Он заглянул через край на девушку. Ему придется подбросить ее вверх, это единственный способ ее спасти, но если он так сделает… она сразу поймет, кто он такой.
— Я падаю!
Невозможно было ухватиться лучше, не уронив ее, но если он сейчас же что-то не предпримет, она выскользнет из его рук. Он схватился покрепче, но чем больше боролся за то, чтобы не выпустить ее, тем больше та соскальзывала.
А в следующий миг его рука уже держала пустоту.
Ее крик эхом отозвался в нем, скрутив внутренности в узел. Не раздумывая ни секунды, он отпустил в себе духа, чудовище, которое держал взаперти. Два прыжка вниз по обрыву, и вот он уже внизу, среди камней, подставляет руки, чтобы поймать ее.
Он ждал, что она в ужасе закричит, как только увидит его лицо, но, посмотрев, обнаружил, что глаза ее закрыты. Она лишилась чувств.
Лукан облегченно выдохнул. Он не задумывался ни о чем, кроме спасения девушки, но теперь, когда она была в его руках, нисколько не жалел об этом. Сколько лет прошло с тех пор, как он в последний раз обнимал женщину, и сейчас от ощущения ее мягкого тела, прижимающегося к нему, его естество мгновенно затвердело и воспылало страстью.
Дождь все лил и лил, но Лукан никак не мог оторвать глаз от ее прелестного лица, от нежного изгиба шеи и склоненной к нему головки.
— Проклятие, — проворчал он и запрыгнул обратно на скалу.
Лукан приземлился как можно мягче, чтобы не потревожить девушку, и обнаружил Куина, наблюдающего за ним сузившимися глазами, полными злобы и ненависти. За три сотни лет он уже привык к этому взгляду.
— Так-так, братец, — процедил тот сквозь зубы. — Что ты от нас скрываешь?
Лукан прошел мимо него и зашагал к замку под проливным дождем. Все вопросы потом.
Куин быстро нагнал его.
— Что, скажи на милость, ты делаешь? Ты не можешь принести ее в замок!
— Но и оставить здесь в такую погоду тоже не могу, — возразил Лукан. — Считаешь, что надо отнести ее в деревню? Она без сознания, и я не знаю, где она живет.
— Это ошибка, Лукан. Попомни мои слова.
Может, они и чудовища, но это вовсе не значит, что он должен вести себя как изверг. Слишком долго они прятались в замке, глядя на мир из окон своего разрушающегося дома. Это его единственный шанс сделать что-нибудь хорошее, и он не намерен его упустить.
«Особенно когда так приятно держать ее в своих руках».
Проклиная свое тело, Лукан усилием воли попытался пресечь все мысли о пышной женской груди, прижимающейся к нему, или исходящему от его ноши запаху вереска. Мокрая ткань платья облепляла тело как вторая кожа, предлагая его жадному взору затвердевшие соски.
Он сглотнул, желая сомкнуть губы вокруг крошечного бутона и втянуть плоть в рот. В паху у него напряглось, кровь вскипела, дрожь неукротимой жажды телесной любви прошла по телу.
Пинком распахнув дверь замка, он вошел в большой холл. Фэллон, который лежал на скамье посреди зала, сел и вопросительно вскинул черную бровь.
— Лукан, я пьян, но не настолько, чтобы не заметить, что у тебя в руках женщина. Здесь. В замке. Что не дозволяется, должен добавить.
Лукан, не обращая внимания на слова брата, помчался по лестнице, перескакивая через две ступеньки, в свою комнату. Помещение — одно из немногих в довольно приличном состоянии, чтобы поместить туда девушку. Фэллон своей комнатой никогда не пользуется, а Куин разгромил свою во время одного из своих частых припадков ярости. Все остальные помещения в замке давно заброшены.
В них не было надобности.
