— Никто твоего щенка не трогал, — угрожающе прохрипел Борис.
Мужчина вскинул руку с ружьем.
— Хлопни варежкой, крысеныш.
— Мальчика никто не трогал, — быстро заговорил я. — Мы думали, помощь нужна. Если нет, мы пойдем.
— Никуда вы не пойдете. Допустим, я тебе верю, но твой приятель мне нагрубил.
— Он извинится, — пообещал я, понимая, что извиняться никто не будет. Понимая, что говорю ерунду. Но слова лезли сами собой, как и просительный тон. И надежда, что если с людьми говорить вежливо, то можно разойтись мирно.
Люди же добрые.
Борис стоял напряженный и злой. На меня не смотрел. Взгляд его был прикован к инкассатору. Оценивающий взгляд.
— А ты быстро освоился, козлина, — процедил Борис. — Деньги прикарманил, ружьишко присвоил. Молодца. Только со мной гоп-стоп не прокатит, понял чмошник?
Глаза мужика с ружьем сузились, превращаясь в щелочки.
— Закрой рот! — рявкнул он. Видимо, почуял, что теряет инициативу.
— А то что? — Борис набычился, ссутулился, став похожим на приблатненную шпану. — Что, если не закрою? — повторил он.
Борзый. Злой. Хищник, способный убить. Вот только сейчас убить здесь способен не он один.
Инкассатор перехватил ружье и нацелился Борису в грудь.
Тот сделал шаг навстречу. В руке возник топор. Как он так незаметно его выхватывает?
— А ну-ка стой, паскуда! — прорычал мужчина с ружьем.
Второй, что стоял с ним рядом, напрягся. Борис остановился.
— Будете делать, что скажу, — быстро проговорил бывший перевозчик чужих ценностей, — будете жить. Если кто-то станет выёживаться, пристрелю.
— Ага, — оскалился Борис. — Пристрелишь. Ну так стреляй.
И он сделал шаг навстречу инкассатору. Палец того лежал на спусковом крючке.
— Борис! — заорал я.
— Стреляй, — повторил Борзый, делая еще один шаг. — Правило знаешь, гопник неудавшийся? Достал, стреляй.
Палец инкассатора на спусковой скобе дрогнул, дергая металл, спуская что-то смертоносное внутри.
Я снова хотел крикнуть, но связки отказали.
Я ждал выстрела.
Выстрела не прозвучало. Но мир взорвался…
Борис сорвался с места, словно спусковой механизм сработал у него, а не у ружья. Одним долгим невероятным движением он пролетел к инкассатору. Сверкнуло отточенное лезвие. Тюкнуло.
Коротко, пронзительно взвизгнул мальчишка.
Я почувствовал, как у меня из груди с сипом вырывается воздух, которого там уже вроде бы не осталось.
Лезвие топора врубилось в лицо инкассатора.
Брызнуло.
Борис отдернул руку. Мертвый хозяин банка повалился навзничь. Рядом на землю упало помповое ружье. К нему тут же метнулись с двух сторон — Серый и подельник убитого инкассатора.
— Стоять, сучье племя! — хрипло рявкнул Борис. — Или еще кто сдохнуть хочет?
Мужик замер. Серый подхватил упавшее ружье, распрямился.
Я крутанулся на месте, пытаясь осмыслить, что происходит. Парень за спиной застыл на полпути к Борису, в нескольких шагах от меня.
Мальчишка теперь уже с неподдельным страхом жался к колесу грузовика. Серый стоял с ружьем возле Бориса, переводил взгляд с одного противника на другого.
— Гоп-стоп, мы подошли из-за угла, — произнес он звенящим от напряжения голосом и истерично хохотнул.
Борис склонился над трупом. Инкассатор лежал на спине, лицо было залито кровью. От прорубленной головы расползалась лужа.
Пальцы Бориса быстро ощупывали карманы покойника.
— Борь, — выдавил я. — Что ты делаешь?
Он не поднял взгляда, не посмотрел на меня. Он был занят. Он сидел рядом и обыскивал человека, которого только что убил.
— Идти надо, — сказал он. — Нужно идти, а то мы до твоей бабы никогда так не дойдем.
В руке его что-то блеснуло. Борис удовлетворенно крякнул, поднялся и быстро потрусил к «кошельку».
У мертвеца он забрал ключи. Я понял это, когда Борис остановился возле инкассаторской машины и принялся ковырять замок…
Внутри у меня было пусто, гулко ухало, словно мерно били в огромный барабан в пустом концертном зале.
Борис ругнулся, дернул за ручку. Дверь поддалась, и он полез в кузов инкассаторской машины. Я заглянул внутрь. Борис методично перетряхивал мешки. Деньги его не интересовали. Лишь в одном из банковских пакетов он нашел небольшой кейс.
Вынул, повозился с запорами и стал подбирать ключ.
— Что ты делаешь? — повторил я непослушными губами.
Борис не ответил. Он уже подобрал ключ, вскрыл кейс и теперь распихивал по карманам лежавшие внутри золотые побрякушки.
— Деньги это бумага, брат, — быстро проговорил он. — Кто этого до сих пор не понял — клинический идиот.
И на меня посмотрел хищник.
Я стоял совсем рядом. Между нами было всего полшага… И огромная трещина с расходящимися в стороны краями. Трещина, через которую надо было перешагнуть значительно раньше, а теперь…
В плечо толкнули. Я затравленно обернулся. Держа наизготовку обрез, спиной к нам стоял Серый. Он так и шел спиной, потому и налетел на меня. Двое мужчин по-прежнему не сдвинулись с мест. Видимо, случившееся шокировало их.
Да, эти явно были когда-то простыми людьми, а не той мелкой криминальной шушерой, которая кинулась на нас у бензоколонки. Скорее всего, что-то человеческое в них еще осталось.
— Борян, — тихо сказал Серый. — Валить надо. Ствол гнилой. Ржавый совсем. Они, видать, не знают, но он не стреляет. Им только гвозди заколачивать.
Тихие слова ударили по ушам, загрохотали лавиной.
Борис подхватил мешок с деньгами и подошел к краю фургона.
— Ты ведь знал, — прошептал я.
— Прекрати истерику, брат, — произнес Борис.
— Это убийство… Пустое убийство. И мародерство. Это не самозащита… это…
— Это жизнь, — холодно отрезал он.
Я отшатнулся. Отступил на шаг. Потом еще. И еще. В ушах громыхала лавина. Перед глазами все плыло. Я видел только кусок фургона и стоящего на краю Бориса.
Край трещины.
Край пропасти. Бездонной и настолько широкой, что теперь уже не перешагнуть. Ни мне, ни ему. Никогда.
Я пятился, цепляясь взглядом за край. Потому что надо было за что-то цепляться.
А сквозь ревущий протяжный грохот в ушах, пробивался знакомый хриплый голос чужого человека.
— Это жизнь. Привыкай. Так теперь будет всегда. Мы дойдем до Арбата, найдем твою Элю, но дальше
