— Ты… одна? — осторожно спросил он.
— Как видишь.
— Я так рад… что ничего не изменилось в твоем доме.
— Сейчас я поставлю чайник. Раздевайся.
Он повесил привычно на крючок в углу комнаты пальто, сел в привычное кресло:
— Как ты? Ведь целых три года!
— Ничего…
Катя начала собирать на стол все к традиционному московскому чаепитию. Потом зашла за дверцу шкафа — переодеться. И Рихард видел, как взметаются из-за дверцы, будто крылья, ее красивые руки, слышал, как торопливо шелестит ее платье.
— Ничего… Как тогда, в двадцать девятом, пришла на завод 'Точизмеритель', так и работаю там. Правда, теперь не аппаратчицей, а бригадиром… Пришлось занудно заниматься — и физикой, и математикой, и на спецкурсах. Это мне-то!..
Да-а, с ее темпераментом!.. Вот она, знакомая фотография на стене: Катя, а рядом с ней Борис Чирков, Иван Радлов, другие однокурсники по институту сценического искусства и надпись преподавателя, знаменитого режиссера: 'У тебя есть 'свое лицо', интересное, своеобразное, волнующее, только больше веры в себя, в свое будущее и не отступай перед препятствиями, если встретятся они на твоем пути…'.
Катя рассказывала, что все так же собираются здесь те самые друзья 'говоруны', с которыми так любил спорить Рихард.
— А ты как?
— Я все так же, Катя…
— А где ты был?
— В некотором царстве, в далеком государстве.
— Надолго в Москву?
— Не знаю… Надеюсь, навсегда. Хочу заняться научной работой.
Движения за дверцей замерли. Наступила пауза. Потом Катя сказала:
— Наверное, ожидание — мера всему…
Он не стал спрашивать, чему мера. Они уже давно понимали друг друга с полуслова: мера дружбе, мера ненависти, мера… Но вправе ли он?..
Она вышла из-за шкафа в ярком летнем платье.
— Какая ты красивая! Самая красивая женщина…
Рихард встал, протянул Кате коробку:
— Это тебе подарок.
Катя осторожно развязала ленту и вскрикнула от удивления:
— Ах, прелесть!
В коробке, переложенные рисовой ватой, лежали искусно вылепленные глиняные женские фигурки. Катя начала расставлять их на столе.
— Это целый набор: женщины разных стран. — Рихард радовался, что ей пришелся по душе подарок. — Эта, с медными кольцами в ушах, негритянка. С кувшином на голове и с красным пятном на лбу, конечно же, индуска. Вот эта — кореянка. А эта… Так они представляют себе русскую женщину. — Они весело рассмеялись. Фигурка была с пышной золотой прической, осиной талией и жеманно сложенными ручками.
— Спасибо! Садись к столу, Ика.
— Зови меня так всегда. Как в детстве.
Он сел за стол. Катя разлила чай, пододвинула ему бутерброды.
Они сидели друг против друга, пили чай, и он понимал, что еще никогда в жизни ему не было так хорошо.
Снова оглядел комнату:
— Все, как прежде, а книг-то у тебя прибавилось. Как хочется уйти в книги!
— Что же тебе мешает?
— В Германии пришел к власти Гитлер… Не могу сейчас думать о другом.
— Ты чего так смотришь?.. Налить тебе еще чаю?
Он взглянул на часы: уже за полночь, а Кате завтра чуть свет на завод. Поднялся:
— Пора.
Катя подошла к нему:
— Посиди еще.
— Вот проспишь. И опоздаешь на работу, мой бригадир.
— Посиди… — Она провела пальцем по его лбу, под его глазами. — Какой ты стал…
— Старый? Мне всегда давали лет на пять больше. И притом я старше тебя на десять лет…
— Нет, ты не старый. Ты просто устал. Очень устал.
Она обняла его щеки ладонями и тихо, словно кто-то мог их услышать, прошептала:
— Тебе никуда не надо уходить, Ика…
* * *
— Разрешите, товарищ комиссар?
Старик поднялся навстречу Рихарду:
— Здравствуй. Знакомься: мой сын Андрей.
За столом Павла Ивановича сбоку сидел мальчик лет одиннадцати и листал толстую книгу. Берзин мог и не объяснять: крепкий, крутолобый, с большими серо-голубыми глазами — копия отца. Сейчас он смотрел на вошедшего сердито, исподлобья: понимал, что придется уйти.
— Вот так… — вздохнул Павел Иванович. — Не отец к сыну приходит, а сын — к отцу…
Рихард умел беседовать с самыми различными людьми и на многих языках. Но он не умел разговаривать с детьми. И задал Андрею тривиальный вопрос:
— Кем ты хочешь стать, мальчик?
Берзин-младший, как о давно решенном, спокойно ответил:
— Разведчиком.
— О нет! — остановил его Зорге. — Это совсем не такое веселое занятие, Андрей. Будь лучше летчиком. Или моряком. Им яснее, в какой среде бултыхаться.
— Я стану разведчиком.
— Правильно, — неожиданно для Рихарда одобрил желание сына Старик. Если, конечно, к тому времени, когда Андрейка вырастет, еще будут нужны разведчики. Стране необходимы не только моряки и летчики… А необходимей всего нам мир. И оберегают его не только дипломаты и солдаты… — Он ласково провел ладонью по волосам сына: — Иди, Андрейка. Можешь взять книгу. Нам нужно поработать.
Мальчик послушно встал и направился к двери.
— Скажи маме, чтобы не ждала: ужин разогрею сам.
Мальчик вышел.
— Как бы я хотел, чтобы не было нужды Андрейке становиться разведчиком!.. — проводив сына взглядом, сказал с чувством Павел Иванович.
— А я женился, — не скрыл своей радости Рихард.
Берзин протянул ему руку:
— Поздравляю. Максимова с завода 'Точизмеритель'? Екатерина Александровна? Достойная женщина. — И повторил: — Поздравляю… Знаешь, в субботу мы выезжаем семьями на дачу. Пригласи Екатерину Александровну с собой. Ну а с тобой сыграем в городки.
Павел Иванович перевернул листок настольного календаря.
— А теперь о деле. До твоего отъезда в Берлин осталось не так много времени…
Да, жизнь вносила свои поправки в личные планы… Зорге приехал из Шанхая с огромным незримым багажом — знаний о Китае, его истории и культуре, его повседневности. В ту пору Китай даже для любознательных и образованных людей оставался таинственной страной, белым огромным пятном на карте мира. И Рихард задумал написать большую книгу об этой стране. Он договорился с машинисткой Лоттой Бранн и ежедневно приходил к ней из гостиницы 'Новомосковской' и часами диктовал главу за главой
