видите ли, ему удовольствие портили, а потому Майе пришлось сделать несколько абортов.
— Ему минутное удовольствие, а мне после этого на гинекологическое кресло, как на эшафот. Я бы мужчин, у которых жена идет делать первый аборт, заставляла бы смотреть, как она страдает. А если бы он и после этого ставил свое удовольствие выше ее здоровья, просто бы его кастрировала, — сказала она с такой ненавистью в голосе, что Павел поежился.
— Не все такие… — возмущенно начал он, но Майя не дала ему закончить.
— Ты, разумеется, не такой, — согласилась насмешливо. — Ты, разумеется, лучше. Настоящий джентльмен. Только в какие одежды не наряди нашего мужика, суть его вряд ли изменится. Как сейчас говорят, менталитет не тот. Наши мужчины, хотя и думают, что очень похожи на французов, в душе почти поголовно азиаты, женщину в грош не ставят. И каждый мечтает, если не о гареме, то хотя бы об одной рабыне. О такой, знаешь ли, заботливой мамочке, домработнице и любовнице в одном лице. Плюс, чтобы еще хорошие деньги зарабатывала. А у меня, ведь, хорошие деньги, и они тебе как будто сами в руки плывут, верно? — посмотрела на него испытывающее.
Последнее предположение оскорбило Павла до глубины души. Чтобы он, встречаясь с женщиной, думал о ее деньгах? Не было такого никогда! До этого… не было. Потому что до этого не встречал таких женщин, как Майя. Вообще, не подозревал даже, что они не в кино, а в реальной жизни существуют. Чтобы и красивая, и умная, и с деньгами. Вот, казалось, повезло — встретил. Захотелось нормальной семьи, а ему в ответ: мы это уже проходили! И всякие ужасы из своей семейной жизни. Хотя… пожалуй, надо хотя бы себе сознаться, эта ее независимость и тот факт, что она дама очень даже не бедная, придавали ей особенную притягательность.
— Не нужны мне твои деньги! — краснея, возмутился он. — Я сам способен заработать столько, сколько мне нужно.
— Может быть, — она бросила на него быстрый взгляд из-под тяжелых ресниц. — Но есть еще вопрос. Сегодня ночью ты назвал меня то ли Анной, то ли Нютой. Анютой? Это кто такая?
— Понятия не имею, — сердито ответил он. — Приснилось тебе.
Он думал, что никогда больше не вернется к этому разговору — о семье.
Но вернулся. Случилось это накануне дня Святого Валентина.
Майя предложила провести его в Лондоне.
— Есть возможность полететь туда с группой туристов, — сказала она. — Так авиаперелет и проживание будут дешевле. Но мы стадом ходить не будем, если только ты, конечно, не захочешь воспользоваться общими экскурсиями, когда я буду занята. Мне нужно будет кое-что сделать, кое-что посмотреть и кое-что купить.
— Я бы с удовольствием, — откликнулся он, — а виза?
— Ну, что виза? — пожала она плечами. — Ты же не преступник какой-нибудь. Дадут тебе визу.
И в самом деле, вопрос этот уладился сам собой — Майина подруга, та, что устраивала им поездку в Ялту, включила и его в туристическую группу, взяв на себя оформление документов.
Двадцатого февраля они вылетели в Лондон.
Как все-таки невелик мир! Ранним утром он еще бегал по своей квартире, лихорадочно соображая, что надеть, что взять с собой, в три часа дня по Гринвичу они приземлились в Гэтвике, а в семь вечера по местному времени уже сидел с Майей в каком-то маленьком ресторанчике.
Поселили их в третьеразрядной гостиничке, но ни ее, ни его это не смущало — они же не жить сюда приехали, в конце концов, а просто побыть вместе.
Майя уже не раз бывала здесь и знала, что стоит посмотреть, а на что лучше и время не тратить. От музея естественной истории, куда на второй день отправилась группа, и куда он тоже очень хотел пойти, наотрез отказалась.
— Тебе должно быть интересно, — пытался он ее убедить. — Ты же географический заканчивала.
— Кто тебе сказал? — Она изумленно глянула на него. — Ах, да. Но это когда еще было.
