— Эй, Симкин! Твой крестьянин уже всем наскучил! Отправь его обратно во Внешние земли!
— Нет, подождите! Что это он делает?
— О, это уже на что-то похоже! Смотрите, он рисует! Как оригинально!
— Что это такое?
— Это... да, мои дорогие, это дом. Сделанный из дерева! Какой чудесный примитивный дом! Я слышал, что полевые маги живут в этих убогих маленьких хижинах, но и подумать не мог, что когда-нибудь увижу такую! Разве это не забавно? Наверное, он рисует для нас свою деревню. Браво, крестьянин! Браво!
Из толпы доносились замечания и аплодисменты. Симкин что-то говорил, но Мосия его уже не слышал. Он вообще ничего больше не слышал. Он слышал только голоса из своего прошлого и рисовал картину, живую картину. Холстом ему служил воздух, а кистью — тоска по дому.
Толпа вокруг крестьянина и шута разрасталась, а изображения, сотворенные магией Мосии, изменялись и перемещались в воздухе у него над головой. По мере того как картина становилась все яснее, четче и подробнее — воспоминания Мосии оживляли изображение, — смех и восхищенные возгласы в толпе сменялись негромким бормотанием. А потом воцарилось благоговейное молчание. Зрители стояли не шевелясь и не решались проронить хоть слово. Блестящая, беззаботная толпа смотрела на жизнь полевых магов, которую показывал им Мосия.
Жители Мерилона видели домики, которые когда-то были деревьями. Друиды своей магией превратили толстые стволы в грубые, безыскусные хижины, с крышами из переплетенных между собой ветвей. Яростные зимние ветры задували снег сквозь щели и трещины в дереве, а полевые маги растрачивали драгоценную Жизненную силу, окружая своих детей сферами тепла. Зрители видели, как крестьяне едят свою скудную пищу, а снаружи, в снегу, рыщут волки и другие свирепые звери, вынюхивая теплую кровь. Они видели, как мать укачивает мертвого младенца.
Потом зима ослабила жестокую хватку, и весеннее тепло проскользнуло сквозь ее пальцы. Полевые маги вышли на поля. Они вспахивали твердую, еще мерзлую землю и бродили по колено в грязи, когда пошли дожди. Потом крестьяне поднялись в воздух и стали разбрасывать над полями семена, которые падали из их рук во вспаханную землю. Потом полевые маги высаживали в почву рассаду, выращенную еще в холодное зимнее время. Дети работали вместе с родителями, вставали на заре и возвращались с полей домой, когда свет дня уже угасал.
Летом полевые маги расчищали землю, приводили в порядок свои хижины и неустанно пропалывали и поливали молодые ростки, боролись с жуками-вредителями и животными, которые могли погубить посевы, защищали будущий урожай от палящего солнца днем и частых грозовых бурь по ночам. Но в жизни крестьян были и свои маленькие радости. В полуденные часы каталист возился со своими юными подопечными, которые кувыркались в воздухе, обучаясь использовать Жизненную силу, которая поможет им зарабатывать тяжкий крестьянский хлеб. В недолгие тихие часы между сумерками и ночью полевые маги собирались на посиделки. А был еще Олминов день. Утром полевые маги слушали каталиста, который проникновенным голосом рассказывал о небесных золотых вратах и невиданных мраморных залах. А днем крестьяне работали вдвое усердней, чтобы наверстать потраченное время.
С приходом осени листва на деревьях окрасилась золотом. Полевые маги работали, не разгибая спины, — собирали выращенный урожай, из которого им достанется только малая часть. В деревню прилетели ариэли и принесли огромные золотые диски. Крестьяне грузили на эти диски кукурузу и картофель, пшеницу и ячмень, овощи и фрукты. А потом смотрели, как ариэли уносят урожай в амбары и хранилища аристократов, которым принадлежали эти земли. Потом полевые маги собирали то малое, что осталось от урожая, для себя и раздумывали, как протянуть на этих припасах зиму, уже дышавшую холодом им в спины. Крестьянские дети после жатвы собирали по полям колосья, подбирали каждый овощ, каждую картофелину, каждое зернышко, которые были ценнее любых бриллиантов.
А потом снова наступила зима. Вокруг маленьких хижин, занесенных снегом, кружили метели. Крестьяне снова боролись со скукой, холодом и голодом. Полевой каталист ежился от холода в своей лачуге, кутая руки в тряпье, и читал о великой любви Олмина к своему народу...
