«нечто», судно явно догоняло. Не доброе предчувствие опять сжало сердце.
Капитан, тоже не ожидавший ничего хорошего от ночных гостей, очевидно с благодарностью вспоминал Макдедли вооружившего команду яхты еще в начале морских прогулок Бет и детей в начале сентября. Большинство матросов сжимали оружие в тревожном ожидании приближающейся беды и явно только ждали команды им воспользоваться. Но опытный капитан не спешил.
К тревоге и даже страху, охватившему Речел, начинало примешиваться, какое-то детское изумление. То, что догоняло «Ариадну» не могло причудиться даже в кошмарном сне. По морю скользил, какой-то древний парусник с нелепо высокой кормой и фигурой морского чудовища на носу. Их догонял один из тех кораблей, которые должны были исчезнуть с морей еще лет триста назад. Сказочность всему происходящему добавлял странный свет окутывавший его. Точнее света не было, было не яркое фосфорисическое свечение. Светилось все: Разорванные в клочья ветхие паруса. Обросшие странным мхом снасти. Изъеденная временем и морем, поврежденная во многих местах ядрами обшивка бортов. Все светилось и все говорило о том, что такое судно просто не могло держаться на воде и давно бы утонуло, но оно не тонуло, более того наконец настигло яхту. На палубе яхты явственно прозвучало «Летучий голландец» и в памяти всплыло «Огни святого Ельма» - название волшебного света на парусах корабля- призрака.
Ужас ледяной рукой сжал сердце. Мучила догадка, что призраки с острова, казалось забывшие ее, снова протягивают к ней свои руки. И скоро она смогла убедиться, что призраков на палубе корабля- призрака было немало. «Летучий Голландец», наконец догнал яхту, и слегка опередив, уровнял с ней ход. Зловеще раскрылись пушечные порты, и жерла выкатившихся старинных бронзовых пушек не сулили ничего хорошего. Речел с ужасом ждала залпа, но командир галеона не торопился. Выстрелила только носовая пушка. Фонтан воды поднялся прямо по курсу яхты.
- Он приказывает остановиться.
Услышала Речел голос кого-то рядом. Но капитан яхты останавливаться не собирался, и казалось, что яхта прибавила ход, так как призрак начал отставать. Однако все это длилось только мгновение и галеон, сровняв скорость, явно начал сближаться с яхтой. Судно уже было близко и можно было довольно ясно разглядеть, что творилось на его палубах.
Палубные матросы ожидали только мгновенья, когда суда ударятся борт о борт, чтобы забросить свои абордажные крючья. Канониры у старинных пушек скалили зубы, ожидая команды. Стрелки наводили мушкеты и поигрывали тлеющими фитилями. Приготовившись к абордажу, сжимая в руках древнее оружие, замерла абордажная команда. И от всех их веяло холодом смерти. Рваные камзолы или ржавые кирасы не могли скрыть кости лишенных плоти скелетов, но страшнее были те, у кого остатки плоти сохранились.
Однако до того, как пойти на сближение для абордажа галеон ударил залпом всех пушек правого борта. В первое мгновение Речел ужаснулась, ожидая, что все вокруг будет сметено шквалом раскаленного железа. Однако яхта, ни
каких повреждений не получила, лишь на палубе закрутились какие-то шары, разбрызгивающие искры и смрадный дым. Палубу «Ариадны» начал окутывать зловонный туман несший запах гниющей плоти и неожиданный ледяной холод.
Речел еще запомнила, как легким ударом столкнулись суда, как взвились и лязгнули, цепляясь за борт и снасти абордажные крючья, как прогрохотал залп старинных мушкетов, и палубу яхты затопила лавина одетых в древние лохмотья мертвецов. Как предательски начало мутиться сознание и обмякли ноги. Последнее, что осталось в памяти это голый череп с безумными глазами, в ржавом испанском шлеме, который склонилось над ней, уже впадающей в обморочное забытье.
Речел опять мучил ночной кошмар. Сознание стало зыбким, и смутные образы черных безликих существ окружили ее в зловещем, причудливом танце. Наконец пришедшее беспамятство показалось спасением.