И исторических музеев она, не любила, и, несмотря на то, что часто бывала за границей, никогда их не посещала. Ну, если только там не устраивали показ модной одежды.
— Что этот хлам истории смотреть! — произнесла пренебрежительно. — Давай начнем с «Лондонского Глаза», это такое огромное колесо обозрения в центре, а потом уж на твое усмотрение, выбирай, — и протянула ему кипу проспектов, предусмотрительно захваченных еще в аэропорту.
Ему хотелось многое посмотреть. И, действительно, какая разница, с чего начинать. Глаз так Глаз. Главное — с ней.
Было холодно, ветрено, над городом плыли низкие тучи, сыпавшие мелким дождем. Но они решили не отклоняться от намеченного плана и отправились в центр, где на набережной Темзы медленно вращалось огромное колесо обозрения. Перед этим зашли по пути в какой-то бар, где перекусили и выпили немного вина — для согрева. Очередь была относительно небольшой, поскольку погода не располагала к гулянию. И, когда поднялись над городом, он вдруг и в самом деле почувствовал себя просто на небесах. В прямом и переносном смысле этого слова. Он и Майя в небе над Лондоном. Просто как в сказке. Выпил, наверное, лишнего, вот и показалось, что это очень романтично — сделать женщине предложение в кабинке на высоте в сотню метров над Лондоном. Майя покачала головой.
— Но — почему нет? — он обнял ее за плечи и потерся щекой о меховую опушку ее капюшона.
Она осторожно высвободилась из объятий.
— По-моему, ты в юности насмотрелся плохих фильмов. Давай не будем портить поездку подобными разговорами.
Он не мог понять, почему это могло испортить поездку.
Майя вздохнула и посмотрела на него чуть ли не с жалостью.
— Я думала, что мы уже навсегда закрыли эту тему. Загс, печать на бумажке… Почему бы не следовать простому правилу: пока нам хорошо, мы вместе. Надоели друг другу — до свидания. И делить имущество со скандалами не придется. Оставим все как есть. Нам не по двадцать лет. Ничего в своей жизни я менять не собираюсь. Даже если бы захотела, — она вздохнула, — уже не смогла бы.
Его романтическое настроение сразу куда-то испарилось.
Он приблизился к стеклянной стене кабины. Перед ним простирался огромный семимиллионный город. Нагромождение зданий до самого горизонта, а внизу несла свои свинцовые воды к проливу Темза, и отсчитывали время быстротекущей жизни часы на башне со странным названием Биг Бен…
Если трезво смотреть на вещи, Майя права. Что может быть лучше свободы? Он еще ничего не видел, мало где бывал в своей жизни.
Они спустились вниз, вышли из кабинки и направились по набережной вдоль реки. Внимание его привлекли какие-то скульптурные группы. Он подошел ближе.
Внезапно его охватило странное волнение. Часы… Табличка. Да это же Сальвадор Дали!
— Ну, Сальвадор, ну, Дали, — рассмеялась Майя. — У тебя такой вид, как будто ты встретил родственника.
И в самом деле, чего он так разволновался? О Дали он ничего бы и не знал, если бы один из благодарных учеников не привез из загранкомандировки и не подарил его матери роскошный альбом с биографией и репродукциями знаменитого испанского сюрреалиста. За то, что хорошо учила его немецкому. Мать собирала книги по искусству. В те времена любое художественное издание было большой редкостью, а уж такое — просто роскошь по тем временам.
Больше о том, чтобы официально оформить свои отношения, они не говорили. Он дал себе слово никогда не касаться этой темы. Лежа в одиночестве перед бубнящим что-то по-английски телевизором — Майя отправилась на деловую встречу, ради которой, собственно, и приехала в Англию, прихватив попутно и его, чтобы не скучно было, — и, вспоминая разговор в кабинке над Лондоном, ничего, кроме досады не испытывал. Майя права, надо быть современнее. Разве ему плохо? Да он счастлив! Счастлив, как никогда! Был он так счастлив, когда был женат? Он даже фыркнул, вспомнив свою семейную жизнь. Но все-таки, что-то ныло, саднило в глубине души. Его, как ни крути, снова отвергли. Дали отлуп, говоря по-простому. И, может быть, именно из-за этого ощущения путешествие не доставило той радости, которая просто
