логика в этом была: после легкой и необременительной прогулки в компании дамы с косой самые обыденные грани жизни начинали играть всеми цветами радуги. У прокаленных выхлопами плит пластобетона появлялся непередаваемый аромат, выцветшие стены казарм начинали радовать глаз сочностью оттенков, а еда из пищевого синтезатора казалась изысканными яствами.
Правда, для бойцов ДШГ все это было не актуально. Единственное, что их действительно радовало в этой циклопской традиции, — это отсутствие необходимости общаться с членами экипажа: несмотря на имеющиеся навыки и наличие психоматрицы, грамотно «косить» под тех, чье тело использовалось для метаморфии, было нереально.
Поэтому чуть ли не каждые две минуты Влад благодарил «яйцеголовых», придумавших такой толковый способ внедрения, и вспоминал предков Вел’Арров, заложивших основу будущей Традиции.
Я думал о другом. О том объеме информации, который пришлось перелопатить нашим аналитикам, чтобы спланировать эту операцию. Ведь для того, чтобы четверка бойцов ДШГ смогла добраться от спасательного бота до города,
Потом я задумался о той роли, которую во всем этом сыграла команда Саши Тишкина, и вдруг понял истинную причину постоянной занятости их персональных каналов: все восемь месяцев своего пребывания в шкуре Циклопов эта троица добывала и пересылала на Лагос самое ценное, что есть на свете, — знания! И, естественно, комментировала все то, чему научилась на практике.
«Интересно, а я смог бы жить среди Циклопов? — подумал я, потом представил себе последнее голофото, на котором была запечатлена моя семья… и криво ухмыльнулся: — Скорее всего нет: мне бы не хватило выдержки…»
Видимо, Иришка думала о том же, так как буквально через пару минут негромко пробормотала:
— Знаешь, если бы год назад меня сделали метаморфом, а не Демоном, я бы, наверное, сошла с ума. Или оказалась бы в Отсеве: идти по улице в дом этой самой Матери бок о бок с теми, кто вот уже двенадцать лет уничтожает человечество… о чем-то там говорить… или даже молчать… Нет!!! Лучше застрелиться!!!
— Вот поэтому мы и летаем.
Несмотря на некоторый опыт восприятия архитектуры Вел’Арров, при виде изломанных конструкций, окрашенных в наимерзейшие оттенки коричневого и зеленого, меня начало мутить. Иришку — тоже. А Влад, неторопливо бредущий между этих плодов ожившего кошмара, даже не сбился с шага! Мало того, он умудрялся оценивать некоторые топологические изыски так, как это делал Саша Тишкин:
— Если я не ошибаюсь, вот это здание построено в стиле позднего Райл-ис-Торра… Только вот с деконструктивизмом[80] они перегнули: это здание не разрушает само себя. Оно себя уничтожает!
— Оно уничтожает не себя, а мозг. Нам! — раздраженно проныла Иришка. — Слышь, Вик, пожалуйста, измени цветовую гамму! От этой меня тошнит.
Изменил. Не полегчало. Видимо, тошнило не от цвета, а от стиля.
Впрочем, скоро нам стало не до тошноты — пройдя квартала полтора, выжившие члены команды уничтоженного нами крейсера остановились перед высоченным зданием грязно-красного оттенка и, постояв перед ним минуты полторы, неторопливо прошли в широченный дверной проем.
— Камер наблюдения в Доме Матери Клана нет. Поэтому не дергайся и работай, как на тренировке, — подал голос аналитик. — Какой ранг у твоего донора, не забыл?
— Эль-Вейс! Цвет — серый, с зелеными прожилками.
— А какого черта ты прешься в фиолетовый сектор?
— Обхожу замешкавшегося Ра-Сина, — пояснил Агалаков.
— О чем это они? — поинтересовалась Иришка.
— Понятия не имею.
— Жаль. Интересно.
Тем временем изображение метнулось вправо, и Влад, пройдя метров двадцать — двадцать пять, остановился перед массивной дверью, расцветкой напоминающей игривый летний сарафанчик.
Мысленно отметив, что игривость двери — следствие моих экспериментов с цветовой гаммой, я на мгновение отвел взгляд от экрана… и дернулся, как от удара током:
— Начали!!!
Силуэт Циклопа, возникший в клубах серого дыма, заволакивавшего комнату, рванулся навстречу… и превратился в фигуру высоченного и на редкость широкоплечего Вел’Арра. Хитиновые щитки, прикрывающие его глаза, опустились вниз, теменной гребень встопорщился… и опал. А через мгновение в канале раздался облегченный выдох аналитика:
— Готов!!!
На то, чтобы закрыть дверь, раздеть свою жертву и метаморфировать в новый образ, у Влада ушло чуть больше пяти минут. Глядя, как меняется изображение в виртуальном «зеркале» aгалаковской локалки, я нервно посматривал на запущенный таймер и сжимал пальцами тягу гравикомпенсатора, пытаясь сообразить, куда он денет труп. А когда на экране мелькнул цилиндр со знакомой маркировкой, ошарашенно посмотрел на Иришку:
— Ни хрена себе!
— Быстро! — согласилась Орлова.
Сообразив, что программа обучения в АПД[81] несколько отличается от того, чему учили меня, криво усмехнулся:
— Я не об этом! Знаешь, как будут утилизированы тела?
— Н-неа.
— Про «РОУ» слышать приходилось?
Иришка отрицательно помотала головой.
— РОУ — это растворитель органики универсальный, — начал я, невольно копируя голос преподавателя. — Спецсредство из списка «А-0», некогда использовавшееся сотрудниками спецслужб для сокрытия следов пребывания человека. В частности, уничтожения трупов. После его использования от тела не остается ничего. Только тоненькая пленочка на полу…
— …и воспоминания… — закончила за меня Иришка. — Как сказала бы Горобец, это — пермадес.
— Ну да, окончательнее не бывает, — согласился я.
— Что ж, значит, вторая часть операции «Невод» успешно завершена. Можно расслабиться.
Глава 11
Донован Нейман
Пожелав Нилу спокойного сна, Донован поскреб пальцами щетину, душераздирающе зевнул и на подгибающихся ногах подошел к пищевому синтезатору:
— Коретто[82]. Двойной.
Огонек над лотком выдачи мигнул красным, а потом начал медленно желтеть.
— И… круассан, — добавил Нейман. Потом подумал и отказался: — Нет, круассана, пожалуй, не надо.
— Нет, чтобы нормально позавтракать, — проворчала Мэри. — Брал бы пример со Скотта, что ли…
— Он уродуется на своих тренажерах, как раб на прииске. А я работаю головой, — лениво отозвался Донован. — Поэтому потребности в пище у нас разные.
— Видимо, поэтому Нил здоров как бык, а тебя периодически приходится укладывать в медблок.
Взяв с лотка чашку, исходящую ароматным паром, Донован принюхался и зажмурился от удовольствия:
