противников рейха военными действиями на Востоке.
— А что думают по этому поводу в стране цветущих хризантем? обратился Урицкий к Зорге.
— Я бы сказал, в стране хризантем и дзайбацу. Хризантемы от огня войны вянут, а дзайбацу — расцветают, — пошутил Рихард, но тут же посерьезнел. Для военно-промышленных кругов Японии блок с фашистской Германией тоже чрезвычайно важен. Дзайбацу без сильного союзника на Западе нечего думать об осуществлении своих захватнических планов. Особенно стремятся к союзу с Гитлером 'молодые офицеры'. Но все же, насколько я информирован, инициатива исходит от фюрера.
— Да, это так, — подтвердил Оскар. — Враг номер один — фашистская Германия. Хотя многие и до сих пор не представляют, какой это страшный враг. Гитлер вооружается. Он развертывает силы военной авиации. Начал строить военный флот.
— А какая главная опасность грозит нам с Востока? — Урицкий снова обратился к Зорге.
— Как я уже сообщал, Япония отказалась от соглашений об ограничении морских вооружений и развернула широкое строительство флота, чтобы уравнять и даже превзойти военные флоты Англии и Соединенных Штатов. Будущий год ожидается в генеральских кругах Токио как 'год особого символа'. Будет завершен план реорганизации и перевооружения японской сухопутной армии — и она должна, по мнению 'молодых офицеров', начать большую войну.
Урицкий потер веки, поднял на Рихарда глаза:
— Серьезные опасения. Очень серьезные. Но это — мнение 'молодых офицеров' или ваше?
— Я тоже думаю: Япония может начать большую войну, хотя сейчас подготовлена к ней еще недостаточно.
— Что ж, мы должны сделать из этой ситуации соответствующие выводы. Но смысл всей вашей работы в Токио остается прежним — отвести возможность вооруженного конфликта между Японией и СССР, мешать укреплению альянса японской и германской военщины. Прежним для нас остается и главный объект: это — германское посольство…
В комнате повисла тишина. Теперь на Рихарда внимательно смотрели все трое. Урицкий снова провел пальцами по векам:
— Я понимаю. Ваша спецкомандировка затянулась… Хорошо. Чем вы намерены заниматься в Москве?
— Я накопил богатейший материал по истории Азии, особенно интересный по Китаю и Японии. Наметил закончить исследование, связанное с послевоенным развитием капитализма в Германии. — Рихард оглядел присутствующих: — Мое призвание — история.
— А я в юности мечтал о профессии учителя, — сказал Урицкий. — Никаких тебе спецзаданий и спецкомандировок. Детвора, уроки…
Зорге ответил:
— Если будет необходимо…
Снова наступила пауза. Урицкий нарушил молчание:
— Хорошо. Кто может заменить вас в Токио и возглавить операцию 'Рамзай'?
Рихард задумался. Потом твердо сказал:
— Никто. Потому что всего важнее — мои связи в германском посольстве, особенно с военным атташе Ойгеном Оттом, которому я помогал делать карьеру. — И, снова подумав, повторил: — Никто. — Невесело усмехнулся и процитировал: — 'Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой!..' Когда, товарищ комкор?..
— Мы не имеем права терять ни дня, Рихард. Вы сами это знаете лучше всех.
Да, Зорге знал это и в глубине души предчувствовал, чем кончится разговор, когда еще только шел в управление.
До того молчавший Василий встал и пошел к двери:
— Сейчас я представлю тебе нового радиста — золотые руки. Впрочем, ты отлично знаешь его по Шанхаю.
Он открыл дверь и кого-то позвал. В комнату вошел Клаузен.
— Макс! Как я рад тебя видеть!
Рихард окинул взглядом своего друга. Макс загорел, возмужал, еще шире раздался в плечах.
— Вот это сюрприз! — пожимая ему руку, сказал Зорге. — С таким радистом я готов ехать хоть на край света.
— Ну вот и отлично, — улыбнулся Урицкий, — старый друг лучше новых двух. А Клаузенов всегда двое. Он и Анна.
Из управления Рихард и Макс вышли вместе. Макс рассказывал:
— Если бы не телеграмма Ворошилова — не приехал бы: не хотели отпускать.
— Откуда и почему?
Макс рассказал: после возвращения из Китая они поселились в Красном Куте, городке под Саратовом, обзавелись хозяйством. Макса пригласили работать в МТС, Анна пошла на ферму. Он ремонтировал тракторы, а в свободное время мастерил приемники, радиофицировал все дома колхозников, наладил радиосвязь конторы МТС со всеми бригадами. Его даже вызвали в Саратов, предложили подготовить проект радиофикации всей области. Не успел: пришла телеграмма от наркома обороны: 'Срочно выезжайте в Москву'.
За окном, выходившим в переулок, уже начиналось утро. Шаги первых прохожих — и изломанные тени, проползающие по стене. Мерное шарканье метлы дворника. За домами проклаксонил первый троллейбус.
— Ты не спишь?
— Не сплю…
На столе и на стульях стояли раскрытые чемоданы.
— Пойми, я не мог иначе…
— Не надо…
— У меня там такая работа… Никто иной…
— Догадываюсь.
— И нельзя терять время.
— Не надо объяснять.
Потом, молчаливо укладывая маленький чемодан, сдерживая слезы, Катя сказала:
— Но почему — только ты?
— Не я один, — тихо ответил Рихард.
— А там, на твоей работе, есть женщины? — спросила она.
Он удивился:
— Есть.
— Ты не понял. Я тоже хочу с тобой.
— Это невозможно.
— Почему?
— По очень, очень многим причинам… И еще потому, что там мне нужна железная выдержка. Я должен подчинять все одной цели: выполнению дела.
Катя поняла: какие бы ни были те 'многие причины', но одна из самых главных — беспокойство за нее и забота о ней могли бы ослабить его выдержку. Их любовь в тех неизвестных для нее, но — она догадывалась очень тяжелых и опасных условиях помешает Рихарду выполнить какое-то дело. Дело, которое даже важнее, чем их любовь…
— Хорошо, Ика… Ты прав. — Она помолчала. — Ты прав, потому что тебе пришлось бы заботиться не только обо мне. О двоих…
Он сначала не понял, потом схватил ее за плечи, притянул к себе:
— Повтори!..
Она улыбнулась:
— Кажется, так.
— Ты не можешь себе представить!
Она почувствовала торжествующую радость в его голосе. Она никогда не видела его таким
