И что в самом деле, она могла бы ответить?..
Положение тем временем становилось невыносимым. Зара поняла, что Тристрам, по-видимому, подозревает существование в ее жизни тайной печали, и решила, что непременно добьется у дяди позволения рассказать ему обо всем. Она вообще терпеть не могла таинственности, теперь же эта
