Неужели на улицу выкинули?» У Ольги от жалости защемило в груди, она представила себе, как кошаки в лютый мороз сидят возле подъездной двери и ждут, когда Марина Вадимовна заберет их домой. Безнадежно ждут. Ольга не заметила, как заплакала. «Надо хотя бы одну кошку взять к себе», – решила Оля, вытирая глаза варежкой. С того памятного дня, когда очередная истерика Петра привела к внеплановым родам, Ольга не улыбнулась ни разу. Она много плакала и пыталась выжить одна с ребенком.
Ольга едва не проворонила свою остановку. Она уже в последний момент выскочила из закрывающихся дверей автобуса и опять бегом ринулась домой. Ольга чувствовала, что у нее распирает грудь, а это значит, что все сроки кормления малышки истекли. Еще в подъезде Ольга услышала оглушительный детский рев и, запыхавшись, влажными от волнения руками попыталась как можно быстрее открыть замок.
– Оля, ну где же ты ходишь? – Тамара, нянька, которую Ольга нанимала на пару часов в день, когда ей было необходимо отлучиться, пыталась успокоить голодного, орущего ребенка.
– Сейчас, сейчас. – Ольга чувствовала вину, она так глупо задержалась, стоя на мосту и размышляя о смысле жизни. Она метнулась в ванную комнату, быстро вымыла руки и схватила уже захлебывающуюся от плача Таню.
– Завтра я вам нужна буду? – крикнула Тамара из коридора, шумно надевая теплую куртку из шуршащей ткани. Ольга с умилением наблюдала за тем, как малышка с аппетитом сосет грудь, и пропустила реплику няни мимо ушей.
– Ольга, так я вам завтра нужна буду или нет? – Тамара уже в шапке и куртке заглянула в комнату.
– Что? Ах да, я не расслышала. Нет, завтра нет, спасибо. – Ольга мотнула головой.
– Ваш муж звонил. – Тамара нахмурилась. – Конечно, это не мое дело, но мне кажется, что он просто ненормальный.
– Почему? – спросила Ольга, и у нее сжалось сердце от предчувствия новых неприятностей.
– Ну, он сказал мне, что вы ужасная мать, раз бросили ребенка одного, и пригрозил забрать Танечку к себе. – Тамара даже раскраснелась от возмущения. – Только что вот значит бросили ребенка одного? А я что, не человек?
– Тамара, да не обращайте внимания. – Ольга попыталась успокоить няню, хотя и сама расстроилась. Каждое появление бывшего мужа в ее жизни сопровождалось какими-то неприятными событиями, истериками или упреками. Ольга уже десять раз пожалела, что обманула Петра, сказав, что Танечка его дочь. Они все равно расстались, зато Петр теперь ежедневно достает ее разговорами о правах отца и все такое… Хотя эта ложь, конечно, принесла и некоторые плюсы: во-первых, Петр записал Таню на свое имя и у ребенка в свидетельстве о рождении есть отец; ну и главное, Петр ушел из квартиры и оставил жилище бывшей жене и дочери. Правда, официально он квартиру на Ольгу оформлять не собирался, но сейчас она была рада и тому, что не оказалась на улице с грудным ребенком на руках.
Тамара попрощалась и ушла, а Ольга положила уснувшую малышку в кроватку и пошла на кухню. Чтобы кормить ребенка грудью, надо было есть, хотя бы время от времени, а денег у Ольги не было. Пособие на ребенка, которое ей платили, почти полностью уходило на памперсы, присыпки и услуги няни, а оставшиеся крохи Ольга пыталась разделить между квартплатой и продуктами. Она открыла холодильник и задумчиво уставилась на его содержимое – пара яблок, пакет с кефиром, малюсенький кусочек сыра, пачка творога и подсолнечное масло в полулитровой бутылке. Ольга взяла яблоко и только собралась откусить, как в дверь позвонили. Испугавшись, что малышка проснется, Ольга метнулась в коридор и распахнула дверь – Петр с угрюмым лицом продолжал давить на кнопку звонка.
– Таня уснула, прекрати звонить. – Ольга ударила бывшего мужа по руке.
– Ты плохая мать. – Петр, не дожидаясь приглашения, вошел в квартиру. – Ты была плохой женой, а сейчас ты отвратительная мать. Как ты могла оставить ребенка одного?
Ольга тяжело вздохнула и молча вернулась в кухню. Она взяла яблоко и откусила его с такой силой, словно на зубах у нее был этот самый Петр.
– Почему ты молчишь? – Петр схватил Ольгу за руку, яблоко упало на пол и закатилось под стол.
– Как ты мне надоел. – Ольга едва сдерживалась, чтобы не влепить Петру пощечину. – Зачем ты пришел? Кто тебя звал?