В первое мгновение пробуждение показалось облегчением, но тут же пришла новая тревога. Глаза не могли чего-либо различить в непроглядной темноте окружавшей девушку, а сырой холод и отчетливый запах серы слишком живо напоминал ей обстановку последних свиданий с призраком Рона. В довершение всего она поняла, что ее руки и ноги наглухо прикованы к какому-то жесткому и очень неудобному креслу. Происходящее совсем не было похоже на сновидение.
Речел попыталась освободить руки, но обручи широких браслетов плотно прижимали руки к поручням. Неудачное движение отозвалось болью, и она не сдержала негромкий стон. Тут же эхом кто-то чертыхнулся рядом и Речел не задумываясь, позвала:
- Тесс, это ты? – но в этот раз она ошиблась.
- Нет, Лиз. Речел это я! Тесса ты здесь?
В ответ Тесса только выругалась, но подала голос Бет де Гре:
- Девочки, где мы?
Ей вторил и Георг:
- Бет! Что за театр!? Меня приковали к креслу.
- Георг ни тебя одного, меня тоже.
У Речел был повод убедиться, что связали не только ее, но все разом замолкли. Мрак, наконец, начал исчезать. От дальнейших переговоров отвлекло слабое багровое свечение, возникшее где-то прямо перед ними. Запах серы усилился, и к нему примешивалось присутствие гниющей плоти и еще кокой-то мерзости.
Свет становился ярче и волна тепла сменила промозглый холод подземелья, но не принесла облегчения пленникам – зловоние становилось нестерпимым. Да и чем ярче становился свет, тем более жарким становился воздух, а к уже привычному зловонию примешался запах горелой плоти. Речел вспомнила ужас первых свиданий с призраком Рона, и ей почудилось, что пришло время кары за все, в чем она считала себя виноватой. Казалось, жара и зловоние выжгли из воздуха весь кислород и дышать становилось нечем. Пот заливал глаза. В горле першило, и дышать приходилось широко раскрытым ртом, но воздуха не хватало.
Свет позволил оглядеться. Речел поняла, что прикована к какому-то грубому, массивному креслу. Дюжина таких же кресел ровной дугой были размещены в центре, несомненно, большого зала, или вернее пещеры – плохо выровненный каменный пол был явно естественного происхождения. Увидеть потолок и стены было невозможно, они терялись в темноте. Свет позволил ей увидеть и друзей по несчастью. К четырем другим креслам в середине ряда были прикованы Георг, Бет и двойняшки. Сестры и Речел опять были рядом. О том, что ничего хорошего ожидать не приходилось, говорило одеяние всех прикованных к креслам. Длинные грубые рубахи и высокие конические колпаки на головах очень напоминали одеяние тех, кого средневековая инквизиция приговорила к аутодафе.
Добра не сулила и длинная толстая перекладина с петлями между двух, заляпанных какой-то мерзостью, столбов. В довершение всего она обнаружила рядом с виселицей залитую кровью колоду с топором и кучу каких-то, похоже, пыточных приспособлений. От страха, на тонкие металлические шесты с кандальными обручами под петлями виселицы он внимания не обратила.
Наконец стало ясно, что главные события будут происходить там, откуда полыхало адским жаром разгоравшегося костра. Свечение не ослабло, но начало менять цвет с угрожающего багрово красного, на зловещий сине-зеленый. Некоторым облегчением было то, что стало явно прохладней, и воздух перестал обжигать легкие.
В центре свечения начало формироваться туманное облако. Туман сгущался все больше, и, казалось, поглотил свет. Опять потянуло могильной сыростью с отчетливой примесью тлена, и смрад горелой плоти исчез.
Свет на мгновение померк окончательно, но потом начал разгораться с новой силой. При этом пелена зловонного тумана поредела, открывая в центре зала плоское возвышение, на котором вырисовывались три высоких готических кресла с застывшими в неподвижности фигурами. Из-за призрачного освещения понять, кто сидит в креслах, было не возможно. К тому же даже при нормальном освещении реально можно было разглядеть только одного из сидящих. Кресла на круглом подиуме были составлены спинками друг к другу трилистником.
