себя в порядок, так что визит в дорогую парикмахерскую и СПА-салон, с точки зрения Станислава Маратовича, был не прихотью, а данью уважения его сыну и ее мужчине. По крайней мере, отсчитывая Дуняше деньги, он не поскупился: хватит на все и еще останется.
Процедура отсчитывания была обычной в отсутствие Марата. Свекор не был скупым, просто считал, что ненужные возможности приводят к ненужным поступкам.
Его сын подходил к делу по-другому: ему нравилось тратить деньги на жену и нравилось, когда она сама тратила деньги. Поэтому он оформил ей «платиновую» кредитку, клал туда крупные суммы, да еще подтверждал банку возможность серьезных кредитов.
Впрочем, не в коня корм: Дуняша, привыкшая к рациональным денежным расходам, и здесь не могла переступить через себя. Такой заряженной кредитки ей хватало больше чем на год. А когда деньги все-таки кончались, Дуняше неловко было их просить, и нередко она сидела совсем без средств, пока Марат сам не вспомнит. Или, как сегодня, Станислав Маратович не отправит ее в салон готовиться к встрече мужа.
Вообще-то, она и в этот раз не получила бы денег в руки — планировалась совместная поездка со свекровью, а та бы уж сама расплатилась за обеих, — но Оксана Григорьевна изменила планы, решив показаться личному врачу. В последнее время она увлеклась медицинскими исследованиями и процедурами, хотя, по большому счету, была женщиной еще крепкой и по-деревенски здоровой. В свое время юная лимитчица из Поволжья покорила молодого Кураева именно своим цветущим видом, приятно гармонировавшим с нестоличной чистотой и наивностью. Так что стремление бар к холопкам можно было считать в некотором смысле семейной особенностью господ Кураевых.
Дуняша порадовалась, что в итоге едет в салон одна. Она хорошо относилась к Оксане Григорьевне, частично угадывая в ней и собственную судьбу, но общаться с мамой Марата совсем не хотелось. Дуняше казалось, что та сердцем может почувствовать холодность невестки к ее любимому и единственному сыночку. А имитировать чувства на третьем году супружеской жизни Дуняше уже было сложновато.
И еще один аспект. Именно в этом салоне работала Наташка Фадеичева, ее лучшая и единственная подруга со времен детского сада. Они были знакомы даже дольше, чем с Пифом, с которым начали общаться в первом классе.
Вообще Дуняша дружила буквально со всеми. Окружающих, видимо, просто очаровывало ее неподдельное, совершенно искреннее дружелюбие и жизнерадостность. Дуняша всегда улыбалась, что бы ни делала, а если не улыбалась, то заразительно хохотала либо, опять же весело, болтала с окружающими. Просто человек-улыбка! Мало того, что счастливая сам по себе, так еще и активно втягивающая окружающих в свою радостную атмосферу.
В общем, недостатка в желающих с Дуняшей дружить не было никогда. Однако, как это часто бывает в подобных случаях, приятелей много, а подруга одна.
Отличие между первыми и вторыми предельно просты. Наташка никогда не завидовала подруге. Наташка всегда любила Дуняшу. И еще Наташка очень переживала за нее, зная, как несладко приходится бывшей улыбчивой красотке в ее сегодняшней золотой клетке. Хотя сама искренне считала — и пыталась втолковать это лучшей подруге, — что менять жар-птицу в руках на синицу в небе все же не стоит.
И все равно для Дуняши общение с подругой было отдушиной. Может быть, даже более желанной, чем общение с мамой. И та и другая убеждали Дуняшу, что, как ни относись к происходящему, ей крупно повезло в этой жизни, а проблемки и проблемы постепенно рассосутся. Но если мамины слова скорее раздражали, то такие же Наташкины, наоборот, успокаивали и поддерживали.
Именно от Наташки Дуняша в основном и звонила Пифу. Напрямую — вне холодного дома — она встречаться со своей первой любовью опасалась. За три года они виделись не более десятка раз, и то три из них — на классных мероприятиях. Один раз вообще при Марате. И, как ни странно, довольно часто общались в доме Марата: Пифа звали на семейные торжества. Кроме того, он пользовал как медбрат Оксану Григорьевну, та очень ценила его легкую руку, когда приходилось проводить курс витаминных инъекций или медицинского массажа. Да и когда ее мама, единственная живая бабушка Марата, приезжала из своего Саратова, то всегда вызывали Пифа. На это время его даже селили в доме, выделяли комнату, и он следил за здоровьем бабули, которую в свое время сам же и выходил после тяжелейшего инсульта.