Плечи Мосии поникли, голова опустилась. Жизненная сила молодого человека закончилась. Картины, которые он сотворил в воздухе над толпой, растаяли. Зрители все еще молчали. Мосия поднял голову, боясь увидеть скучающие, насмешливые, недовольные лица. Но увидел нечто совсем другое. Зрители были удивлены, очарованы, потрясены — как будто им показали жизнь неведомых существ из какого-то далекого мира, а не жизнь таких же людей, существующих в том же мире, что и они сами.
Мосия увидел Мерилон впервые в жизни, и правда об этом городе открылась ему ясно и ярко, ярче сияния весеннего солнца. Эти люди жили в своем заколдованном королевстве, добровольные пленники хрустального города, который они же сами придумали и создали. Глядя на этих людей в дорогих одеждах, с нежными босыми ногами, Мосия подумал: что же случится, если кто-нибудь их разбудит?
Он покачал головой и огляделся, разыскивая Симкина. Ему хотелось уйти отсюда, из этого волшебного сада.
Но люди неожиданно сгрудились вокруг него, стали протягивать к нему руки, похлопывать по плечу.
— Восхитительно, мой дорогой, совершенно восхитительно! Какой чудесный примитивистский стиль! Такие естественные цвета! Как вам удалось такое сотворить?
— Я плакал, как ребенок! Такая оригинальная идея — жить в деревьях! Потрясающе оригинально. Вы должны выступить у меня на следующем званом вечере...
— Мертвый ребенок — это, пожалуй, немного слишком. Лично я предпочел бы более тонкий образ. Надеюсь, когда вы будете представлять это в следующий раз, вы измените это на... м-м... скажем, ягненка. Да, пусть будет ягненок! Женщина держит на руках мертвого ягненка. Это гораздо более символично, вы не находите? И если вы измените сцену с...
Мосия в изумлении оглядывался по сторонам. Отвечая невпопад, он начал выбираться из толпы, но ему на плечо опустилась чья-то крепкая рука.
— Симкин! — воскликнул юноша. — Никогда не думал, что буду так рад тебя видеть, но...
— Весьма польщен, старина, только сейчас не время обниматься и целоваться, — прошептал Симкин. Он явно был чем-то озабочен.
Мосия встревожился и снова огляделся.
— Вон там, — Симкин кивнул. — Нет, не оборачивайся! Двое наблюдателей в черных рясах вообразили себя театральными критиками.
— Милосердный Олмин! — Мосия сглотнул. — Дуук-тсарит!
— Да, и они наверняка поняли из твоего маленького представления гораздо больше, чем эти праздные гуляки. Они узнают реальность, когда видят ее, а ты сейчас провозгласил себя полевым магом с такой же вопиющей очевидностью, как если бы у тебя из ушей вдруг выросла кукуруза. Нет, с кукурузой все было бы не так страшно. Не понимаю, как тебе в голову могла прийти такая глупость! — Симкин повысил голос. — Я подумаю над этим, герцогиня Даримпл. Званый обед в следующий вторник? Нужно свериться с его расписанием. Вы же понимаете, я — его импресарио. А теперь, если позволите... Нет, барон, я не знаю, где ему сотворили эти грубые одежды. Если хотите раздобыть что-нибудь подобное, поищите на конюшне.
— Ты сам втянул меня во все это! — напомнил ему Мосия. — Хотя теперь это уже не важно. Что мы будем делать? — Он испуганно оглянулся на двоих в черных рясах, которые парили чуть в стороне от толпы.
— Они ждут, когда восторги затихнут, — пробормотал Симкин. Он притворялся, что поправляет Мосии рубашку, а сам все время наблюдал за Дуук-тсарит. — А потом они начнут действовать. У тебя еще осталась магия?
— Нет. — Мосия покачал головой. — Я выложился полностью. Сейчас я не смог бы даже растопить масло.
— Это нас сейчас будут растапливать, — мрачно предрек Симкин. — Что вы говорите, герцог? Мертвый ребенок? Нет, я не согласен. Потрясающий эффект. Все громко ахают. Женщины падают в обморок...
— Симкин, смотри! — Мосия сам чуть не упал в обморок. — Они ушли! Наверное, они на нас и не смотрели!
— Ушли! — Симкин забеспокоился еще больше. — Мой милый мальчик, мне очень жаль отбирать у тебя леденец — знаешь, это ужасно хлопотно, — но если Дуук-тсарит исчезли, значит, сейчас они стоят рядом с тобой и уже тянут к тебе руки.
