ладонь для приветствия, но наткнулся на его взгляд и тут же отдернул руку обратно.
Мужчина зыркнул глазками по сторонам, снова посмотрел на Толю и сказал:
– Анатолий Петрович, я сейчас на мели. Причем об опохмелке или тому подобных вещах речь не идет. Стыдно признаться, но у меня нет денег даже на батон хлеба и пакет молока.
Толя усмехнулся и жестом подозвал официанта. Когда тот подошел, Волохов сказал:
– Порекомендуйте нам что-нибудь сытное, но не слишком дорогое. И чтобы не пришлось ждать полчаса.
Официант, молодой парень с серьгой в ухе, на секунду задумался и тут же выдал:
– Можете заказать говяжью котлету с гарниром из картофеля и овощей.
– Принесите две порции, – распорядился Толя. – И еще два стакана компота.
– У нас нет компота, только свежевыжатый сок.
– Тогда принесите бутылку минеральной воды.
– Хорошо.
Официант удалился, а Толя посмотрел на мужчину с крысиным лицом:
– Ну? Что удалось узнать?
– Сиреневую и желтую ветки метро контролирует человек по имени Барон.
Волохов усмехнулся:
– Барон? А почему не Король?
Собеседник улыбнулся, обнажив длинные, желтоватые от никотина зубы:
– Анатолий Петрович, я не могу утверждать этого с точностью, но говорят, что он правда Барон. Только цыганский.
– Ага, – сказал Толя. – Стало быть, он цыган.
– Да, – кивнул Хилькевич, – именно это и следует из моих слов. – Он чуть наклонился вперед и проговорил, понизив голос: – Барон ходит под авторитетными людьми. На вид ему лет тридцать пять. Поговаривают, что он имеет одну порочную слабость.
– Какую именно?
Хилькевич оглянулся по сторонам и тихо ответил:
– Уж очень он охоч до девочек.
– В смысле – любит женщин? – уточнил Толя.
Хилькевич покачал крысиной головой:
– Нет. Именно девочек. Несовершеннолетних, понимаете? – Хилькевич ухмыльнулся и сделал быстрый неприличный жест пальцами.
По лицу Волохова пробежала тень.
– То есть этот Барон – педофил?
– И не только, – сказал Хилькевич. – Он…
К столику подошел официант, и человек с крысиным лицом тут же замолчал и откинулся на спинку стула.
Официант поставил на стол два блюда с котлетами и гарниром и бутылку воды.
– Что-нибудь еще? – поинтересовался он у Толи.
– Только счет, – ответил тот.
Официант кивнул и удалился.
Толя хмуро взглянул на своего агента-осведомителя:
– Ты не договорил.
– Разве? – Хилькевич съежился под взглядом верзилы-полицейского. – А, да-да. Барон любит поразвлекаться с юными девочками. Но не просто поразвлекаться. Он любит их помучить.
На скулах Волохова вздулись желваки.
– Как это – помучить?
Хилькевич огляделся по сторонам, затем чуть наклонился и тихо проговорил:
– Говорят, пару лет назад одна девчонка-таджичка потеряла дневную выручку, а Барон был пьян. Он ее снасильничал, а потом вставил ей в «нежное место» моток колючей проволоки – чтобы другим неповадно было.
Губы Толи слегка побелели.
– И что стало с девочкой? – уточнил он.
– С девчонкой-то? Да увезли в реанимацию. А родителей Барон застращал – дескать, если настучат на него, он прикажет вырезать всю семью. А семейство у этих таджев было большое, и все здесь, в Москве, на службе у Барона.
Хилькевич пододвинул к себе одно из блюд и вооружился вилкой и ножом.
– Девчонку после выписки отправили в родной аул, – продолжил он. – Вот такая вот история.
Хилькевич вонзил вилку в котлету. Волохов некоторое время задумчиво на него смотрел, затем спросил:
– Где мне найти этого Барона?
– Эта информация дорого стоит, – улыбнулся Хилькевич, тщательно пережевывая кусок котлеты. – Что мне будет, если я скажу?
– Что будет?
Толя тоже улыбнулся, уронил локтем салфетку, а потом нагнулся, чтобы ее поднять. Агент Хилькевич сунул в рот новый кусок котлеты, но вдруг напрягся и выпрямился, как палка. Крысиное лицо его побагровело, скулы свело судорогой.
– По… – прохрипел он, осекся и договорил со второй попытки: – Пожалуйста… Анато… Петро…
Толя под столом чуть ослабил хватку.
Он судорожно сглотнул слюну и глухо вымолвил:
– Есенинский бульвар… дом три… квартира двести двенадцать-бис… – И добавил, скривившись от боли: – Четвертый подъезд… Господи… Первый этаж.
Толя вновь выпрямился на стуле и положил смятую салфетку в пепельницу.
– Спасибо за содействие полиции, – сказал он, глядя агенту в глаза.
Тот вытер рукавом куртки вспотевший лоб, кисло улыбнулся и пробормотал:
– Обращайтесь, Анатолий Петрович. Я пойду?
– А как же обед? – спокойно поинтересовался Волохов. – Тебе не понравилась котлета?
– Очень понравилась! – испуганно воскликнул агент. – Но аппетит… пропал. Отчего-то.
– Ладно, не переживай, – добродушно проговорил Толя и придвинул к себе вторую тарелку.
– Так я пойду? – робко спросил агент Хилькевич.
Волохов поддел вилкой жареную картошку и кивнул:
– Иди. Но будь на связи. И помни: стукнешь про меня Барону – проведешь ближайшие пять лет в клетке.
– За что? – жалобно пробормотал Хилькевич.
– Я найду за что, – пообещал Волохов.
Агент поднялся из-за стола, кивнул Толе на прощание, поморщился от боли в паху, повернулся и зашагал прочь, чуть прихрамывая и странно переставляя ноги.
Толя вытер рот салфеткой, воздел глаза к потолку и тихо произнес:
– Прости меня, Господи, за жестокости, творимые во имя Твое.
6
Илона сидела в прихожей большой коммунальной квартиры, примостившись в мягком стареньком кресле, и играла в тетрис. Игрушка была старая, пластиковый корпус в нескольких местах треснул и был заклеен кусочками клейкой ленты, однако Илону это ничуть не волновало, поскольку виртуальные кирпичики на сером экране сыпались исправно, с нужной скоростью и частотой.
Гость не позвонил и не постучал, он просто распахнул входную дверь и шагнул в прихожую. Илона оторвала взгляд от жидкокристаллического экрана тетриса и уставилась на незнакомца.
Это был высокий, худой пожилой мужчина в длинном сером пальто. Лицо у него было морщинистое, большие серые глаза смотрели спокойно и внимательно, однако, встретившись с ним взглядом, Илона почувствовала непонятный страх.