Странные ощущения испытывал Пиф, находясь в этой красиво меблированной комнате, особенно ночами.
С одной стороны, от Дуняши его отделяли считаные метры. С другой — он великолепно представлял, что сейчас, в данную минуту, мог проделывать с его ненаглядной Марат.
Разумеется, он и раньше отдавал себе отчет, чем занимаются молодые супруги по ночам, и так же страдал от ощущения своей беспомощности и обкраденности. Однако гнетущие чувства никогда не были такими острыми, как в те ночи, когда Пифа вызывали дежурить в дом Станислава Маратовича.
Отказаться же Пиф не мог — уж слишком все прочно и многослойно завязалось. Отец Марата платил за обучение Светлова, его же деньги Пиф откладывал в кубышку, рассчитывая, в том числе с их помощью, рано или поздно вырваться из этой безумной схемы. Причем удрать, прихватив с собой свою бабулю (не бросать же старуху одну). И, самое главное, украв у Марата Станиславовича Дуняшу, их единственную на двоих любовь.
Дуняша была в курсе сокровенной мечты Пифа, симпатизировала ей, но вовсе не была уверена, что хочет разделить с ним судьбу. А еще она примитивно боялась мужа.
И, может быть, именно поэтому — в те нечастые дни, когда Пиф оставался в их доме, — сама инициировала близость с Маратом. Не потому что хотела (она отдавала себе отчет в полном отсутствии желания секса с Маратом), а потому что до смерти боялась проницательности своего умного супруга. Не дай бог, верно поймет ситуацию.
А так, в десяти метрах от своего так называемого соперника, он физически обладал Дуняшей, да еще по ее инициативе, делая это самое прошлое соперничество виртуальным.
До салона молодую женщину довез Никандрыч. Ей нравилось с ним ездить. Конечно, своим отцом она его не ощущала — она вообще не очень представляла, как дети относятся к своему отцу, — но от пожилого водителя веяло добром и теплом. Ровно тем, чего так не хватало молодой и красивой Дуняше.
Наташка сегодня работала, они специально подгадали. И причесывать Дуняшу тоже будет Фадеичева: а как еще им остаться вдвоем, чтобы поболтать о сокровенном?
Подруги обнялись, расцеловались.
Все же они очень разные внешне: Дуняша фигуристая, с красиво очерченными, женственными формами. Еще немного — и можно было бы порассуждать о легкой диете, но пока девушка была не просто красивой, а, как говорят мужички, аппетитной.
Наталья больше походила на девчонку-подростка. Худенькая, стройная, в модных джинсах, с правильными чертами симпатичного лица. Короче — девчонка с московской улицы, не модель, но вполне ничего. А для представителей сильного пола, переживающих первый возрастной кризис, очень даже притягательная.
Тут же принялись за совместное обсуждение своей нелегкой жизни, благо причесывать и красить гостью Фадеичева собралась в отдельном кабинете — салон был пафосный.
Говорила обычно Наташка, Дуняша больше слушала, но в Наташкином обществе, как всегда, тут же становилось спокойнее и легче. А творящаяся на ее глазах история юной Наташкиной жизни тоже доказывала Дуняше, что ее собственный вариант не столь уж и ужасен.
–?Ну, рассказывай, — попросила Дуняша, удобно устроившись в кресле.
–?Да пока ничего нового, — вяловато начала подруга, но Дуняша ее прекрасно знала: сейчас потихоньку разговорится, — и спросила: — Как Валентин?
Валентин был новый Наташкин друг, мужчина лет тридцати пяти, с уже наметившимся мягким пивным животиком, симпатичный и обеспеченный.
–?Нормально, — подбирая краску для волос, ответила Наташка. — Чего ему будет? Регулярное питание, регулярный секс.
–?Ты думаешь, у вас надолго?
–?Кто его знает? — хмыкнула подруга. — Пока нас обоих все устраивает, а дальше посмотрим.
–?Тебе он сильно нравится?
–?Нормально, — ответила Наташка.
Странно, но сегодня ее что-то не тянуло на активное общение.