– Я пришел к своей дочери, – Петр ухмыльнулся, – я пришел к своему ребенку, имею на это полное право. А ты живешь в моей квартире, поэтому будь добра, веди себя скромнее. Любой другой на моем месте выгнал бы тебя на улицу, но я не такой, я не такой подонок, как твой Андрей. Я простил тебе измены и разрешил жить дома.
– О господи! – Ольга схватилась за голову. – Да мне плевать и на тебя, и на Андрея. И кто тебя просил меня прощать? Я тебя просила? Да ты сам за мной бегал и умолял вернуться!
– Ты переигрываешь! – Петр рассмеялся. – Ты переигрываешь! Я тебе сделал столько добра, а ты неблагодарная дрянь. Я заберу у тебя дочь, я не хочу, чтобы мой ребенок называл папой твоего очередного мачо-чмо!
Заплакала Таня, Ольга всплеснула руками и побежала в спальню, плотно притворив за собой двери.
– Ну, тише, тише. – Ольга взяла малышку на руки и дала ей грудь. – Ну, чего ты расплакалась?
Ольга пыталась говорить с дочкой спокойно, но у нее самой по щекам текли слезы. В комнату зашел Петр и молча встал возле двери. Он терпеливо ждал, пока малышка наестся досыта, а потом взял дочку на руки:
– Моя принцесса! – Петр поцеловал малютку в носик. – Папа так по тебе скучает! Если бы не наша мама, мы бы виделись гораздо чаще!
Ольга поморщилась, но решила промолчать: какой смысл попусту сотрясать воздух?
Петр еще некоторое время подержал на руках ребенка, а затем осторожно положил в кроватку.
– Дочь выглядит бледной, – Петр повернулся к Ольге, – наверное, у тебя плохое молоко и она голодная.
Ольга молча вышла из комнаты и вернулась на кухню, Петр пошел за ней следом.
– Я забираю у тебя Татьяну, – Петр сжал пальцы до хруста в суставах, – ты отвратительная мать.
– Да пошел ты к черту! – Ольга все-таки сорвалась на крик. – Ты ее сам грудью кормить будешь?
– Не переигрывай! – Петр заорал еще громче. – Ты на своего Андрея ори!
Снова заплакала малышка. Ольга кинула на бывшего мужа уничтожающий взгляд и бросилась в спальню.
– Вот посмотри, – крикнул Петр ей вдогонку, – посмотри, до чего ты довела собственного ребенка! Мегера!
Когда Ольга подхватила плачущую Таню на руки, Петр в бешенстве выбежал из квартиры, что есть мочи саданув дверью. Ольга вздрогнула и прижала девочку к себе. Постепенно Таня перестала плакать, потом некоторое время недовольно гулила, а затем заснула. Оля смотрела на личико спящей дочки и с все нарастающим ужасом замечала, что ее девочка все больше и больше походит на своего отца. На настоящего отца – на Андрея Белинского. У Тани были черные бровки, длинные черные ресницы и волнистые темные волосики. «Она вылитая Андрей. – Ольга едва не задохнулась от волнения. – Неужели Петр этого не замечает? Или он настолько туп, что просто не может предположить, что ребенок не его?»
Ольга положила Таню на диван и сама прилегла рядом. «Я совершенно запуталась, – вяло размышляла Ольга, закрыв глаза, – родила ребенка от Андрея, но зачем-то записала Танечку на имя Петра, с которым сейчас развожусь. Если сказать Петру, что дочь не его, и потребовать, чтобы он оставил нас с Таней в покое, то он выбросит меня на улицу. А денег на съемное жилье у меня нет. К Белинскому за помощью обращаться тоже нельзя – Андрей женат, и зачем ему знать, что я родила? Что это даст? Теперь уже ничего, все потеряно окончательно и бесповоротно, и, ес ли Андрей узнает, что Танечка его ребенок, он может просто ее… забрать, например? – Ольга задохнулась от ужаса только от одной этой мысли. – А действительно, если Андрей захочет забрать свою дочь, он это сделает, так как он работает в прокуратуре и у него все и везде схвачено». Ольга осторожно погладила спящую девочку пальчиком по щечке. «Нет, это невозможно, просто невозможно. Мне придется терпеть Петра… всю жизнь? О господи, что я наделала? Почему я тогда не осталась в Углах? Зачем позвонила Андрею? Зачем вернулась к Петру и сказала, что беременна от него? Зачем?» Ольга схватилась за голову: «Я глупая, я все порчу, все». Ольга хотела немного поплакать, но слез не было, даже не было острого отчаяния, просто Ольга безумно устала, так устала от всего происходящего, что ей стало почти на все наплевать.