Положив девушку на кровать, Лукан развел огонь в очаге, чтобы согреть ее, и попытался утихомирить свое не на шутку распалившееся тело. Неукротимая плотская жажда, вожделение, которое он испытывал к ней, встревожило его. Когда он выпрямился, то не удивился, обнаружив Фэллона и Куина, которые стояли в дверях.
— Может, ее раздеть? — спросил старший брат, устремив взгляд на девушку. — Она, похоже, промокла насквозь.
— Да. — Но Лукан не собирался подвергать себя подобному испытанию. По крайней мере пока не укротит свою плоть. Руки его сжались в кулаки от одной лишь мысли о том, чтобы стащить мокрые тряпки с ее тела и насладиться зрелищем нежной кожи. Интересно, соски у нее такие же темные, как и волосы?
Младший брат шагнул вперед и удлинил свои когти:
— Я сниму с нее платье.
С молниеносной скоростью Лукан метнулся вперед и встал между ним и кроватью у противоположной стены. Девушка — его находка, он несет за нее ответственность. Если оставит ее Куину, тот с присущей ему яростью скорее всего разорвет ее на части, а Фэллон тут же забудет о ней, как только руки его сомкнутся вокруг горлышка очередной бутылки.
— Предоставьте ее мне, — твердо сказал Лукан.
Губы Куина растянулись в ухмылке.
— Все эти годы ты выговаривал мне за то, что я даю волю сидящему во мне духу. А ведь ты, брат, делаешь сейчас то же самое.
Фэллон провел ладонью по лицу и заморгал своими покрасневшими глазами.
— О чем ты толкуешь, Куин?
— Если бы ты время от времени просыхал хотя бы ненадолго, то понял бы, — огрызнулся тот.
Взгляд темно-зеленых глаз старшего брата, так похожих на отцовские, остановился на Куине.
— По мне, лучше уж пить, чем стать таким, как ты.
Младший брат рассмеялся глухим невеселым смехом.
— По крайней мере я знаю хотя бы, какой сегодня день. Скажи мне, Фэллон, ты помнишь, что было вчера? Нет, постой. Вчера было то же самое, что и позавчера, и неделю назад.
— А что делаешь ты, кроме того, что крушишь все, что строит Лукан? — В глазах Фэллона полыхнуло пламя, и мускул на скуле задергался от гнева. — Ты не в состоянии даже помочиться, чтобы не дать волю своему зверю.
Куин ухмыльнулся:
— Проверим?
— Хватит! — рявкнул Лукан, когда братья шагнули друг к другу. — Убирайтесь отсюда, если собрались драться.
Фэллон безрадостно усмехнулся:
— Ты же знаешь, что я пальцем его не трону.
— Совершенно верно, — презрительно бросил Куин. — Мы же не хотим, чтобы великий Фэллон Маклауд искушал своего духа.
Фэллон закрыл глаза и отвернулся, но Лукан успел заметить отчаяние во взгляде брата.
— Мы все носим свои проклятия, Куин. Оставь Фэллона в покое.
— Я сам в состоянии позаботиться о себе. — Старший брат решительно повернулся к Лукану. Потом перевел взгляд на девушку. — О чем ты только думал, притащив ее сюда? Знаешь ведь, что смертному в наши владения вход воспрещен.
Девушка на кровати пошевелилась, и все трое замерли, ожидая, что та вот-вот очнется. Когда она вновь затихла, Лукан облегченно выдохнул и махнул им, чтобы уходили.
— Я спущусь через минуту, — пообещал он.
Как только братья ушли, он стащил с нее промокшие башмаки. Надо было бы снять и платье, чтобы она не простудилась, но Лукан не доверял своему телу — или своим рукам, — что не поддадутся соблазну.
Ее изумительные каштановые волосы потемнели от дождя. Он убрал прилипшую к щеке прядь, и ему безумно захотелось продлить это восхитительное ощущение прикосновения к гладкой нежной коже. Лицо ее, красивое, без изъянов, с высоким лбом и тонкими, изящными чертами, зачаровывало его. И хотя Лукану
